бутылка. Молча подал пустую бутылку жене. Посидел несколько минут, не отрывая глаз от
огня и не шевелясь.
– К оленям пойду? – спросил у него Степан, кончив есть.
– Иди.
– Ловить тынзеем можно?
– Зачем?
– Зиму всю не ловил – разучился тынзей бросать.
Раньше Проигрыш разрешал Степану тынзей бросать, так как это обычное занятие
ненецких мальчиков. Ненец, не умеющий поймать оленя тынзеем, не может быть оленеводом.
Целыми днями мальчики упражняются в метании тынзея, целыми днями стадо перебегает с
места на место, не успевая спокойно поесть даже несколько минут подряд, – всё это обычно
для тундры. Но Проигрыш сурово приказал Степану:
– Не надо гонять оленей. Я не велю.
Понял Степан, что решения своего отец не изменит, и вышел из чума без тынзея.
Марина облизала языком всю посуду и уложила в ящик.
Проигрыш молча наблюдал за ней. В глазах его временами вспыхивал недобрый огонёк.
Ему хотелось ударить эту слабую, больную, с покорными глазами женщину, испортившую
ему всю жизнь. Правда, несколько лет назад Проигрыш мог взять другую жену. Даже и
теперь ещё мог бы сделать это. Две, три, четыре жены у одного – было обычным в тундре.
Но лишняя женщина – лишний рот. Бедному ненцу трудно найти вторую жену, которая
бы ему нравилась. А брать первую попавшуюся Проигрыш не хотел.
Марина – вот кто мешал жить Проигрышу. Развестись с ней, как советовал Евстохий
Лагей? Это можно. Нынешняя власть это разрешает, так и Шоркунчик сказывал. Но надо
дознаться о парне. Не его парень – обоих с парнем надо выгнать. Обоих?.. Жалко парня.
Промышленник уж парень. Сыном его всегда считал. Не думал, что Степан – не его сын. Не
приходила такая мысль в голову, потому что три года прожила Марина с Сергеем, и ребят у
них не было. А Шоркунчик намекнул. Вдруг прав Шоркунчик? Надо дознаться...
Марина взяла топор.
– Дрова рубить пойду. К морю пойдем, дров с собой надо увезти.
Проигрыш кивнул головой. Он был доволен, что Марина уходит. Одному лучше было
думать: никто не мешал.
И долго сидел Проигрыш, обдумывая способы проникновения в тайну, на которую
намекнул Шоркунчик.
«Прямо скажу ей: Сергеев сын Степан, а не мой. Врасплох застану этим её. Тогда
сознается. А не сознается – прибью». К такому решению пришёл Проигрыш.
– Как бы не парень! – скрипнул он зубами. – Всё равно сейчас узнаю. Ещё выпью, чтобы
голова лучше работала, чтобы силы у меня прибавилось.
Он достал бутылку и выпил из нее около половины прямо из горлышка. Выкурил после
этого две цигарки махорки и вышел из чума. Ноги плохо повиновались ему, но он упорно
плелся в сторону реденького, чахлого борка, откуда доносился стук топора.
3
Как думал, так и сделал Проигрыш: подковылял к Марине и сказал ей:
– Степан не мой сын. Степан Сергея сын.
Марина покорно сносила всякую ругань, всякие оскорбления. Но упоминание о Сергее –
о заботливом, хорошем муже, которого разорвали волки, – привело её в ярость. Она
замахнулась топором на Проигрыша.
– Уйди!.. Не уйдёшь – убью! Нажрался вина...
Злоба затуманила глаза Проигрыша, напружинила всё тело. Сами собой сжались пальцы
левой руки в жесткий кулак, и кулак упал на лицо Марины.
Пронзительным, бесконечно долгим, как показалось Проигрышу, криком ответила на
удар упавшая на снег Марина. Захотелось скорее прервать этот крик, зарыть его в снег, в
землю, чтобы ни птица, ни звери, ни люди не слыхали этого крика. И Проигрыш повернул
Марину лицом в снег, а на затылок её поставил тяжелую свою ногу.
4
Крик матери услыхал Степан. Метнулся на крик в борок, куда, он видел, пошла мать, а
потом прошёл и отец. Сначала увидел Степан широкую спину отца, а потом дергающиеся
ноги матери. С разбегу толкнул он руками в спину отца...
