Алекс взялся помочь и стал искать объявления в газетах. Продажа женского тела для него была каким-то неоспоримым источник дохода, ему было очень странно, что я им не пользуюсь. Сначала я попала к какому-то датскому фотографу, который сказал: «Да-да-да, мы ищем новые лица! Надо сделать лукбук. Сейчас мы в студии сделаем пробы». Меня мощно накрасил визажист, залачил мои кудряшки, и я в спортивном лифчике и трусах-шортах (само целомудрие!) застенчиво корчилась у шеста. Эротика, ё. Когда у меня что-то не получается, я ухожу в альтернативу. Альтернативная эротика – мой конек. Дальше проб дело не пошло. Пробы, это ж… как дегустация! Так себе омары были… Брать не будем. И я стала опять искать. Я нашла фотографа, который делал рекламу нижнего белья. Вернее, хотел ее делать, хотел получить заказ. Поэтому снимал девушек в белье для себя и своего портфолио, как-то вот так. Он заплатил мне что-то. Типа те самые сто рублей. Но это было романтично. Мы ездили к серому северному морю. Датское побережье, суровые камни, ветер, холодные соленые брызги. С нами была старая лошадь – визажист-стилист, которая все время загораживала меня простыней от каких-то мифических прохожих, которых не было ни одного на этом диком побережье. У меня было несколько комплектов белья, и, когда я переодевалась, она стояла с простыней на поднятых руках и говорила: «Be comfortable». Простыня страшно мешалась: задиралась вверх, болталась от ветра и била меня по морде. Я протестовала: «I dont shy, dont shy!» Но лошадь стояла на своем: «Ok, Ok, anyway» – и продолжала держать над головой этот белый стяг целомудрия. Тех фотографий я так и не увидела. Заработала 100 крон и поняла, что это – не вариант. Дальше нашлась какая-то странная студия, она называлась Студия «Тольв», что по-датски значит «12». Из всех прочитанных мною объявлений только они написали слово «soft» рядом со словом «erotiske». Это многое объясняло. И я не ошиблась. Они не снимали порно, а действительно делали эротические фотографии. Вернее, давали возможность делать их всем желающим. Система следующая: сидит соблазнительная девушка в пустой комнате, приходит «любой желающий», платит деньги и фотографирует ее – голенькую. Соответственно, почасовая оплата. Студия берет 1000 крон в час, девушке – 500 крон. Это же были бешеные деньги для меня! И все это тоже где-то на окраине, в пригороде. Я ехала встречаться и очень боялась. Потому что в России обычно этим занимались какие-то недоноски. Я боялась увидеть какого-нибудь злобного маньяка, который мне при случае отрежет нос, а потом воспользуется моим девичьим телом. И в лесу, в этом пригороде, я останусь навсегда. Но в Дании все это настолько легально, что даже у проституток есть профсоюзы. А уж эротическая фотография – вообще детский сад. Приезжаю я на эту стрелку. Конечная станция метро. Какие-то промышленные постройки, какие-то новые дома-коробочки, очень мало людей, солнышко пригревает, никого нет. Все чисто и современно. И сидит на лавочке такой благодушный толстяк в желтой бейсболке, просто вообще миляга. Оказалось – мой босс, Хенрик. Привез меня в какой-то дом, типа таунхаус с отдельным входом. И попросил показать сиськи. Буднично так… Кивнул: о'кей. Принял на работу.

Работа такая: я и моя сменщица (то есть нас двое должно было быть на смене – блондинка и брюнетка) сидим в исподнем и весь день курим бамбук. Ждем. Иногда приходят какие-то люди. По звонку. Якобы фотографы: маньяки, дедушки, юнцы и прочие несчастные, оставшиеся без женщин. Приходят со своими фотоаппаратами. Как правило, с мыльницами, черте с чем. Выбирают кого-то из нас и ведут в маленькую комнатку, в которой только окно и диван. И на этом диване мы кочевряжимся как можем. Собственно, изображаем дикую страсть и эротику, стягиваем с себя трусы, а те – весь этот процесс фотографируют. Играем в журнал Playboy. В общем, когда меня «пробовал» на этом диване первый раз какой-то фотограф – друг Хенрика, он позвал босса. Срочно, чтобы он прибежал и посмотрел на это сокровище: «Представляешь, с каким энтузиазмом она это делает?!» «А скажи, пожалуйста, ты действительно так любишь секс или ты – просто хорошая актриса?» Я, как хорошая актриса, томно ответила: «Конечно, я люблю секс». Хотя, может, я его и любила, кто ж теперь знает. Короче говоря, они все порадовались, сделали со мной промошутинг и закатали себе в портфолио, чтобы клиентам показывать. Все было настолько по-деловому, что для меня, русской девушки из дикой страны девяностых, было очень непривычно. Никаких сальных шуточек, экзальтированных женщин и злых сутенеров… Никаких сверхприбылей и шальных денег… Пистолета под столом, кокаина на столе… И все такие спокойные, в растянутых на жопе трениках… Разрыв шаблона. Там еще была ассистентка Хайди, такая абсолютно обычная датская девушка. Она вообще была не при делах, и вся эта эстетика ее не трогала. Ее задача была – ответить на телефонные звонки, купить туалетной бумаги и получить зарплату вовремя. И что с ней в комнате еще две полуголые девушки – ей было вааще поровну. Как-то раз Хайди ездила в магазин, что-то там закупала для Хенрика. Хенрик попросил ее купить несколько штук киндер-сюрпризов. И я с подозрением спросила: «Зачем тебе киндер-сюрпризы?» Я уже представила, как он надевает шоколадные половинки на головку члена, например, и сидит с полузакрытыми глазами в темноте… Но выяснилось, что у него двое детей, очень милых и ласковых. Вот фото. И милая жена. И он, собственно, хочет детей порадовать, когда придет с работы. OMG!

