рисунок. Автор встречает на крыльце хозяйку дома в черном

платье, которое к ней „пристало, как весна к природе" (гл. 58),

она приглашает его к себе. В следующей главе дан полунамек:

„Нас было двое", после чего неожиданно следует длинное рас-

суждение об экспромтах, для того, чтобы привести следующий:

Не встретив в ней противоречья

Я кратко кончил свою речь,

Мой друг, игра не стоит свеч,

И мйгом потушил все свечи.

А, через несколько глав, рассказывается об его прощании

с хозяйкой: „Прощай, мой милый постоялец, ты едешь в даль-

ний, дальний путь", которым заканчивается этот примитивный

роман.

Итак, нарушение всякого намечающегося единства, раз-

ложение целого на его составные части и причудливое их

смещение — можно считать законом письма для Вельтмана. Из

области живописи здесь невольно напрашивается сравнение

с Пикассо, ставившим себе такие же задачи.

Для развлечения читателя привлекается также ряд приемов

с л о в е с н о г о г р о т е с к а.

1) Излюбленное В. и в дальнейшем пародирование исто-

рических преданий, событий, лиц. Например, рассказывая

предание об Агамемноне, который встретил холодный прием

в отечестве после покорения Трои, он дополняет: „Агамемнон

был великий полководец, но худой муж. 10 лет... господи,

боже мой, где мое терпение! ни разу не побывать в отпуску,

не подать о себе вести, и в какое же время?" и т. д. (гл. 37).

Читая книгу Азар и восхищаясь описанием магометанского рая,

он вдруг замечает: „Но при всех этих наслаждениях, вообра-

зите себе там же Ангелов, имеющих по 70.000 уст, каждые

уста по 70.000 языков и каждый язык, хвалящий бога 70.000 раз

в день на 70.000 различных наречиях. Это ужасно! Что за

шум, что за крик! Нет, беда быть в Магометовом Эдеме"

(61 гл.). Таким образом, введение какой нибудь комической

детали создает общий гротескный сдвиг.

Пародируются также научные изыскания историков: „По

всему видимому палец велик и хорош... По сравнению преда-

1361

ний Страбона, Тита Ливия, Квинта Курция... подобный палец

принадлежит левой руке Атиллы (гл. 53).

2) З в у к о в о е н а г р о м о ж д е н и е чрезвычайно сложных

имен, из сочетания которых создается целая гротескная како-

фония— другой любимый прием В. Формуляр Александра

Великого можно отыскать в историках: Ариане, Квинте-Курции,

Плутархе, Птоломее, Диодоре Сицилийском, в Фирдусси-ибн-

Ферруке, в Магомете-бен-Эмире-Коандшахе, Хамдаллах-бен-

Абубекре, в Яхиэ-бен-Абдаллахе, в Дахэлуи, в Абдал-Рахмане-

бен-Ахмеде и др. (гл. 85). Автор явно забавляется этим наро-

стающим грандиозным скоплением звуков *), осуществляя основ-

ной принцип гротеска—„безграничное преувеличение".

С именами писателей постоянно связываются явно вымыш-

ленные цитаты в комически-назидательном тоне: „Слава не

может быть основана на одной истине, сказал Квинт-Курций

в один пасмурный день" (119 гл., тоже в * гл. XIX).

3) Следующим приемом гротескного сказа является унич-

т о ж е н и е о б р а з н о с т и слова и вывод, заостряющий

комическое: „Я сел возле письменного стола, бросил взоры на

карту, глаза разбежались, что же мне было делать без глаз",

или: „Бедный мир, как все старо в тебе! сколько лет солнце

волочится за землей. Вот платоническая любовь, вот постоян-

ство!" — И вывод: „что, если на старости лет, земля свихнется

с истинного пути, — пропало человечество от огненных объ-

ятий солнца" (26 гл.).

4) Часто прибегает он к и г р е слов: „Красные девушки

в Подолии... да красны, но не прекрасны, все в цветах, бед-

ные цветы", или 5) к с л о в о п р о и з в о д с т в у : „Пусть мое

сердце холодно, как лед. Может быть полярный лед тверд,

как кремень и удар куска об кусок произвел бы искры... искры

любви. Что может быть лучше любви и с к р е н н е й " (183 гл.).

6) Создавая комическое слуховое восприятие, он прибегает

к з в у к о п о д р а ж а н и ю : „Абуб есть то же, что Амбубайя,

дуда, бывшая в употреблении у Латин, по Талмуду Абуб есть

дудочка", а по мнению всех прочих, Абуб есть тросточка, от

которой барабан издавал тоны приятнее"2) (45 гл.).

Слог Вельтмана чрезвычайно капризен и пестр. Чаще

всего фраза его коротка и эмоциональна. Восклицания, во-

просы, обращения чередуются в бесконечных перебоях. Цитаты,

афоризмы, ссылки на „великих мужей" нанизываются по совер-

шенно случайным ассоциациям. Иногда же он переходит к пе-

риодической речи, явно забавляясь ее размерами и играя сло-

Этот прием особенно любили старые мастера гротеска, напр. Ф. Рабле,

об этом у Н. S c h n e e g a n s : „Geschichte der Grotesken Satire". II ч., гл. 3. 2) Прием, также чрезвычайно характерный для стиля Рабле.

1361

вами. „По границе бывшей Турецкой Империи, или все равно,

по бывшей границе Турецкой Империи. Перестановка слов

ничего не значит" (91 гл.). 2) Также случайны и немотивированы

с к а ч к и от п р о з ы к с т и х у и обратно. Все эти стилисти-

ческие приемы преднамеренны, что он сам подчеркивает: „как

неприятно видеть почтенного автора, который унижается, стара-

ясь сделаться писателем звучным, сокращает искусство свое для

достоинства и благовидности выражений, трудолюбиво подчиняет

мысли словам, избегает стечения гласных, с детскою прину-

жденностью округляет периоды и уравнивает члены выраже-

ниями ничтожными и неуместными красоты" (19 гл.). Разру-

шение всех этих традиций и является, как мы видели, его

задачей. Сказавши в одном месте, что „в руках писателя все

слова, все идеи, все умствования подобны разноцветным камуш-

кам калейдоскопа (26 гл.), он и осуществил это в композиции

и в стиле „Странника", которого сам справедливо назвал

своей „энциклопедией".

Но при внимательном чтении всетаки удается установить

основной центр, к которому все устремляется — это тема

любви. Тема путешествия, включающая описания городов,

местностей разорвана и уничтожена. Главным в книге становится,

в конце концов, описание кишиневских дев, встреч с ними,

то есть мир любви. Тема войны дает возможность перене-

стись в область пережитого и рассказать о некоторых сраже-

ниях, в которых сам автор принимал участие. Но серьезность

тона быстро теряется, одеваясь в общий шутливый колорит.

Составляя войско из амазонок, он принимает над нимй на-

чальство, описывает шатер Царь-девицы и, следовательно, пере-

ходит постепенно к теме любви. К темам историческим он

обращается, большею частью, для случайных сравнений, но

и здесь исключительное место отводится любовным историям

прошлого, а любовь Александра Великого к Зенде и его