Утром на построении экипажа Шадрин, немного смущаясь, ненавязчиво пытался выведать у Игоря подробности вчерашней посиделки, концовку которой, как оказалось, он по причине усталости и сильного опьянения практически не помнил. Игорь тоже сослался на опьянение и полную амнезию, и Сергей, изрядно волновавшийся, что по пьянке выдал свои переживания, успокоился и все пошло своим чередом.

Вечером этого же дня на семейном совещании было принято решение, что Катя незамедлительно связывается с подругой, объясняет той сложившуюся ситуацию и ставит вопрос ребром: либо София пишет Шадрину внятное и понятное письмо о бесполезности его мечтаний, либо просто отвечает на его послания, если у него есть хоть какие-то шансы. Катерина, как человек дела и настоящая военно-морская жена, не откладывая в долгий ящик, отправилась на переговорочный пункт, даже не взяв с собой мужа, чтобы тот не мог подслушать их интимный женский разговор. София, по счастью оказавшаяся в этот вечер дома, сильно удивилась неожиданному звонку подруги, но, узнав причину, впала в недоумение. Ей в глубине души доставило удовольствие то, что этот видный собой офицер так крепко переживает, но ведь она ответила на каждое его письмо! Тут наступила очередь призадуматься Кате, которая точно знала, что от нее Сергею ничего не приходило. Разговор закончился на общей мысли для обоих концов провода, сводящейся к тому, что нельзя дать парню пропасть. А Софии к тому же начало льстить, что где-то далеко-далеко на Севере есть мужчина, который не просто постоянно думает о ней, а страдает и совершает глупые и необдуманные поступки. И это почему-то грело душу, и даже будило фантазию, так что уже через неделю София пришла к мысли, что Сергей чудесный и милый парень, которого она просто не разглядела хорошо из-за его великой скромности и робости. Деятельная Екатерина в свою очередь поставила перед собой конкретную задачу, выяснить, почему же Сергею не приходят письма. На удивление, это не заняло много времени. Дело в том, что Шадрин уже полгода жил в квартире товарища, ушедшего вместе со своим кораблем на средний ремонт в Северодвинск, и банально перепутал адрес. Сравнив его фактический адрес с адресом, продиктованным Софией, она поняла, что, ослепленный светлым чувством, Шадрин в каждом письме методично путал номер дома. Отправившись по ложному адресу, девушка нашла все шесть писем целыми и невредимыми в переполненном почтовом ящике, судя по которому, в одноименной квартире просто никто не жил, а потому и корреспонденция сохранилась нетронутой. Катя, вооружившись красным карандашом, решительно исправила на всех конвертах номер дома и, добавив невразумительную фразу о неверности адреса получателя, опустила все письма в почтовый ящик Шадрина…

Утром следующего дня офицер Шадрин опоздал на построение. Впервые за всю службу. Даже после оглушительных попоек и бессонных ночей он всегда вставал в строй пускай и пошатывающимся, но всегда выбритым, с начищенными туфлями и отглаженными брюками. Игорь сильно насторожился, а механик, видевший Шадрина комдивом раз сразу после автономии, удивлен был несказанно и даже собирался отправлять к нему домой мичмана узнать, не случилось ли чего. Но тут появился сам Шадрин. Самое удивительное, что он был абсолютно трезв, чист, выглажен и благоухал ароматом одеколона «О’Жен».

— Шадрин! Что за номера? Почему опоздал?!

Офицер немного рассеянно посмотрел на механика и спокойно, с легкой мечтательной улыбкой на лице ответил:

— Стихи писал, Михал Анатольевич… Задумался немного, и вот… опоздал…

Остолбеневший механик не нашел слов, чтобы отчитать Шадрина, а потому, махнув рукой и матерясь вполголоса, полез в прочный корпус.

