Новую Землю. Но я не птица. И вы везите меня на Новую Землю на ваших судах, чтобы я мог
добывать себе еду на Новой Земле.
На Новую Землю привез с собой Ефим чум и привычку к перекочевкам. Только в
запряжке шли у него не олени, а десять-двенадцать собак.
На собаках ездил Ефим из конца в конец Новой Земли и бил дикарей1. Пять, шесть, семь
сотен рогатых голов ежегодно пробивали Ефимовы пули.
Но одного не мог понять Ефим: сколько он ни привёзет шкур русским – всё мало. Всё
говорят, что «ещё должен». И только через много лет уплатил Ефим долг. И сказал себе: «Не
буду больше с русскими».
Теперь Ефим каждый день ел столько оленьего мяса, сколько хотел. И каждый день
Ефимовы собаки ели столько оленьего мяса, сколько хотели.
И, как и в тундре, говорил Ефим жене:
– День придёт – еду принесёт.
Дни ползли медленно, как волны на океане после шторма, гладкие, однообразные.
Неторопливо, как моржи на солнце, переваливались годы. И Ефим был уверен: «Так всегда
было, так всегда будет».
И поучал четырех своих сыновей и трех дочерей:
– Человеку, как всё равно птице, много ли надо? Клюнул там, клюнул тут – и сыт. Зачем
наперёд заглядывать, как русаки? Зачем запасать того-сего на год и на два? Птица и та
каждодневно корм себе находит. А человек? Или хуже птицы человек?
Сыновья и дочери верили своему отцу. И жили так, как учил их жить отец их Ефим
Тайбарей.
Но пришла на Новую Землю напасть: не стало дикарей.
– Ушли, – говорил сыновьям Ефим, – все дикари в море, на плавучие льдины. И там
погибли. Что будем делать теперь? Где будем брать шкуры на чум? Придётся жить в доме.
И стали жить в доме.
Стали охотиться на ошкуев2. Занялись ловлей песцов и охотой на нерпу.
Не брезговали и ловлей гольца. Собирали и птичьи яйца на обрывистых скалах.
Шкуры ошкуев, песцов, нерпичьи шкуры и жир стал менять Ефим Тайбарей у русских
купцов на еду и водку. И опять были все сыты: люди и собаки.
Поседел уже Ефим, когда наступил первый тяжелый год: не на что было в тот год
выменять Ефиму еду, когда пришел на пароходе русский купец.
А потом и пошло. Сначала два старших сына от цинги умерли. Потом умерли жены всех
четырех сыновей. Унесла цинга и двух дочерей Ефима.
Еще через год погибли в схватке с белыми медведями два младших сына.
И остался Ефим со старухой своей Ириной Сергеевной да с дочкой, с меньшей.
А после и эти умерли. Все умерли у Ефима.
Как маленький обломок от большой лодки, остался у Ефима от прежней семьи только
Яшка.
Да уцелело еще десять собак из шестидесяти.
Вот и всё.
На зверя урожай выпал после того, как схоронил Ефим старуху свою. И сытый старик
опять твердил внуку:
– День придёт – еду принесёт.
Внук верил деду. Семь лет подряд верил внук каждому слову деда. А на восьмой год
перестал верить.
Как семь лет подряд, вместе встретили они и в этот год февральское солнце. И Яшка
сказал Ефиму:
– Светло стало. Поедем завтра на Карскую сторону3.
1 Дикарь – дикий олень.
2 Ошкуй – белый медведь.
3 Карской называют восточную сторону Новой Земли.
– Поедем.
Но на следующий день – у гром Ефим отложил поездку.
– Сон худой видел, – сказал он внуку, – подождать надо. Нельзя ехать сегодня.
И три дня откладывал Ефим поездку: то сон худой ему снился, то человек худой при
выходе из избы навстречу попадал.
А на четвертый день завыло, засвистело в горах. Заухало, завизжало, загрохотало по
крыше дома, в котором жили Ефим и Яшка. Заскрипела, заскрежетала крыша, затряслась, как
умирающая от выстрела нерпа. Завыстукивало чердачное окно: там... та-та-та-та-там... та-та-
та-там... там...
Проснулся от грохота Яшка. Посмотрел в окно: ни неба, ни земли – ничего не видно! Всё
закрыла снежная пыль.
Не только ехать на Карскую – в соседний дом трудно попасть при таком ветре: снежная
пыль закупорит глаза, рот, нос, уши...
