И Вылка произнёс горячую, краткую и убедительную речь на своём родном языке:

– Стыд, как огонь, жжёт меня. Вам всем сегодня должно быть стыдно! Кто из нас учился

в школе? Кто умеет читать? Скажете, что я учился. Да, добрые люди научили меня читать и

писать. Спасибо большое Владимиру Александровичу Русанову. Что звери, что мы – для

царской власти это было одно и то же. Советская власть считает нас людьми. Такими же, как

русские, как все другие народы. Советская власть верит, что наши дети могут учиться не

хуже, чем русские. Она открыла для наших детей школу. Я уже сказал вам, что в школе наши

дети учатся хорошо. Зачем мешать им учиться? Кто говорит вам, что они не столько учатся,

сколько балуют? Говорят те, кто не хочет, чтобы наши дети были грамотными. Одному из

самых давних зимовщиков на Новой Земле до 1917 года мы верили во всем. Вы все его

знаете. На артельных началах мы согласились с ним промышлять. Весь доход от своих

промыслов доверили ему, двадцать две тысячи рублей артельных денег доверили. Он их в

норвежский банк свез. А в 1917 году после революции сказал, что все наши деньги пропали...

– Тарем, тарем (так, так), – послышались возгласы с мест. – Обманул он нас!

– Таким, как наш бывший артельный голова, темнота ненцев – прямая выгода. Тёмными

наши дети останутся – легко их будет обмануть, обсчитать. Грамота – это свет! Я за то, чтобы

дети мои стали светлыми! Я за то, чтобы школе быть! – горячо воскликнул Вылка.

При последнем слове он энергично вскинул вверх правую руку. Вслед за ним

решительно подняли руки и все делегаты.

– Опустите, – сказал Тыко Вылка после небольшой паузы. – Пиши, секретарь: «Школе

быть!»

Среди женщин начался шумок: чувствовалось, что кое-кто из них недоволен решением

съезда. Тыко подозвал учителя. Сказал ему:

– Съезд решил, а матери по-своему сделают, увезут своих детей. Нельзя перерыв в учебе

сделать?

– Дай слово – всем скажу об этом.

Тыко Вылка постучал линейкой по столу.

– Помолчите маленько. Учитель что-то сказать вам хочет.

– В русских школах после четырёх месяцев учебы школьникам дают отдых. Надо дать

отдых и моим ученикам. Везите на две недели домой – пусть отдохнут.

Раздался дружный смех и крики:

– Не возите, не возите, а теперь повезите!

– Не повезём!

Тыко Вылка, наклонившись к самому уху учителя, тихо сказал:

– Сначала я ошибку допустил – ты меня поправил. Теперь ты ошибся – я тебя поправлю.

Стук линейки водворил тишину. Широко улыбаясь, с лукавыми искорками в глазах Тыко

Вылка произнес заключительную речь:

– В повестке съезда вопросов больше нет. Объявляю... Нет, не то слово сказал. Так надо

сказать: приглашаю всех ненцев в Белушью. Ночь переспим – в Белушью все пойдём:

свадьбу моей дочери справлять станем. Всех школьников тоже в Белушью повезём.

Согласны?

* * *

Ночь как день: солнце далеко не доходит до горизонта. Под тёплыми лучами расползлись

прорехи на снегу, а в них проглядывают тёмные и бледно-зелёные пятна. В заливах лёд стал

серым, губчатым. Огромные стаи птиц наполнили новоземельскую тундру немолчным

гомоном.

После зимней тишины птичий гам кажется человеку особенно приятным. Птицы – это

ниточка, которая связывает Новую Землю с остальным миром.

Теперь уже нечего бояться голодовки: есть мясо птиц и птичьи яйца.

Кармакулы – главная резиденция гагарок. Около Кармакул расположена группа

скалистых островов – их излюбленное местожительство. Неуклюжая на суше, гагарка не

может легко подняться с ровной площадки и выбирает для гнездования отвесные скалистые

берега. В случае опасности гагарка прямо со скалы падает в воду и ныряет. Под водой она

работает не только перепончатыми ногами, но и крыльями – летит.

