больше ничего..."

Прорывающиеся грустные тона, например, стихотворение

„Как тяжко, грустно мне" (в рукописи адресовано к „Kitty"),

замаскированы легким приключением: странник заснул возле

купальни. Целое рассуждение о веках любви дано лишь для

того, чтобы привести стихотворение:2)

Не анаю, что с моим мне сердцем делать,

Оно грустит, томится бев тебя.

(И, 89)

Отправляясь на войну, он пользуется случаем выразить

всю силу чувств к своему другу: „Вздохните глубоко о том,

что вы некогда любили более всего в мире, взгляните на то,

что для вас дороже всего в мире, теперь слейте эти два

чувства, если от слияния их родится существо, то оно по-

добно будет моему другу" (114 г.). И это является поводом,

чтобы дать портрет этого друга — „как все пристало мило

ей",чиз которого читатель узнает о новом мотиве, вплетаю-

щемся в это чувство.

Тогда мне сердце мысль тревожит,

Что замужем уже она.

Свое настроение он выражает и н о с к а з а т е л ь н о в сло-

вах Александра Великого, который перед походом в Азию

роздал все, что имел, оставя себе надежду (116 гл.), и II часть

путешествия открывается тем, что ее освещает „не обыкно-

венное солнце, но н а д е ж д а — солнце душевное". Также ино-

сказательно открывает он читателю свое душевное раздвоение,

которое так ярко отразилось в письмах: „однажды к вечеру

*) „Моск. Наблюдатель", 1836 г., VII.

2) В рукописи адресовано к .Kitty"

1361

растроганный до глубины сердца, послушайте, сказал я одному

земному существу, схватив его за руку... послушайте, повто-

рил я, и потом произнес медленно: пора почивать. Огненные

слова осветили рассудок и опровергли необдуманный восторг"

(гл. 122). 1-го мая он собирается ехать за город, так как

слова: „поедемте с нами", произнесены голосом, „которого эхо

отдается в сердце", после чего следует длительный перерыв —

путешествие по Средиземному морю, к Тигру, Евфрату, до

Рая, которое имеет явно служебное значение, все это для

того, чтобы бросить намек: „я был в раю" (140, II). Такое же

служебное значение имеет путешествие в историческое прош-

лое (III, 5). „Подобно мне, несомому по волнам Геллеспонта,

мысли мои несутся по пучине памяти". Буря на море, ко-

рабль, взорванный на воздух, описывается лишь для того,

чтобы вставить следующую иносказательность: „Страшно быть

взорванным, я это испытал". И затем поясняющее стихо-

творение:

Холодность сносна лишь при муже,

Но вдруг она день ото дня

Со мной все хуже, хуже, хуже,

Как это взорвало меня.

Третья часть „Странника" вся обвеяна воспоминаниями, но-

сящими уже пессимистический оттенок: „настал новый день, но

я все еще грустный, как будущность безнадежного человека,

не знал, в какую часть света удалиться и бросился в пустыню"

(III, 78). Автор рассуждает о терпении, называя его „талантом ге-

ния", для которого необходима „великая душа", обращается

„к ней", которую не знает, как назвать, „которая похожа на все,

с чем поэты сравнили красоту и добродетель". „Помните ли вы

чувство той минуты, в которую сердце вам сказало: ты сде-

лала добро". И после этого целая глава (304) представляет

собою паузу: „мысль моя здесь выражена молчанием". Вселен-

ная принимает образ „ее", —в „ней" воплотились все его на-

дежды и чаяния.

Заключительные звуки „Странника" грустны и свидетель-

ствуют о неосуществленных надеждах: „надежду на удел

счастливый пришлось забыть", говорит он в воображаемом

диалоге с молдаванкой и заканчивает свое путешествие совсем

не так стремительно и весело, как было его начало. Едет он

„отягченный думами, с беспокойной грустью в чувствах, при-

ходит к „пасмурной беседке".

Так постепенно, из намеренно разрозненных линий, частью

уничтоженных, частью затушеванных восстанавливается цельный

рисунок, но в этой синтетической работе автор не только не

помогает читать \ю, но все время старается ее затруднить.

1361

Двойственный характер любви в „Страннике" Вельтман

сам подчеркивает, заставляя звучать два спорящих голоса:

реалиста и романтика (человека „дородного" и „худощавого"

по рукописи).

Первый пародирует восторженность своего приятеля, не

верит в постоянство и возвышенность любви, проповедует

легкие, мимолетные увлечения, уподобляя любовь бабочке,

перелетающей с цветка на цветок. Ему противопоставлено

романтическое понимание любви, принадлежащее самому писа-

телю, так как слова второго: „любовь есть союз вселенной",

„невольное влечение однородных существ друг к другу", „жен-

щину надо любить как жизнь свою"—целиком взяты из его

2-го письма к К. П. (папка № 2279). Этим двум характерам

любви соответствуют две вставные поэмы: „Э с к а н д е р" и

„Марьелицам , представляющие и два различных стиля:

романтический и реалистический. Обе помещены под видом

найденных рукописей — первая, как перевод вавилонского

сказания из Бахаристана Джиами, вторая — просто затк-

нутая за обои бумага в избе, где автор остановился на ночлег.

Эскандер—типичный романтический герой. Происхождение его

неизвестно, он приемыш Филиппа. „Душа его гранитная",

„воля непреклонная", он „сломил гордость возносившихся

слишком высоко", подчинил себе „четыре пространные моря",

но презрел богатство и смертных, пресытился страстями,

потому что „любовь—привязанность к праху". Он жаждет все-

ведения, подобно Байроновским героям: „солнце и звезды

я сорвал бы с неба, чтобы видеть их тайны". Источник обно-

вления и блаженства он находит в любви Зенды, дочери

Вавилонского жреца Бела, погибшего от его руки. Но дева

требует „стен Вавилона", и когда ее желание исполнено и город

взят, Эскандер гибнет в ее объятиях. Она дает ему „ядови-

тый, любви и мщенья поцелуй", исполняя, несмотря на пробу-

дившуюся в ней страсть, завет отца.

Совершенно противоположного характера поэма о Марье-

лице. Автор ее прикован болезнью к постели в одной молда-

ванской деревне. За ним ухаживает хозяйка, забавляя его

рассказами о своих „давних интрижках". Ее любил фельдфе-

бель ротный, „его-льне буду вспоминать я, он сшил мне сит-

цевых два платья". Не дождавшись его с похода, она вышла

замуж. Приехавший молодой юнкер завязывает новую интригу,

которая оборвана вместе с поэмой.

Романтическая струя любви, проходящая через „Стран-

ника", отображает, как мы видели, истинную любовь Вельтмана,

правда, в умышленно разбитом зеркале. Письма и стихотво-

рения, адресованные в рукописи к „Kitty", использованы