Николай Зольтеман ни в ноябре, ни в декабре, ни к Рождеству не приехал навестить сына. Между ними снова выросла стена непонимания. Виной тому послужила Сюзанна. Она настояла, чтобы Лев показал ей рассвет над Нилом, пирамиды Гизы и сводил в гробницу Тутанхамона, мол, тянет ее в Египет как Клеопатру, и на все ее прихоти Лев оформил еще один кредит, что и взбесило Зольтемана старшего. Об этом он упомянул в новогоднем письме для Прасковьи Марковны. Он так же приглашал ее с внучкой погостить у него на даче, где долгими зимними вечерами он только и делал, что раскачивался в кресле-качалке у камина, но Прасковья Марковна ответила отказом и попросила впредь ей не писать.
Внезапно раздался стук в дверь, и Анастасия одернула руки от батареи, закатила рукава, еще раз взглянув на бабушку сквозь круглый кусочек стекла, отогретый дыханием на фоне расписных узоров, и с удивлением направилась к двери.
— Кто там? — спросила недоверчиво.
— Настя, это я — Карина!
В плохо освещенном коридоре стояла ее сотрудница. Белый свет из комнаты, где были распахнуты шторы, озарил ее взволнованное лицо. На куртке блеснули капельки растаявшего снега. Карина тяжело дышала и мялась на месте.
— Привет. Ну, чего ты стоишь, заходи! Что стряслось? На тебе лица нет.
Анастасия завела ее в комнату, предложила снять куртку, но Карина отказалась:
— Я ненадолго. Тут такое дело, не знаю, как и сказать, в общем, Льва сбила машина. Это произошло вчера поздно вечером в центре города. Он был пьян…
— Он, что умер? — перебила Анастасия.
— Нет, но он в критическом состоянии. Мама говорит, что он может остаться инвалидом на всю жизнь. На утро он все еще не пришел в сознание. Телефон разбит. Мама пыталась воспользоваться его сим-картой, но и она повреждена — позвонить его отцу и сообщить нет возможности, и я решила прийти к тебе. Нужно что-то делать.
— О Боже, — Анастасия разревелась, — но что я могу сделать? У бабушки был адрес Николая Трофимовича… Отправить срочную телеграмму? Как помог бы сейчас мобильный телефон!
— А у твоей бабушки нет его телефонного номера? Мы бы позвонили с моего мобильника!
— Думаю, нет. Что же делать? А если он не очнется? Что с ним? Он сильно покалечен?
— На нем места живого не осталось. Сама представь, как выглядит человек, которого на скорости сбивает машина. Дежурный врач разговаривал со свидетелями. Они говорят, что Лев отскочил после удара на двадцать метров. Представляешь, какой это был удар? Самое страшное — это перелом позвоночника: без операции не обойтись, но без денег операцию никто делать не будет. И вообще, ты бы знала, сколько стоит одна капельница…
— Я должна его увидеть, — Анастасия схватила пальто и шарф, бросила вещи на кровать и, открыв шкаф, из обувного коробка, где хранились документы, взяла несколько купюр. — Я сейчас быстро оденусь и пойду к нему. Побегу! У меня есть немного денег… по крайней мере на обезболивающее хватит… Боже, хоть бы он поправился и встал на ноги!
— У Льва свой бизнес, богатый отец — зачем тебе платить за то же обезболивающее? Пусть сами платят! Тем более, Лев тебя бросил.
— Если он очнется, а он должен очнуться, то ему наверно будет очень больно. Я не хочу, чтобы он страдал, даже если он и заслуживает наказания… но не такого же.
— Ладно, не буду тебя отговаривать от добрых намерений, но первым делом нужно сообщить отцу Льва о несчастном случае. Кстати, Льва тоже сбила черная Шкода. Как-то все это очень подозрительно, не находишь?
— Как и его друга? — Анастасия сосредоточилась. — А номера? Водителя не нашли?
Не успела Карина ответить, как в комнату вошла Прасковья Марковна:
— Лев попал в больницу? — спросила она.
Анастасия все ей объяснила в двух словах, и Прасковья Марковна успокоила внучку тем, что у нее сохранился почтовый адрес Николая Зольтемана, и она сейчас же пойдет в отделение связи, чтобы отправить ему срочную телеграмму.
Втроем они поспешно спустились по лестнице и вскоре разошлись в разные стороны.
