Так старики делали, так его учили, так и он делать хочет. Верит, думаю, старый человек в

силу старых обычаев крепко. А увидал я сегодня Василия Ивановича, который всегда там, где

выгода предвидится, – ни при чём, думаю, обычай тут. Не в обычае, думаю, дело – в выгоде.

Только в какой выгоде? А вот в каой: при старых порядках за Василия Ивановича всё другие

делали. Так же и у Апицына, и у других, которые побогаче. Вот все они – многооленщики –

заодно и тянут. Мы, победнее опять которые, тоже заодно сегодня потянули. Вот Василию

Ивановичу это и не понравилось. А человек он такой – похитрее всех нас будет. И думал он

на хитрость взять: присрамить, опозорить, на испуг взять некоторых, а нет – так до ножей, до

ружей дело довести, чтобы после вести по всем тундрам разослать: «Убивает Советская

власть людей ненецких». Знает он, что нет в тундре дела позорнее воровства. Говорит

учителю нашему и другим: «Вы, говорит, пришли в чум Апицына тайно, как воры». – А я

спрошу у Апицына и у тебя, Василий Иванович: «Вы не тайно от тундрового Совета хотели

суд над парнем произвести? Вы не тайно собрание сегодня собирали?»

Злится Василий Иванович, но сказать ему нечего, кроме:

– Ну ври, ври больше!.. Охо-хо, как врёт. Сам сказал сразу, что врать будет. Довирай да

другому дай не такое глупое слово, как твоё, сказать.

Ледков озлился. Погрозил многооленщикам кулаком.

– Нет, с вами вот надо, как с ворами, поступить надо. Вы – труд наш воруете! За кусок

хлеба бедный ненец всю жизнь работает на вас. На смерти человека и то пользу получить вы

сегодня себе хотели...

– Порядки!.. Хороши порядки! – закричали «знающие» люди. – Человека можно обозвать

всяко – и ничего? Какими словами человека обругивают, а власть молчит!

Учитель встал на санки.

– Я – член исполкома ненецкого. И я скажу: правильно говорит Василий Модестович.

Все богачи, будь они ненцы, ижемцы, русские, все они воруют труд бедняков ненцев. Не

ругань это, правда.

Кричит Апицын, брызжет слюной, топает ногами:

– Вот до какой правды дожили! Тьфу, тьфу, тьфу! Погань – не правда это! Чум мой

опоганили сегодня! Все место опоганили!.. Уйду! Сейчас уйду отсюда! Где мои сыновья?

Собирайте чум! Отделяйте своих оленей от чужих!

Сыновья бросились выполнять распоряжение отца. Потащили за собой и трех

работников.

Не хотелось работникам уходить с собрания, но привычка слушать хозяина победила...

Ваня-Вась и богатые ненцы тоже побежали к своим оленям. Следом за тестем побежал

было и Проигрыш.

Но учитель остановил его:

– Подожди, Иван Максимович! До тебя особое дело есть.

Испуганно затоптался Проигрыш на месте.

– Какое до меня дело? За оленями у меня смотреть некому. . У бабы ребенок маленький...

Апицын подбежал к учителю, дернул его за рукав.

– Болезнь на оленей напущу! На всех болезнь напущу!

– У нас доктора есть. Доктор сильнее тебя.

– Ты не ненец! Ты – русак! Русаки одни с докторами знаются. Я – ненец. И я уйду от вас

и не приду, пока мой топор до обуха не износится!

– А ты три топора возьми с собой, – насмешливо посоветовал Ледков, – на всю твою

жизнь хватит. Нам ты такой, как сейчас есть, вовсе не нужен.

– Молчи! Молчи! – затрясся Апицын и побежал, ругаясь, к сыновьям.

– Проклятое место! Скорее снимайте чум! Дьявол тут, видно, чум ставил. Дьявол

напустил на нас поганую силу!

Ненцы уже не слушали ругательств обезумевшего старика. Они столпились вокруг

учителя. Тот объяснял им:

– Мы не только шамана победили сейчас, товарищи. Мы победили силу богачей нашей

тундры. И не только богачей... Мы победили силу веков. Века давили и давят ещё на нас...

– Как пята моего отца мою мать давила! – выкрикнул Степан.

