Это еще, черт возьми, что такое? Они хотят ее казнить, а потом отпраздновать?

    - Ни сатана, ни его посланники, – ткнув пальцем в подвешенную к балке Анну, продолжил мистер Гарри. – Не способны отнять у нас права на радость. Мы будем праздновать сегодня, ибо жизнь отводит нам не так много часов покоя и счастья. Причиной сегодняшнего гуляния стал юный, но уже успевший сделать так много для нашей общины, Сэм Уокер. Семья может гордиться его отвагой и нескончаемым желанием бороться со злом. – проповедник указал на виновника торжества и под одобрительные возгласы и редкие хлопки в ладоши, к трибуне за которой стоял Гарри, вышла бритоголовая сволочь.

    Анна начала задыхаться, воздух пробкой застрял в горле, её тело забилось в конвульсиях. Он снова повторить с ней те ужасные вещи, что творил в подвале! Она все вспомнила! Ей срочно нужно бежать, пытаться высвободить руки из веревки… Анна с такой силой начала раскачиваться, что балка, к которой она была привязана, заскрипела и древесная стружка посыпалась на головы стоявших у трибуны мужчин. Присутствующие люди замерли, а Анна Уоррен продолжала стонать и пытаться освободиться.

    Её угомонили жестоко и действенно: кто-то из прихожан запустил в ее голову камень, может быть он вышел за ним на улицу, или нашел где-то у самого порога. Она замолчала, тело ее обмякло и она безучастно, точно пришедший откуда-то сторонний наблюдатель, уставилась на толпу.

    - Уберите это. – холодно, в полголоса приказал Гарри.

    Кто-то обхватил Анну за талию, другой особо не церемонясь, стал развязывать тугую веревку, оставляя на запястьях девушки кровавые следы. Она ничего не хотела предпринимать, а может не могла. Сильные чужие руки подхватили ее под мышками, еще пара рук взялась за щиколотки и словно мертвое тело понесли ее прочь из здания.

    Она, то отключалась, то снова приходила в себя, за это короткое время пути от церкви до дома мистера Гарри. Когда Анна открывала глаза, то яркое июльское солнце мерцало высоко над ее головой, затем она снова куда-то проваливалась. И так казалось, будет продолжаться бесконечно. Но вот ее бросают на холодный бетонный пол, пристегивают к ноге цепь и уходят, награждая проклятиями.

    Так даже спокойнее. Здесь она одна. Можно надеяться, что какое-то время ее не будут беспокоить. Снова думать? Ей нужно решать, как выпутаться из всей этой ужасной ситуации, полной абсурда и человеческого безумия, а она даже не представляет, как пошевелиться. Как же так случилось что при всей ее неординарной развитости, подчеркнутой особо выраженным инстинктом выживания, она пленница в руках безумцев? Почему не одна из ее «способностей» не помогла, не побудила разум придумать выход из сложной ситуации. Как же Анне удавалось побеждать раньше? Она забыла о чем-то, что делало ее исключительной.

    «Вот мы и вернулись туда, откуда все началось: бетонный пол очередного ублюдка, считающего тебя своей собственностью. – раздался в голове укоризненный голос мисс-Очевидности. – Наверное, не стоит сыпать соль на рану, но меня так и распирает сказать тебе это: разве я тебя не предупреждала?»

    Анна попыталась перевернуться на бок, чтобы приступ боли прогнал ее же собственный голос, но у нее получилось лишь громко простонать. Значит, предстояло долгое время лежать в одном положении, обитая где-то на краю пропасти сна, не засыпая и не бодрствуя, слушая ехидные замечания этой воображаемой стервы.

    «Знаю, ты не хочешь слышать это, даже думать об этом тебе страшно, но я не ты, я должна напомнить! Как там сейчас дочь? Думаешь, мать нашла деньги на операцию? Или ничего не получилось и малышка уже лежит в деревянном ящике, ожидая скорбного путешествия под землю? Нет! Нет… Анна Уоррен, тебе не удастся спрятаться от этих мыслей забывшись сном. Думай о ней! Думай о жизни, которую ты не спасла, позволив кучке религиозных фанатиков, посадить тебя на цепь, как блохастую дворняжку. Ты сдалась, а значит, перестала бороться за дочь…»

    - Иди к черту! – вслух, словно прогоняя реального человека, прохрипела Анна Уоррен. С трудом разлепив глаза, будто склеенные супер-клеем, она заметила тень размазавшую прямоугольник света, пропускаемый оконцем. Ей было совершенно плевать, кто пришел поглазеть на нее, измученную, посаженную на цепь, но стало важным увидеть лицо, одно из многих, которому она обязательно отплатит.

