Вечером мы собрались на концерт. Ростовский рок-клуб. Оказывается там такой был. По этому поводу мама посоветовала мне хорошую парикмахершу, лучшую в Ростове. Я с благодарностью приняла предложение. Мы приехали на папином старом вольво в большой вонючий салон. Пахло одеколоном, перекисью водорода и палеными волосами. Мама манерно познакомила меня с лучшим мастером в городе, типа: вот, невесту сын привез из Копенгагена. Они обе вздохнули. И я запарила мастера сделать мне короткую стрижку и покрасить в блондинку. Блондинка из меня никакая. Нету во мне блондинки. Я всегда становлюсь ярко-рыжая. Апельсиновая. Но, раз лучший мастер в городе – пусть работает, может, получится. Мастер сняла с меня фольгу и ахнула. Все начали бегать и ахать. А я смеялась. Я знала. И тогда началась вторая часть представления: я попросила исправить положение – сделать меня ярко-красного цвета. Мастер решила не спорить и сделать все, как я прошу. Я вышла оттуда огненно-красная. Мама вскрикнула. Папа крякнул. А братик обнял меня за ногу.

В таком виде я оказалась на концерте. В каком-то диком ДК. Музыку обсуждать смысла, конечно, нет. Как только я туда вошла, все расступились и замолчали. Потом стали знакомиться. Все спрашивали: «Ты шо, правда с Москвы?» «Да, – решила я не подкалывать их за „шо“, за „с Москвы“ и за „оканье“ заодно. – И я завтра опять туда полечу!» «Ой, – начали угарать пацанчики, – палечу! В Маскву палечу!» И ржали довольно долго, пока у меня не вскипело негодование. Тогда они прочитали мне лекцию о первичности оканья по отношению к аканью. Я сказала, что мне все равно. И в знак перемирия мы решили пойти дегустировать ростовские бошки всем кагалом. Курить почему-то пошли в туалет. Все сразу, естественно. Вместе со мной, естественно. И, закрывшись в кабинке впятером, начали дымить там за беседой. Нам стучали. Потом стали орать и стучать. Начали требовать, чтобы мы немедленно вышли, потому что «ссать охота». Я возмутилась: «Они че, подождать не могут, козлы? Рядом еще кабинка!» «Она сломана! – орали нам снаружи, – открывайте!» «Идите в жопу!» – орали им мы. «Ща охрану вызовем», – орали нам. «Идите во дворе поссыте, западло что ли!» – предложила я. После этих слов на меня зашикали даже «свои». «Западло» – плохое слово. А ростовские пацанчики харахористые, заводные, с ними осторожно надо шутить. Мы открыли дверь и вздрогнули. Кажется, весь зал собрался около нашей кабинки. Все махали руками и негодовали. Увидели меня и вообще взъелись: «Да они там впятером с телкой развлекались! А мы? А нам?» Опасность возбуждает меня, как запах крови – хищника. Я начинаю веселиться. Я шла сквозь строй и показывала всем факи. Женя сказал, что больше со мной на концерт в Ростове не пойдет. Я предложила поехать в Москву. Там должно быть поприличнее, нет? Да и что тут делать с простынями в розочку и свежим творожком с рынка? Женя согласился сразу.

А я запарилась. Там же Саша! И он до сих пор не в курсе. И дождавшись, когда все уехали по делам, я зашла в папин кабинет, где стоял солидный коричневый аппарат с дисковым набором. Набрала знакомый номер. Выжженный в мозгу. Саша почему-то сразу взял трубку. Как будто ждал. И сразу стал кричать: ты где, что с тобой? Я смутилась: я в Ростове… Саша закричал:

– Почему ты там? Хочешь я приеду за тобой!?

– Нет – сказала я, – не хочу. Я здесь не одна.

Мы помолчали. Саша спросил:

– У тебя есть другой?

– Да, – сказала я. – И тебе лучше не знать, кто это.

Я поняла, что люблю Сашу. Но мне нравится его мучить. Только так я чувствую, что ему небезразлична. Потому что он флегматик и вообще козел. Мы помолчали.

– Кто? – спросил Саша.

– Женя. Ты помнишь его. Ростовский.

Саша застонал на том конце провода, это был удар. Я услышала шаги за дверью.

– Все, я больше не могу говорить. Я позвоню тебе скоро. Приеду в Москву и позвоню!

– Нет, не вешай трубку! Почему? Только скажи мне, почему он?

– Он – отличный любовник, – сказала я и повесила трубку.

В кабинет заглянула мама и, улыбнувшись, спросила, что я здесь делаю. «Деньги ищу в столе», – пошутила я. И мы вышли к обеду. Только самое свежее. Куриная лапша, котлетки паровые… Аппетит у меня был не очень после разговора с Сашей. Женя за обедом сказал, что мы едем в Москву. Мама его удерживать не стала. Папа, правда, был против. Хотел, чтобы сын остался и помог ему в бизнесе. Папа открыл один из первых частный банков в городе. Сначала стал давать под проценты, потом открыл банк. Шел девяносто шестой год. Но Женя выбрал Москву.

