Новую Землю. Но я не птица. И вы везите меня на Новую Землю на ваших судах, чтобы я мог

добывать себе еду на Новой Земле.

На Новую Землю привез с собой Ефим чум и привычку к перекочевкам. Только в

запряжке шли у него не олени, а десять-двенадцать собак.

На собаках ездил Ефим из конца в конец Новой Земли и бил дикарей1. Пять, шесть, семь

сотен рогатых голов ежегодно пробивали Ефимовы пули.

Но одного не мог понять Ефим: сколько он ни привёзет шкур русским – всё мало. Всё

говорят, что «ещё должен». И только через много лет уплатил Ефим долг. И сказал себе: «Не

буду больше с русскими».

Теперь Ефим каждый день ел столько оленьего мяса, сколько хотел. И каждый день

Ефимовы собаки ели столько оленьего мяса, сколько хотели.

И, как и в тундре, говорил Ефим жене:

– День придёт – еду принесёт.

Дни ползли медленно, как волны на океане после шторма, гладкие, однообразные.

Неторопливо, как моржи на солнце, переваливались годы. И Ефим был уверен: «Так всегда

было, так всегда будет».

И поучал четырех своих сыновей и трех дочерей:

– Человеку, как всё равно птице, много ли надо? Клюнул там, клюнул тут – и сыт. Зачем

наперёд заглядывать, как русаки? Зачем запасать того-сего на год и на два? Птица и та

каждодневно корм себе находит. А человек? Или хуже птицы человек?

Сыновья и дочери верили своему отцу. И жили так, как учил их жить отец их Ефим

Тайбарей.

Но пришла на Новую Землю напасть: не стало дикарей.

– Ушли, – говорил сыновьям Ефим, – все дикари в море, на плавучие льдины. И там

погибли. Что будем делать теперь? Где будем брать шкуры на чум? Придётся жить в доме.

И стали жить в доме.

Стали охотиться на ошкуев2. Занялись ловлей песцов и охотой на нерпу.

Не брезговали и ловлей гольца. Собирали и птичьи яйца на обрывистых скалах.

Шкуры ошкуев, песцов, нерпичьи шкуры и жир стал менять Ефим Тайбарей у русских

купцов на еду и водку. И опять были все сыты: люди и собаки.

Поседел уже Ефим, когда наступил первый тяжелый год: не на что было в тот год

выменять Ефиму еду, когда пришел на пароходе русский купец.

А потом и пошло. Сначала два старших сына от цинги умерли. Потом умерли жены всех

четырех сыновей. Унесла цинга и двух дочерей Ефима.

Еще через год погибли в схватке с белыми медведями два младших сына.

И остался Ефим со старухой своей Ириной Сергеевной да с дочкой, с меньшей.

А после и эти умерли. Все умерли у Ефима.

Как маленький обломок от большой лодки, остался у Ефима от прежней семьи только

Яшка.

Да уцелело еще десять собак из шестидесяти.

Вот и всё.

На зверя урожай выпал после того, как схоронил Ефим старуху свою. И сытый старик

опять твердил внуку:

– День придёт – еду принесёт.

Внук верил деду. Семь лет подряд верил внук каждому слову деда. А на восьмой год

перестал верить.

Как семь лет подряд, вместе встретили они и в этот год февральское солнце. И Яшка

сказал Ефиму:

– Светло стало. Поедем завтра на Карскую сторону3.

1 Дикарь – дикий олень.

2 Ошкуй – белый медведь.

3 Карской называют восточную сторону Новой Земли.

– Поедем.

Но на следующий день – у гром Ефим отложил поездку.

– Сон худой видел, – сказал он внуку, – подождать надо. Нельзя ехать сегодня.

И три дня откладывал Ефим поездку: то сон худой ему снился, то человек худой при

выходе из избы навстречу попадал.

А на четвертый день завыло, засвистело в горах. Заухало, завизжало, загрохотало по

крыше дома, в котором жили Ефим и Яшка. Заскрипела, заскрежетала крыша, затряслась, как

умирающая от выстрела нерпа. Завыстукивало чердачное окно: там... та-та-та-та-там... та-та-

та-там... там...

Проснулся от грохота Яшка. Посмотрел в окно: ни неба, ни земли – ничего не видно! Всё

закрыла снежная пыль.

Не только ехать на Карскую – в соседний дом трудно попасть при таком ветре: снежная

пыль закупорит глаза, рот, нос, уши...

