— Нет. Поэтому я упражняюсь с папой, он меня поддерживает. Он знает — я не отступлю. Госпожа Фрэйа… — несколько нерешительно произнесла она.

— Да?

— Я видела у вас меч. Можно мне?.. Если вы разрешите…

— Ты хочешь посмотреть на него? — угадала я. Её пушистые усы от волнения встали дыбом, а хвост стал подёргиваться из стороны в сторону. Я потянулась к рюкзаку, достала меч и подала ей.

— Прямо в лапы?.. — поразилась она.

— У меня на родине не считают, что трогать оружие — это плохо. Сильный меч оборонится и от дурных рук, и от дурных глаз, — ответила я.

— Ваша родина — это изначальный мир. Он, как и наш, познал и боль утрат, и казавшийся бесконечным цикл, и разрушение? — спросила она, осторожно проведя лапкой по лезвию.

— Да. Наша история не так непорочна, как кажется. Если нет единства в сердцах, бесполезно пытаться объединиться в системе. А именно это разрушало нашу планету и людей, что её населяют.

— Всякий изначальный мир проходит через это. Не каждому дано расцвести — так папа говорит. Но каждый выбирает сам, какой путь ему предпочтительнее: путь гармонии и равновесия, или путь эгоизма и саморазрушения.

— Раньше так и было. Земля не всегда цвела, она медленно умирала и вполне могла снова очиститься от всего, что её гнетёт, путём катастрофы, но люди не допустили этого. Наш путь долог и полон опасностей. Это путь к достижению баланса, ты правильно сказала. В прошедшие времена люди разучились не то чтобы чувствовать, они разучились мыслить.

— У нас тоже, — кивнула она. — Госпожа Фрэйа, вы тоже воин?

— Немного. Когда выбора нет — сражаюсь, хотя до тебя мне далеко. Называй меня на «ты», хорошо?

— Хорошо! — просто согласилась она. — Скажи, каждый идёт своей тропой? Разве это не стремление к балансу — идти туда, куда ведёт тебя сердце? Разве правильно следовать указующим, если ты чувствуешь и знаешь — это неверное направление!

— Ты боишься, что тебя станут упрекать, посчитав твою уверенность самонадеянностью?

— Да, — и она осторожно протянула мне меч, обращаясь с ним так, словно он был сделан из стекла.

— Знаешь, Абранира, — я улыбнулась, — у меня дома была похожая ситуация. Да, это трудно — следовать голосу сердца. Особенно когда ты не находишь поддержки. Но ты не сдавайся! Со временем они поймут, что ты делаешь это не из упрямства и не потому, что желаешь быть лучше других.

— Да, котята во дворце меня дразнят — недокошка. Говорят, что у нас только коты могут быть воинами, хотя история знает нескольких отважных боевых кошек, сражавшихся за справедливость и мир.

Я снова погладила её по голове, и она замурчала, прикрыв глаза.

— Ты станешь той, кем захочешь стать. Хотя в такой ситуации важно не огрызаться на окружающих, не стать злой и чрезмерно обидчивой.

— Раз ты такой не стала, — сказала проницательная кошечка, — и я не стану. Просто кроме папы и ещё одного человекомога меня никто не понимает, и это грустно — быть непонятой.

— Если у тебя мало друзей, это ещё ничего не значит. Я знаю прекрасных ребят, которые всегда были душой компании, и знаю тех, кто любит быть наедине с собой. И те, и другие дороги мне как друзья. И этого не нужно стесняться, все мы разные.

— Мы рождены единым чувством, — улыбнулась она. — Оно нас и скрепляет. Это великие узы — не кровные, но не менее значимые.

Я кивнула, поражаясь, как ярко и образно она мыслит.

— Послушай, я хотела спросить у твоего папы, но, может быть, ты мне ответишь.

Кошечка улыбнулась.

— Отвечу с радостью!

— Твой папа назвал нас «Открывшими путь». В общем, я понимаю, что он имел в виду. Мне интересно другое: узнав, что мы странники, он тотчас доверился нам…

— Принимать у себя Открывших путь — великая честь, — сказала она. — Папа знает, что вы достойные люди. Те, кому Промежуток доверяет возобновить Цикл, не могут быть плохими. Атальмы — хранители памяти. Мы никогда не вступаем в бой, мы сохраняем воспоминания, чтобы пронести их сквозь разрушения и хаос, сквозь мгновенную гибель Промежутка.