Глава 38

Раздвоение моей личности. Московская гетера. Нелегкий выбор. Запой. Пустой чемодан. Гоп-компания. Начало новой драмы.

В Москве была движуха. Но мы не могли сориентироваться, разобраться, что к чему. Как будто всем здесь было и без нас очень неплохо. Я вытащила Женю пару раз в город, но он неожиданно потерялся на фоне столицы. Стал какой-то заурядный. Стал какой-то неинтересный. Он засел у меня дома и стал читать. И курить. А я летала на помеле. Я встретилась с Сашей. Но кроме укола совести ничего не ощутила. Как будто с ним нас больше ничего не связывало. И наша встреча прошла без неожиданностей. Саша нервничал, петушился и готов был бороться. А я думала про себя, что бороться нужно было раньше. Но мне было тяжело расстаться с ним. Я хотела видеться, встречаться, гулять по Москве, но не хотелось трахаться. Дома сидел Женя, с которым хотелось трахаться, но не хотелось гулять по Москве. Я ездила туда-сюда. Саша требовал от меня принять решение. Я глупо хихикала и ничего не могла поделать. Мы ехали в вагоне метро, громко стучали колеса. Он рисовал мне на листке бумаги свое разбитое сердце. Я рисовала ему свое целое, но кривое. Одна половина – Саша, другая – Женя. Саша вызвал Женю на разговор. Попросил меня не участвовать. Я спросила: «Морды будете бить?» Саша ответил: «Может быть». Я подумала, что обоим это будет полезно. Они встретились, но ни к чему не пришли. Никто не хотел обидеться и уйти первый. А я не могла принять решение, у меня не хватало данных и я ждала. Ждать было неприятно, потому что я чувствовала себя сукой. Которая всем делает больно. Мне это не нравилось. Я искала выход, советовалась со взрослыми тетками и подругами. Но они только радовались почему-то. И никто не хотел понять, что нет в этом никакой доблести. И что это может быть тяжело. Одна подруга сказала, что я смотрю на вещи не с той стороны. «Если не можешь изменить что-то вокруг себя, поменяй свой взгляд на проблему», – сказала она и дала мне адрес «одной мудрой женщины». Тогда было нашествие на Москву разных колдунов и экстрасенсов, знахарей и гипнотизеров. Я позвонила и аккуратно поинтересовалась: «Почем?» «Бесплатно», – сказала мудрая женщина. И я поехала, полная любопытства. Женщина жила в типовом доме, на девятом этаже в обычной квартире. В подъезде пахло кошкой, Она открыла мне обычную дверь в дурацком шелковом халате на голое тело. Пахло сандаловыми благовониями и играла дурацкая музыка. Она была довольно молодая и некрасивая. Она спросила, зачем я пришла. Я, сбиваясь, изложила проблему:

– У меня два парня, я обоих люблю и выбрать не могу.

– А зачем выбирать? – спросила мудрая женщина.

– Нууу, они меня просят об этом. Им плохо!

– Ну, а тебе? Тебе должно быть хорошо?

– Нет, мне тоже плохо, если им плохо, тем более сразу обоим!

– О-хо-хо… – расстроилась мудрая женщина.

И начала мне рассказывать о женской мудрости. О гетерах и любовницах, которые умеют сделать счастливыми сразу несколько мужчин… И что этому можно научиться в их школе гетер. Дорого, но перспективно. Я выслушала ее до конца. И сказала:

– Нет. Это мне не интересно. Я не хочу тратить свою жизнь на мужчин. Тем более, на нескольких. Я хочу быть сама счастлива. Я хочу школу жен. Нет у вас такой?

– Ну, – разочаровалась во мне гетера, – это довольно банально…

Но меня вполне устроил бы один мужчина. Только как же его выбрать? Однажды вечером, выходя из ванной, я обернулась, чтобы не поскользнуться на мокром кафеле, и неожиданно увидела любящее Женино лицо. Он стоял в дверях, протягивая мне развернутое полотенце. И я вскипела. «Везде ты! Куда ни повернись – ты! У меня нет ни секунды личного пространства! Ты без меня – ничто!» Это была правда. Ростовский мальчик после иммиграции, без профессии и работы, без связей и без амбиций. Ему была нужна только я. Мне нужен был весь мир. У него не было шансов. Я дала ему три дня – уехать куда угодно. И поехала к Саше на дачу. И первый раз в жизни упала в запой. Крайняя мера. Сашина дача была прямо в черте города – окнами на двенадцатиэтажку. Бревенчатые пол-избы и участок, заросший крапивой. Раскладушка и колченогий стол. Несколько дней я жила там. Молча пила водку и утром косила заросли крапивы. Обычной косой, как у смерти. Водка выходила с потом. И оставалось недоумение: как жить? Для того, чтобы остаться здесь, в Москве, мне нужно было «пристроится». Нужны были связи, знакомства, движение. Женя не смог бы помочь мне в этом никак. Он уехал через три дня, как и обещал. Он был честный и принципиальный человек. А я вскоре ушла и от Саши, искренне предложив ему дружбу, чуть «Эврика!» не вскрикнула. Вернулась в пустую квартиру и загрустила. Особенно расстраивал пустой чемодан посредине комнаты. И я плакала, когда его видела.