Прошло пять дней. Потом ещё пять...

Буря не проходила.

Ещё два дня прошло... По-прежнему грохотала крыша. Трясся, как телега на каменной

дороге, весь дом.

И вот пришел день, который не принес еды.

Яшка заплакал:

– Дед, я хочу есть.

Ефим сунул ему заплесневевшую корку хлеба.

– На, погрызи пока. Хад скоро пройдёт. А день придёт – еду принесёт.

Яшка разозлился, закричал на деда:

– Врешь ты всё! Дни идут, а еды всё нет. На Карскую бы уехали, успели бы медведя, а то

и дикаря подстрелить – было бы мясо. Не стану я больше верить тебе.

Яшке было тринадцать годов, когда открылась на Новой Земле школа.

В ноябре тысяча девятьсот двадцать пятого года в Крестовую губу, где жил тогда Яшка,

приехал на пароходе какой-то очкастый человек и сказал Ефиму:

– Ребят ваших буду учить. Отдашь парня в школу?

Яшка – парень уже большой. Хорошо помогает Ефиму на промыслах. Без Яшки – Ефим

это знает – трудно одному жить.

– Зачем учить? – говорит он очкастому человеку. – Чему учить? Я более девяти десятков

годов прожил без учения. А кто больше Ефима Тайбарея дикарей перестрелял?

– Не знаю.

– Вот, вот!.. А я тебе скажу: никто супротив Ефима Тайбарея.

– Не отдашь, значит, парня?

– Не отдам!

Но Яшка пошел против деда. Он сказал Ефиму:

– Ты всё мне про старину рассказываешь. В старину, говоришь, хорошо жить было. В

старину было так: день приходил – еду приносил. Так ты сказываешь. Ныне так не бывает.

День приходит, а еды не приносит. Жить, как ты жил, нельзя стало. Стало мало еды. Не

запасешь вовремя – сдохнешь от голода. Я хочу сходить в школу. Я хочу узнать, чему учат.

Может, школа научит еду добывать? Русаки все учёны. Ты сам знаешь. Они умеют еду

добывать. Они не сидят без еды, как мы с тобой. Я хочу научиться добывать еду, как русаки.

Ефим нахмурил брови.

– Ты хочешь быть, как луце?1 Луце не будет моим внуком. Хочешь быть луце – иди от

меня.

Горячими стали у Яшки глаза от слов деда. Две горячие капли выпали из глаз.

– Я схожу в школу, – говорит он деду, – потом к тебе приду. Только посмотрю. Я никогда

не видал школы. Ты тоже не видал. Надо узнать, дает ли еду школа.

Ефим всё ещё хмурится.

1 Луце – русский.

– Уйдешь в школу пароходом. Обратно – как? Пароход не придет больше сюда.

– Ты пойдёшь? Возьмём собак на пароход. На собаках приедем обратно.

– Я не пойду.

– Я один тогда.

– Не будешь моим внуком, как уйдёшь.

Очкастый человек так и ушёл на пароход, не дождавшись конца переговоров между

внуком и дедом.

А Яшка уговаривал деда два дня, пока разгружался пароход.

– Мы с тобой вместе всё время. И будем вместе, – говорил он деду, – я хочу увидеть

школу. Отпусти меня на мало дней. Потом опять к тебе приду. Дай мне четырёх собак с собой

– на них и приеду.

– Не дам собак. Дам тебе четыре, на чём сам на промысел выезжать буду?

– Тогда сам за мной на собаках приедешь, как снег выпадет...

Дед поверил: не останься в школе Яшка, не уйдёт от своего деда, потому что Яшка –

ненец, а не луце. А сидеть на одном месте ненец не будет.

Когда загудел басовито пароходный свисток, Ефим сказал внуку:

– Пойдем скорее в лодку. Пойдешь на пароходе до школы. Выпадет снег – приеду за

тобой на собаках.

– Ты хороший! – только и смог сказать Яшка.

Тыко Вылка сказал Ефиму:

– До соборки1 нельзя ребят развозить. Как соборка скажет, так и будет.

Тыко Вылка – председатель Новоземельского островного Совета. Тыко Вылка –

начальник. Ефим не может не слушать начальника. Ефим не может взять из школы внука.

И один в тот год встретил Ефим февральское солнце. Один радовался он первым ярким

лучам его. Не было в этот год рядом с Ефимом улыбающегося лица Яшки. Были только