– Врёт он! Врёт! Не верьте! – начал убеждать собравшихся Проигрыш. – Не убивал я её.

Я только топнул ногами раз-другой по её спине...

– О чём говоришь? Толком расскажи, – потребовали все.

– Дайте мне сначала досказать, – попросил учитель.

– Говори, говори!

– Степан правильно сказал, товарищи: пята веков давила нас и теперь ещё давит. Сегодня

мы выдернули из-под этой тяжелой пяты Степана Ванукана. Сегодня мы сделали так, как

советует Советская власть и Коммунистическая партия, в которой я состою: не пошли за

богачами. Обиделись на нас богачи и – видите? – разбегаются! Но останавливаться на этом

мы не будем. Мы пойдём дальше по советскому пути: устроим настоящее советское

собрание, мы пригласим и женщин, потому что женщины – люди, как и мы; женщины – наши

помощники в тяжелой кочевой жизни, и на собрании они – тоже наши помощники. Тем

более, нам надо обсудить сейчас вопрос об убийстве Иваном Максимовичем Вануканом

своей бывшей жены.

– Что ты говоришь? – удивились ненцы.

– Говорю то, что шепнул мне сын Ванукана...

– Ой-ой-ой!

– Так вот, товарищи, я у вас спрашиваю: позовем мы женщин на наше собрание?

– Позвать! Как не позвать? На соборке было записано, чтобы женщин на собрания

приглашать.

И в то время, как Апицын, осмеянный ненцами, метался в сборах к перекочевке, под

ярким весенним солнцем началось собрание мужчин и женщин – всех, кроме

многооленщиков да членов семьи шамана Апицына, которые поспешно отъезжали от

«проклятого» места.

Первое слово перед таким небывалым в тундре собранием пришлось взять, конечно же,

Павлу Ивановичу. Он сказал:

– Небывалое, но очень хорошее дело, товарищи, сделали мы сегодня: спасли Степана

Ванукана от смерти. Жители пармы тоже очень хорошее дело сделали: шесть хозяйств

решили жить одним хозяйством. Будет называться это хозяйство – первый ненецкий

оленеводческий колхоз, коротко – ПНОК. Задам вопрос жителям пармы, теперь уже членам

колхоза ПНОК: возьмёте ли Степана Ванукана в свой колхоз?..

Для жителей пармы вопрос этот был полной неожиданностью, поэтому все они молчали.

И Павел Иванович начал пояснять им:

– Думаю, что вы, товарищи, понимаете: Степану Ванукану нельзя поехать к отцу. Иван

Максимович Ванукан убил его мать. А что сделает он со Степаном?.. Я думаю сделать вот

что: когда вернусь в Тельвиску, напишу нашему советскому прокурору и попрошу

произвести суд над Вануканом. Суд постановит, по-моему, выделить Степана из семьи и

присудит ему оленей из отцовского стада. Эти олени, как и ваши, станут колхозными...

– Мы согласны взять в нашу парму Степана, – раздались голоса пармовцев.

После этого Павел Иванович сказал ещё вот что:

– Раньше ненцы не имели ни одной школы. Теперь уже есть пять ненецких школ. Для

обучения взрослых ненцев будут в тундру посылаться особые люди. Создаются красные

чумы, где ненцы могут смотреть кинокартины, слушать радио, лечиться, грамоте учиться,

получать всякие объяснения и разъяснения по всем вопросам. Есть ненецкие больницы, есть

ненецкие кооперативы. Беднякам и батракам Советская власть помогает укреплять свое

хозяйство: дает им ссуды, организует из них артели, коллективы. Не даёт кулакам, как

прежде, разорять, обманывать бедных ненцев. Но беда ненцев в том, что они ещё очень мало

знают. В тундре всё ещё верховодят шаманы. Старинные, тысячелетние обычаи крепко

держатся в тундре, давя своей тяжестью на ненцев... Тундра не освободилась, не вывернулась

из-под тяжести обычаев тысячелетий. Но я уверен, что тундра выйдет из-под этой старой

пяты!

– Выйдет! – крикнул опять Степан, блестя глазами.

И остальные подхватили:

– Сбросим пяту тысяч лет!

– Красной сделаем тундру!

– Такую, как Ленин учил!