    «Вот! Вот мы и начали вспоминать, как плохо обижать Анну Уоррен. Потому что Анна Уоррен всегда возвращается чтобы…чтобы…?»

    - Отомстить. – закончила она предложение за мисс-Очевидность.

    Когда Уоррен все же подняла голову, в оконном проеме она увидела маленького мальчика, смотревшего на нее с таким сожалением, с которым не сравниться и все населеннее этого Богом забытого городка.

                                                                  ***

    Джонни Рики услышал звон колокола и растерянно посмотрел на Тиффани, сосредоточившуюся на дороге. Она почувствовала его взгляд и, сбавив скорость, свернула на обочину. Они оказались в полной тишине, за исключением полу-магического стона далекого колокола. Обоим стало не по себе и, желая сменить настроение, девушка включила радио.

    - …Ну а погода сегодня обещает радовать, никаких дождей, а только прекрасное палящее солнце… - не дав ведущему договорить, Тиф переключилась на музыкальную станцию. Заиграла расслабляющая джазовая композиция, полностью перекрывшая церковный звон.

    - Мы не опоздаем, если просто будем сидеть…? Здесь! Кстати, а здесь, это где? – Джонни улыбнулся, приложив раскрытую ладонь ко лбу, по киношному оглядывая даль.

    - Не страшно, даже если и опоздаем. Не думаю, что там будет слишком весело. – она отвернула от друга лицо, мрачным незаинтересованным взглядом осматривая стебли высокой травы.

    Джонни не знал, что с ней происходит, почему настроение подруги такое переменчивое и загадочное, но он точно знал, что она что-то не договаривает. Давить на нее бесполезно, так она замкнется в себе и сделает вид, что ничего не происходит, поэтому стоит быть деликатнее.

    - Я переживаю за тебя, Тиф.

    - Не называй меня так, - вымученно улыбнулась девушка. – И почему интересно ты беспокоишься, что со мной не так?

    - Именно! Я не могу все время ломать голову над тем, что с тобой не так. Проблемы с парнем? Выбрала не тот лак для ногтей? Месячные?

    - Аха, месячные!

    Друзья тихо засмеялись, повернув лица, друг к другу. Музыка закончилась, и снова заговорил ведущий. Колокол замолк, им стало немного спокойнее наедине. Солнце, как и предсказали синоптики начало нещадно палить, отчего в автомобиле стало душно, пришло самое время возобновлять путь, но Тиффани продолжала смотреть Джонни в лицо.

    - Если это что-то плохое связанное со мной, не страшно Тиф. Можешь сказать мне.

    - Не страшно… - повторила она за ним, медленно переводя взгляд на дорогу. – Я ощущаю себя плохой подругой. Вот!

    Джонни Рики заерзал на сидении, сердце тревожно забилось, но он не начал расспросов, ждал, когда Тиффани сама скажет ему. Она не торопилась, наверное, обдумывала, стоит ли вообще посвящать его в свои «тайны». Молча, девушка вырулила с обочины, и они покатились по пыльной дороге, от которой вверх поднималось дрожащее марево. Через несколько метров они резко затормозили и Тиффани, наконец, заговорила:

    - Я не знаю, что важнее любовь или дружба. Мне всегда казалось, что я выберу второе, потому, что только это у меня и было, но… Я влюбилась. По-настоящему. И мне не хочется его предавать! Знаю, знаю ты, наверное, вообще не сечешь, о чем я сейчас говорю, просто знай – ты тоже много для меня значишь. И прости меня ради бога за все! – девушка встряхнула головой, будто сбрасывая все эмоции, и как ни в чем не бывало, продолжила вести машину, насвистывая знакомую мелодию.