Прошло пять дней. Потом ещё пять...
Буря не проходила.
Ещё два дня прошло... По-прежнему грохотала крыша. Трясся, как телега на каменной
дороге, весь дом.
И вот пришел день, который не принес еды.
Яшка заплакал:
– Дед, я хочу есть.
Ефим сунул ему заплесневевшую корку хлеба.
– На, погрызи пока. Хад скоро пройдёт. А день придёт – еду принесёт.
Яшка разозлился, закричал на деда:
– Врешь ты всё! Дни идут, а еды всё нет. На Карскую бы уехали, успели бы медведя, а то
и дикаря подстрелить – было бы мясо. Не стану я больше верить тебе.
Яшке было тринадцать годов, когда открылась на Новой Земле школа.
В ноябре тысяча девятьсот двадцать пятого года в Крестовую губу, где жил тогда Яшка,
приехал на пароходе какой-то очкастый человек и сказал Ефиму:
– Ребят ваших буду учить. Отдашь парня в школу?
Яшка – парень уже большой. Хорошо помогает Ефиму на промыслах. Без Яшки – Ефим
это знает – трудно одному жить.
– Зачем учить? – говорит он очкастому человеку. – Чему учить? Я более девяти десятков
годов прожил без учения. А кто больше Ефима Тайбарея дикарей перестрелял?
– Не знаю.
– Вот, вот!.. А я тебе скажу: никто супротив Ефима Тайбарея.
– Не отдашь, значит, парня?
– Не отдам!
Но Яшка пошел против деда. Он сказал Ефиму:
– Ты всё мне про старину рассказываешь. В старину, говоришь, хорошо жить было. В
старину было так: день приходил – еду приносил. Так ты сказываешь. Ныне так не бывает.
День приходит, а еды не приносит. Жить, как ты жил, нельзя стало. Стало мало еды. Не
запасешь вовремя – сдохнешь от голода. Я хочу сходить в школу. Я хочу узнать, чему учат.
Может, школа научит еду добывать? Русаки все учёны. Ты сам знаешь. Они умеют еду
добывать. Они не сидят без еды, как мы с тобой. Я хочу научиться добывать еду, как русаки.
Ефим нахмурил брови.
– Ты хочешь быть, как луце?1 Луце не будет моим внуком. Хочешь быть луце – иди от
меня.
Горячими стали у Яшки глаза от слов деда. Две горячие капли выпали из глаз.
– Я схожу в школу, – говорит он деду, – потом к тебе приду. Только посмотрю. Я никогда
не видал школы. Ты тоже не видал. Надо узнать, дает ли еду школа.
Ефим всё ещё хмурится.
1 Луце – русский.
– Уйдешь в школу пароходом. Обратно – как? Пароход не придет больше сюда.
– Ты пойдёшь? Возьмём собак на пароход. На собаках приедем обратно.
– Я не пойду.
– Я один тогда.
– Не будешь моим внуком, как уйдёшь.
Очкастый человек так и ушёл на пароход, не дождавшись конца переговоров между
внуком и дедом.
А Яшка уговаривал деда два дня, пока разгружался пароход.
– Мы с тобой вместе всё время. И будем вместе, – говорил он деду, – я хочу увидеть
школу. Отпусти меня на мало дней. Потом опять к тебе приду. Дай мне четырёх собак с собой
– на них и приеду.
– Не дам собак. Дам тебе четыре, на чём сам на промысел выезжать буду?
– Тогда сам за мной на собаках приедешь, как снег выпадет...
Дед поверил: не останься в школе Яшка, не уйдёт от своего деда, потому что Яшка –
ненец, а не луце. А сидеть на одном месте ненец не будет.
Когда загудел басовито пароходный свисток, Ефим сказал внуку:
– Пойдем скорее в лодку. Пойдешь на пароходе до школы. Выпадет снег – приеду за
тобой на собаках.
– Ты хороший! – только и смог сказать Яшка.
Тыко Вылка сказал Ефиму:
– До соборки1 нельзя ребят развозить. Как соборка скажет, так и будет.
Тыко Вылка – председатель Новоземельского островного Совета. Тыко Вылка –
начальник. Ефим не может не слушать начальника. Ефим не может взять из школы внука.
И один в тот год встретил Ефим февральское солнце. Один радовался он первым ярким
лучам его. Не было в этот год рядом с Ефимом улыбающегося лица Яшки. Были только