Сидели мы в этой комнате вдвоем с Ханной, пили кофе и болтали. Болтать, правда, я не очень любила, плохо язык знала, но все равно пыталась. Я чуть-чуть была постарше и вообще как-то поувереннее себя чувствовала, как ни странно.

Когда я приехала первый раз работать и разделась, красивая такая, все вдруг они начали ржать. Толстый Хенрик и его друг-фотограф начали пихать друг друга в бок и потом спросили: «А у вас в России все так ходят?» Я спросила: «В чем дело-то, друзья, что вам не нравится?» А они сказали: «Ну, дело в том, что ты очень мохнатая. Вообще-то это было очень модно в семидисятых, а сейчас это не возбуждает. Очень круто было бы все это сбрить. Ты знаешь, что такое интимная стрижка? Ты сходи сейчас в какой-нибудь салон красоты, сейчас их везде делают». Я знала, что в Москве так делают только проститутки. Но я же не… В школе живописи тоже были обычные люди, и мне в голову не приходило, что нужно делать какую-то эпиляцию… Я вообще-то не очень волосатая женщина, меня этот вопрос не сильно волновал. Ноги и подмышки я брила станком, а лобок я никогда не брила, потому что меня никто этому никогда не учил. Было ясно, что ни в какой салон красоты я точно не пойду, потому что это платная услуга, на которую у меня нет никаких средств. И выход – сбрить все на хер – меня абсолютно устроил. Надо сказать, я не стала запариваться на эту тему, понимая, что все это – культурные условности. Просто сделала, как просили. Но, сбрив один раз, делаю так и сейчас. Я на веки вечные усекла, что брить надо. Потому что Хенрик как-то очень убедителен был, когда увидев мой лысый пирожок сказал: «Тhis is more sexy». С тех пор это непреложная истина для меня.

Дежурили мы раз или два в неделю. И работы получалось два-три часа максимум. У меня была кличка Black Russian – оказывается, есть такой коктейль с водкой. Я не знала. Просто я в черном всегда ходила, да и сейчас так хожу. Я выполняла приблизительно один и тот же набор кульбитов на диване, плюс-минус, в зависимости от настроения. «Маньяков» было много, всех я не помню, естественно. А один раз пришел вполне симпатичный чувак, в моем вкусе, можно сказать. Лет тридцати, с бритой налысо головой, коренастый. И он выбрал меня, и мы пошли с ним на диван. И только я начала там что-то изображать, как он, очень неожиданно для меня, эдак бесстрастно подошел, расстегнул ширинку и показал взглядом: «Давай!» А сам начал настройки в мыльнице менять и на ракурс сверху примериваться.

Я сказала, что это не моя работа и я этого делать не буду. Он очень удивился, просто оторопел и сказал: «Я заплачу тебе extra-money!» Но я сказала: «Нет, дело не в деньгах, просто это не моя работа, понимаешь? Это я делаю, а это – не делаю». Он разозлился ужасно, по-моему, даже хотел ударить меня по морде, но сдержался. Он бегал по этой комнате и истерично что-то причитал по-датски. Типа что так нельзя с клиентами, и что только русские сумасшедшие могут так себя глупо вести, и «зачем тогда ты сюда пришла работать»… Но я зарубилась и твердо решила, что меня никто не заставит, если я не хочу. Сидела и демонстративно ковырялась в пальцах ног. В итоге он выскочил наружу с расстегнутой ширинкой. Пришел Хенрик и меня отчитал, но и ему я сказала: «Хенрик, мы об этом не договаривались, извини». Он развел руками и привел ему мою напарницу. Я вышла. Она сделала все как надо, не пикнув. Я поняла, что больше сюда ходить не буду, потому что здесь мне все-таки никто не гарантирует… неприкосновенность. Как говорится, «спать ты со мной можешь, но душу ты мою не получишь…» Что-то из этой оперы. Из Куприна «Ямы», кажется. Слишком рано в детстве я ее прочитала, видимо.