Я открыла рот задать ещё множество волнующих меня вопросов, но тут в дверь постучали.

— Абранира, ты здесь? — Это был Мурочано.

— Сейчас будет ругаться, что я гостям надоедаю, — сказала кошечка, пододвигаясь ко мне поближе, и я рассмеялась.

— Не бойся, я скажу, что сама позвала тебя. Входите, пожалуйста!

Котород вошёл и строго глянул на дочь.

— Абранира, вежливо ли вот так приходить к людям?

— Всё в порядке, Мурочано. Мне было радостно поговорить с ней. Она умница, немногие взрослые бывают так искренни.

Морда которода смягчилась.

— Тогда ладно. Абранира, — сказал он дочери, — время вечерних занятий с Дролейзом.

— О! Точно! Госпожа Фрэйа, а ты не хочешь…

— У госпожи Фрэйи много дел, — ответил за меня Мурочано. — Ты ведь не пропустишь тренировку, да? — и он хитро поглядел на кошечку.

Она встала, поклонилась мне и стремительно выбежала из комнаты. Мурочано проводил её задумчивым взглядом.

— Вся в меня. Шарра переживает. Говорит, родится сын — будет на арфе играть да песенки мурлыкать? — он усмехнулся.

— Она поступает согласно чувствам. Это дар, который нужно беречь.

— Верно. Я вот даже сына своего друга позвал, чтобы они вместе упражнялись, — улыбнулся он. — Прибыли два клана горгон. Когда прибудут остальные, мы соберёмся в зале советов. А пока что я хотел бы показать тебе одно место. Думаю, это важно.

— Хорошо, — сказала я, и мы вышли из комнаты.

Это была пещера, но пещера необычная, целиком из камня, похожего на бирюзу. Мы прошли через голубой коридор и очутились в просторной зале, в центре которой находилось странное сооружение: колонна изо льда. Или это был не лёд? Во всяком случае, что-то прозрачно-золотистое. Я ощутила голос, звучащий в закоулках памяти, похожий на голос Бури.

— Это пещера Хранителя, ведшего наших предков сквозь миры. Тело его растворилось в хрустале, но душа ещё здесь. Возможно, когда-нибудь она воплотится вновь в ином теле, и он вернется к нам. Но сейчас он помогает тем, кто нуждается в ответах. Поэтому я привёл тебя сюда. Ты слышишь его голос, Фрэйа?

— Да.

— Тогда я оставлю вас наедине. Никто не должен мешать подобному Разговору.

Он повернулся и вышел из пещеры, ступая бесшумно и мягко. Какое-то время я стояла на месте, потом шагнула к колонне, и тут же отпрянула — прямо из неё, из ставшего зеркальным льда, ко мне вышел призрачный Образ. Он походил на очень крупного тигра, но, как и всякий котород, шел на двух ногах. Он склонил голову, и я ответила ему тем же.

— Здравствуй, Фрэйа, — сказал он, присаживаясь напротив меня.

— И ты здравствуй.

— Прости, что не представляюсь. Сама понимаешь, за несколько тысяч лет я забыл своё имя. Если оно у меня вообще было.

— Я понимаю.

— Ты готова услышать то, что должна услышать? — спросил Зверь.

— Только правду как она есть, — кивнула я.

Тигр едва заметно улыбнулся.

— Фрэйа, ты потеряла важную часть себя. Возможно, самую важную. И где её искать, я не знаю.

— Но если буду искать, рано или поздно я найду её?

— Ты найдёшь его, — ответил Зверь. — Не сомневаюсь, что найдёшь. Но по дороге растеряешь все до единого воспоминания: о родине, о близких и друзьях. Забудешь себя. Это станет главным испытанием на прочность твоих чувств.

Я ощутила холодок в груди.

— Тогда что у меня останется?

— Твой Путь.

— Но, забыв всё, я не смогу понять, куда иду и зачем! Пустой путь пустого человека — разве это можно назвать сколько-нибудь правильной судьбой?

— Судьба есть судьба, пустая она или заполненная. Сердце приведёт тебя в нужное место. И чтобы ты знала, что страдания не напрасны, я кое-что покажу тебе прямо сейчас. Ты впитаешь это и мгновенно позабудешь, но когда придёт время — эти воспоминания вернутся вместе с остальными. Они одарят тебя верой в собственные силы. Но, Фрэйа, такие вещи не проходят бесследно. Учти, вместе с видениями будущего ты впитаешь часть меня, как это было с Бури. Последствия могут быть непредсказуемы.