Когда впервые подходишь к каменной скале, выступы которой усеяны гагарками, и

смотришь вниз на море с высоты 50–100 метров, холодок пробегает по спине. Не только

спускаться вниз – смотреть страшно. Малейшая неуверенность в себе, потеря равновесия – и

полетишь с огромной высоты в холодные волны.

Вода и ветер усиленно трудятся над разрушением этих скал. Весною вместе с тающим

снегом куски камня постоянно падают в океан. Часто достаточно бывает выстрела, чтобы от

скалы оторвался камень и с грохотом полетел вниз, увлекая за собой другие.

Вот такие-то места и любят гагарки, тут-то они и гнездятся. Гагарка не вьёт никакого

гнезда. Она кладет на выступ скалы одно единственное яйцо и садится на него. Спугнутая,

бросаясь в воду, птица нередко увлекает за собой и яйцо.

В этом случае потерю она тотчас же восполнит: снесёт другое яйцо. Этим и объясняется,

что сколько ни собирают яиц, заметной убыли их не наблюдается.

Гагарки прилетают в места, гнездования значительно раньше других крупных птиц. Сбор

яиц гагарок обычно начинается в конце июня. Хоть и неприступна на первый взгляд скала, но

в погоне за яйцами, этим лакомым блюдом, человек превозмогает страх. Случалось и такое,

что кто-то обрывался со скалы, разбивался об острые уступы камней или тонул в океане, но

других это все равно не останавливало.

С ведром в руке или же пряча яйца внутрь малицы, ходят промышленники по

обрывистой скале, выискивая место, куда бы поставить ногу, за что бы ухватиться свободной

рукой. Главное надо успеть собрать свежие яйца, пока они не запарены. В это время яйца

гагарок – почти единственная пища кармакульцев. Они так и говорят: «Яйца с яйцами едим».

Из яиц ухитряются даже делать молоко. Правда, вкус этого молока далёк от вкуса молока

коровы, но новоземельцы неприхотливы. «Брюхо не стекло, – приговаривают они, – не

просвечивает. Значит, набивай чем хошь».

Соблазнительно было и для школьников полакомиться яйцами. То один, то другой

отпрашивались у учителя поехать с родственниками на птичий базар.

Приставали и к учителю:

– Пойдем на базар!

Тот колебался.

– Помните, что отцы ваши на съезде говорили? Никого из вас на базар не пускать...

Но что ребятам родительские предостережения, когда яйца так вкусны, а базар – рукой

подать: только перейти рукав моря по льду – и базар, всего-то пять километров до него. В

тихую погоду у школы слышен даже свист разрезаемого многими тысячами крыльев воздуха.

Разве устоишь против такого соблазна?

В начале июля учитель решился:

– Завтра, если будет солнышко, пойдём на базар. Только уговор: к краю не подходить. Я

буду собирать яйца, а вы будете носить их к санкам.

От радости ребята загоготали, закрутились, образовав бесформенный ком.

На следующий день с раннего утра засобирались в поход: взяли хлеба, чаю, сахару,

масла, дров, кружки, кастрюли, корзины под яйца. Когда пришел учитель, всё уложили на

санки и с гиканьем понеслись по льду рукава.

На птичьем базаре никак нельзя было отогнать ребят от края обрыва. Уговоры не

действовали. Наконец учитель согласился дать каждому попробовать прелесть сбора, приняв

меры предосторожности.

Первым полез самый старший из воспитанников. Его опоясали веревкой, конец которой

находился в руках учителя и других ребят. На первый выступ скалы парнишка ступил смело.

Потом посмотрел вниз и закричал:

– Боюсь!.. Боюсь!..

– Ведь ты же на верёвке, – успокаивал его учитель.

А ребята стали подзадоривать:

– Струсил, струсил!..

Насмешки подействовали, страх прошёл. Минут через пятнадцать первого сборщика яиц

вытащили. Он весь вымазался птичьим пометом, даже нос ухитрился запачкать. Зато в мешке

оказалось много яиц.

У ребят разбежались глаза. Бросились считать.

– Мат-ю самлянг (68), – насчитали они.

До обеда все успели спуститься вниз. Было собрано около 600 яиц. Когда уборщица