Тот не слышал шагов, не ожидал нападения и полетел в снег.
Марина приподнялась на руках. Лицо ее было в крови. Она пронзительно закричала:
– Уби-и-ли!..
Степан начал поднимать её. Но поднявшийся на ноги Проигрыш оторвал его от матери и
отбросил далеко в сторону. Сам заскочил обеими ногами на спину Марины и начал топтать
её.
Степан, крича и плача, снова подбежал к отцу. Схватил его за руку. Тот выдернул руку и
схватил Степана за воротник. Тяжелая рука согнула Степана так, что он видел только подол
отцовской малицы, его толстые ноги да трепещущее тело матери.
Толстые, обутые в пимы ноги, ноги, скачущие по спине матери, – это было самое
страшное. Шевелились ноги, а самого человека не было видно.
«Надо убрать эти ноги с тела матери, и тогда мать встанет», – подумал Степан и быстро
нагнулся, чтобы впиться зубами в толстую ногу, пляшущую на спине матери.
Проигрыш охнул от боли и рванул ногу. Степан отлетел в сторону, но тотчас же вскочил
на ноги. Увидел топор, кошкой прыгнул к нему:
– Оставь! Засеку! – погрозил отцу.
Тот бросил Марину и медведем пошёл на Степана. Лицо отца было страшным, и Степан
побежал от него.
– Не уйдешь! – горланил Проигрыш.
Но Степан бегал быстрее отца. Ноги пьяного Проигрыша часто делали неверные шаги...
Марина уже не кричала, а хрипела чуть слышно и плевалась кровью. На неё Проигрыш
не обращал внимания: хотел расправиться со Степаном и гонялся за ним. А тот, не бросая
топора, увертывался от отца.
Так бегали они, оба распаленные гневом и злостью, до тех пор, пока Проигрыш не
обессилел, не задохся от бега.
На безопасном расстоянии от свалившегося отца остановился запыхавшийся Степан.
Обтер подолом малицы вымокшее от слёз и пота лицо и крикнул отцу:
– В рик сейчас поеду. Там скажу: ты мать убил. Тебя в острог посадят.
Острог тоже сокрыт уже в потемках веков. Тем-то он и страшен, что никто не видел его
своими глазами, но все слыхали рассказы о нём, все знают даже место, где был острог.
Пустозерск – вот где был острог.
Пустозерск – деревня, как все деревни на берегах Печоры: ничего страшного нет в ней. А
было время, когда эта деревня называлась городом. И вот тогда-то там был острог1.
«В остроге, – рассказывают древние старики, – была темница. В темницу сажали ненцев
за разные провинности. Привязывали там толстой цепью к стене. Обрезали носы, уши,
ломали руки, выкалывали глаза, вырезали языки, каленым железом да студеной водой
пытали, встряски устраивали. А когда признавал под пыткой ненец свою «вину», выводили
его за стены острога и вешали. Около Пустозерска так и называется один мыс – Виселичный.
Царь Алексей Михайлович велел вешать на этом мысу ненцев. И около тысячи ненцев было
повешено на том Виселичном мысу. И висели повешенные до тех пор, пока тела не загнили и
туловища не оторвались от голов...»
1 Сейчас на месте Пустозерска поставлен обелиск, напоминающий о бывшем городе.
Проигрыш знает Пустозерск сегодняшний. Знает, что никакого острога там давным-
давно нет. Но он слыхал, что где-то есть тюрьма. А тюрьму на Печоре и в Мезени до сих пор
называют острогом. Есть острог – есть, значит, все ужасы, которые когда-то были в Пу-
стозерске.
Тот же Шоркунчик часто говаривал Проигрышу:
– Куплю у тебя шкурки – засадят меня в острог.
Острог – это страшное место. Ненцы умеют при случае умирать. Умеют прямо смотреть
смерти в глаза. Не боится смерти и Проигрыш. Но острог...
Степан хитрый. Он знает магическое действие слова «острог». Сразу оно не пришло ему
в голову, хотя это слово могло отрезвить отца. Теперь вспомнил это слово Степан. Крикнул
его отцу.
– Не смей в рик! Убью! – закричал тот, и испуг в голосе отца почувствовал Степан.
Чтобы ещё больше воздействовать на отца, он побежал к чуму.
– Сейчас запрягу оленей...