Вне себя от волнения Анастасия всматривалась в лицо спящего Льва. Его до неузнаваемости исказила ужасная трагедия, и если бы не две знакомые цепочки на шее, то Анастасия сначала непременно усомнилась бы, что перед ней именно он.
Лев не проявлял никаких признаков жизни, кроме слабого едва ощутимого дыхания. Голова туго перебинтована. Повязка на виске пропиталась кровью; часть лица стесана; вокруг раны, сочащейся сукровицей, образовались корки. Дрожащей рукой Анастасия коснулась его распухших губ. Они показались ей слишком горячими и чужими, словно не их поцелуи будоражили ее мысли не так давно. Рука осторожно скользнула по щеке. Кожа имела фиолетовый оттенок, под глазами нависали мешкообразные складки, и даже нос казался чужим — большой с широкими полями и круглым поцарапанным кончиком. Брови не изменились — они по-прежнему сохраняли правильную форму и лишь несколько отросших волосинок выбивались из четких очертаний.
Анастасия с болью смотрела на загипсованную руку и ногу, на капельницу, от которой тянулась прозрачная трубка, на белый прямоугольный кусочек лейкопластыря, придерживающий острую иглу, на неподвижные сжатые пальцы такие же избитые и в фиолетовых синяках, как и лицо, левое предплечье, и даже верхняя часть груди, не укрытая одеялом.
Анастасия гладила и держала его руку в своей, напрасно разговаривала с ним в надежде, что он откроет глаза, узнает ее и скажет хоть слово, но Лев никак не реагировал. Она дрожала всем телом. То сидела у кровати и плакала, то вскакивала и переносила стул к окну, к батарее, подносила сложенные ладони к губам и бессвязно шептала молитвы, глядя в низкое бледно-серое небо.
Несколько раз заходила медсестра, проверяла пульс, капельницу и советовала Анастасии не мучить себя, а пойти домой и ждать новостей от Жанны Сергеевны — мамы Карины.
— А если я только уйду, а он откроет глаза? — наивно отвечала Анастасия, на что Татьяна, так звали медсестру, лишь пожимала плечами и сочувственно вздыхала.
С самого начала Татьяна не разрешила Анастасии даже войти в палату, она уперто твердила, что пациент в тяжелом состоянии и визиты крайне не желательны, но ее разжалобили слезы, к тому же Анастасия сама вызвалась оплатить первую медицинскую помощь, после того как Татьяна предъявила ей чеки на покупку медикаментов в аптеке. В итоге в кошельке у Анастасии осталась лишь незначительная сумма, на которую и килограмма яблок нельзя было купить, но она со спокойной совестью выполнила свой долг, и ей было приятно, что именно она, а не Сюзанна, и не кто-то из друзей Льва первый примчался к нему в больницу. Где-то на подсознательном уровне она все еще соревновалась с ними, особенно с Сюзанной, которая ни утром, ни днем, ни вечером так и не появилась.
Ближе к полудню Лев слегка шевельнул рукой, и Анастасия тут же заговорила с ним в полный голос:
— Ты меня слышишь? Лев! Скажи хоть слово! Ну, пожалуйста, услышь меня!
— Зла-то-влас-ка… — прошептал он по слогам, не открывая глаз. Его губы едва шевелились, но и от малейшего движения нижняя губа лопнула, и капелька алой крови застыла на ней.
— Лев… я сейчас вернусь…
Анастасия привела медсестру.
К их приходу Лев открыл глаза и ерзал головой по подушке, будто хотел избавиться от повязки, как собачонка, не привыкшая к шляпкам и кофточкам. Татьяна лишь взяла его за руку и задала вопрос о самочувствии, как вдруг он неожиданно громко вскрикнул и одернул руку. Потом послышались сердобольные стоны, и все его тело несколько раз сотряслось как при сильном ознобе. К бровям скатились крупные капли пота. Боль давила на него изнутри, и когда он взглянул расширенными глазами на медсестру, та отшатнулась и выбежала из палаты с криками: «Иван Ильич, идите скорее — Зольтеман пришел в себя».
После осмотра доктор сказал: «Жить будет, не волнуйтесь». Он также завел разговор об операции, на что Анастасия ответила, что этот вопрос лучше обсудить с отцом Льва и уверила, что тот в скором времени приедет.