т е л ь н о с т ь : „Пучина вод разделяет главы „Странника" друг

от друга, сообщение между ними трудно, я согласен, но вино-

вен ли я, что мое воображение произвело умственный Архи-

пелаг? (гл. 233); 3) н е о ж и д а н н а я о д н о в р е м е н н о с ть

п р о ш л о г о и н а с т о я щ е г о : Из Бендер „незаметным обра-

зом, он приближается по карте древней истории к г. Тирасу,

стертому с лица земли, и любуется, вместе с читателем,

нескромной переселенкой с острова Мило" (79 гл.); 4) соче-

т а н и е р е а л ь н о г о и в о о б р а ж а е м о г о , так что читателю

иногда трудно отличить, когда он описывает прелестных

воображаемых дев, „идеальную деву", или же дает портреты

действительно встреченных красавиц.

Последний прием культивируется Вельтманом и в даль-

нейшем, особенно в „Емеле" и в „Сердце и думке".

Всем этим композиционным приемам придан характер тенден-

циозный, так как автор старательно подчеркивает, что они не

случайны. Бессистемность он возводит в принцип постройки:

1361

Как любопытный чужестранец,

И в мир любви я загляну.

То полюбуюсь на румянец,

То подивлюсь на белизну,

То засмотрюсь на все созданье,

То прикую свое вниманье

К частице общей красоты,

То в бездну погружусь мечты. (IV гл.).

Несколько раз он подчеркивает также б е с ц е л ь н о с ть

своего путешествия. „Верно читателю хочется знать, для чего

я все это пишу... Засидевшись дома, вы вдруг подумаете:

проедусь для моциону, и велите оседлать своего коня. Куда?

так! отвечаете вы" (322 гл.), и сравнивает своего „Странника"

с мотыльком, бесцельно и мгновенно появляющимся на свете.

Но основная его цель — позабавить, насмешить читателя.

Этому назначению отвечают все неожиданные композиционные

перебои, срывы, скачки. И для удобства быстрого пере-

хода от одной темы к другой, от одного лица и места к дру-

гому, происходит и внешнее дробление 3-х частей на 45 дней,

а каждого дня на ряд коротеньких главок. К а л е й д о с к о -

п и ч н о с т ь формы „Странника" находит также свое объясне-

ние в манере ведения рассказа. Это не повествование, а легкая

непринужденная беседа с читателем. Обращение к читателю

весьма популярная манера в романтической литературе, идет

она от Стерна но, например, у Жан-Поля, Ксавье-де-Местра

и других х) это носит характер отступлений от повествования,

у Вельтмана же на этом держится вся плоть произведения. Чита-

тель - собеседник, „ с к и т а ю щ и й с я за ним, как неволь-

ник", я в л я е т с я , таким образом, существенно-

н е о б х о д и м ы м д е й с т в у ю щ и м лицом романа. Автор

постоянно вступает в разговор с прелестной читательницей,

например: Я: „Неправда ли природа здесь прекрасна, вам нра-

вится жизнь сельская?" Она: „Ужасно"! (гл. 78), — дает ее

портрет: „Взгляните на эту милую- ангела-читательницу. Смо-

трите, она покраснела. Грудь ее вздымается"... (гл. 171) и, даже,

посвящает ей стихотворение (ч. И, стр. 79).

Отправляясь на войну, он образует из читателей войско

(гл. 207) и, подходя к Шумле, взывает: „Милые спутницы,

привыкшие к победам, готовьтесь!" Он устраивает затем обед

читателям в „храме воображения", обращаясь к почтенным

старикам, труженникам, юношам, девушкам.

Эта манера непринужденной беседы позволяет Вельтману

рассказать, между прочим, о своем детстве, воспитании, при-

чине пребывания на юге, описать, даже свою внешность: („Я был

хорош, мне говорила про то искательность очей" (гл. 198)),

х) См. ряд других примеров в кн. Э й х е н б а у м а : „Лермонтов".

1361

проявить свою начитанность, а, главное, свое остроумие

и вызывает разнообразные способы, чтобы сделать ее живой

и занимательной.

На помощь приходит ряд композиционных приемов: отказ

от определенного сюжета и замена его калейдоскопом случайных

тем, случайных ассоциаций, неожиданно перебивающих друг

Друга.

Выше приводился ряд примербв таких комически-внезап-

ных перебоев. Укажем еще один: автор собирается дать обед

читателям в храме воображения, (122 гл.) но отвлекается в сто-

рону и обращается к теме войны, затем снова вспоминает об

обещанном (129 гл.) и описывает восточную обстановку обеда,

древних красавиц, от которых вдруг непосредственно пере-

ходит к очам читательницы, с тем, чтобы сейчас же создать

образ „прелестной воображаемой девы". Следующая глава запол-

нена уже философскими размышлениями, из которых его выво-

дит восклицание „тебя ожидают", и он рассуждает о тягости

„обетов". Звуковая ассоциация напоминает ему про обед,

вызывая каламбур: „но кто не знает, что обеты давать легче,

нежели обеды" (137 гл.), после чего он возвращается, наконец,

к брошенной теме.

Целая глава прикреплена иногда .к одному, случайному

слову. Назвавши слугу „гением", он на двух страницах рас-

суждает „о свойствах гения". Окончание главы, обычно

заостряется шуткой, каламбуром, афоризмом. Например, после

размышлений о надежде следует комическое заключение:

„Надежда! светит, светит и все ничего не видно! темно! подайте

свечу" (40 гл.). Глава 42 заканчивается комическим афоризмом

о предрассудке. Иногда шутливое окончание разрушает общий

повышенный тон. — Патетическая глава о красоте природы

имеет такое завершение: „О, это истинная правда, скажет тот,

кто не участвует в откупе природы и которого владения ограни-

чены поверхностью его одежды" (124 гл.). Иногда глава обры-

вается неожиданной репликой. Так прервано описание бури:

„Тучи прежде времени угасили день. Я не виноват, внимательные

мои читатели" (99 гл.).

Все эти композиционные средства, цель которых „поте-

шить своею скачкою" читателя, могут быть названы г р о т е с к -

ными приемами композиции.

Возводя р а з р о з н е н н о с т ь в принцип постройки, Вельт*

май нарушает этим повествовательные традиции, и как было

указано выше, всячески это подчеркивает^ Как бы отдавая дань

существующему канону, он пиш*т предисловие, но помещает его

частью в VI, частью в предпоследней главе, заявляя при этом,

„как скучно и несносно всякое предисловие". О посвящении же

оц вспоминает в конце книги, рассуждая о нем в 123 главе.

1361

Если встречаются вставные истории с намечающимся

сюжетом, то и там соблюден тот же принцип. Автор находит

рукопись, где изложена любовная история Марьелицы (гл. 106),

Ho на середине прерывает чтение, возвращаясь к нему лишь

в 294 главе и оставляя его незаконченным. История пленного

Эмина (гл. 227) также оборвана.

Иногда сюжет передается в намеренно разорванных неясных

абрисах, и читателю предоставлено составить из них цельный