Так начался очередной этап большой Шадринской любви. Найдя в почтовом ящике груду писем от Софии, Сережа полночи перечитывал их, потом еще пару часов писал несколько ответов сразу, ну а потом его посетила муза Каллиопа, и рука начала выводить строфы одну за другой. По большому счету таким умиротворенным и спокойным Игорь не видел друга уже с полгода, но негасимый огонь, полыхавший в его глазах, все же немного настораживал. Сережа тем временем ни на что не обращал внимания, а бродил по кораблю с блокнотом, бормоча под нос рифмы. Теперь он ежедневно в послеобеденное время писал письмо в Севастополь, которое вечером по дороге домой опускал в почтовый ящик, а дома допоздна сидел за столом и слагал стихи. Алкоголь и женщины были забыты и остались в прошлом. Письма Софии, теперь получаемые регулярно, Сергей, очень уважавший порядок в любой документации, стал аккуратно подшивать в папку с красноречивым названием «Личные планы капитан-лейтенанта Шадрина С. А.», которую везде таскал с собой и заглядывал в нее при любом удобном случае.

Он даже заслужил при очередной проверке корабля похвалу из уст начальника политотдела флотилии, приметившего офицера, практически сверявшего каждое свое слово со своим личным планом.

Смех смехом, а дата ухода в боевой поход была все ближе и ближе. Все чудачества Шадрина не отразились на его служебном рвении, и Игорь, да и все остальные, мало-помалу привыкли к новому непьющему поэту Шадрину, и все вошло в привычную колею. Сам Сергей мало понимал, что с ним творится, но чувствовал какой-то душевный подъем, по большому счету ничем особенным не оправданный. Письма, которые он получил от Софии, были простыми и незамысловатыми, по существу, ни о чем, и он этому не удивлялся. Он просто был рад, что даже после их «антизнакомства» она ему еще и пишет, от чего теплело на сердце и почему-то было просто радостно. И эти чувства просились на бумагу…

Свое творчество Сергей предусмотрительно не давал читать никому, даже самому близкому другу, хотя уже через пару недель у него набралось стихотворений на небольшой сборник. Никогда не склонный к многословию, Шадрин изливал на бумагу такое количество слов, что иногда поражался сам, как лихо переплетались в его творениях чувства, Север, полярное сияние и знание материальной части. Апофеозом поэтического угара, неожиданно заставившим Сергея задуматься о собственной умственной полноценности, был многостраничный опус, наполненный такими вот виршами:

А чувства бьются, как нейтроны,

И сердце, как ЦНПК,

Но наплевать ей на погоны,

И знаю я наверняка:

Моя любовь, как кремальера,

Задраена от всех и потому

Вовек не сыщешь баталера,

Чтоб выдал новую судьбу…

К счастью, критическое отношение, ко всему, что он делает, Сергея не покидало никогда, и трезво оценив, что такое показывать живым людям не стоит, а сам он при всей своей литературной плодовитости никак не тянет даже на Петрарку, не говоря уже о великом Александре Сергеевиче, Шадрин закрыл поэтическую страницу своей жизни. Тетради с виршами были наглухо заперты в сейф на пульте ГЭУ, а сам офицер принялся с усиленным рвением готовить недоделанную документацию и потихоньку сносить на корабль пряники, чай, сахар и прочие автономочные запасы.

Наконец подошел выстраданный всем экипажем день ухода на боевую службу. За день до этого Шадрин полночи просидел над последним перед трехмесячным перерывом письмом своей далекой гречанке. В своем послании совсем не коротко, а очень даже подробно Сергей рассказал, как корабль готовился к автономке, что такое штаб флотилии, открыл Софии тайну термина «разовые трусы с карманом», а в самом конце, очень смущаясь и краснея даже перед бумагой, попросил разрешения заехать в Севастополь. Но боже упаси, не к ней, конечно, атак… чтобы повидаться «случайно», и даже добавил в конце «Целую».

После этого Шадрин запечатал письмо, тяпнул рюмку и четким строевым шагом отправился к чете Копайгоры, с которыми договаривался отметить уход в море. Там он, пряча глаза, боком сунул письмо Катюше, которая должна была на пару месяцев слетать в Севастополь, и попросил передать его лично в руки Софии. Катя понимающе кивнула головой, и сразу убрала письмо в свою бездонную дамскую сумочку. После чего они все вместе привели себя в нетрезвое состояние, и даже спели «Усталую подлодку», под домашние пельмешки, заготовленные рачительной Катюшей в неимоверном количестве.