‹1950›
* * *
Если цените вы и январь и апрель,
Если хлеб выпекаете вы,
Если ночью качаете вы колыбель,
Если слышите шелест листвы,
Если женщиной вы очарованы так,
Что в снегах закипают ручьи,
Я дарю вам на счастье, как верный кунак,
Белоснежную веточку алычи!..
‹1960›
* * *
Кремень — кремень, и только.
Но, встретясь, два кремня
Становятся надолго
Источником огня.
Что наше сердце, если
Другого рядом нет?
Сердца лишь только вместе
Несут огонь и свет.
‹1960›
* * *
Где-то стонет женщина вдали,
Напевает песню колыбельную.
Вечный страх, тревога всей земли
Проникают в песню колыбельную.
Первой пулей на войне любой
Поражает сердце материнское.
Кто б ни выиграл последний бой,
А страдает сердце материнское!..
‹1960›
* * *
Я знаю вкус меда и соли твоей,
Земля моя дорогая.
Снег твоих гор и травы степей
Я мял, к тебе припадая.
Я кланяюсь горным твоим снегам
И травам твоей равнины,
Твоим плугам, к чьим лемехам
Прилипли комочки глины.
‹1960›
* * *
Не я ль ревел подранком-туром
В твоем безбрежье бурых скал?
Не я ль в твоем заснежье хмуром
Голодным волком завывал?
То смертником, в крови застылой,
Лежал на снежной целине,
То ласточкой в степи унылой
Летел я с вестью о весне.
Но все ж я ни теперь, ни прежде
Тебя, земля моя, не клял,
И в час беды, и в час надежды,
Как знамя, край твоей одежды
Я целовал!..
‹1960›
СТАРИННАЯ ЗАПОВЕДЬ
Скажут: «Меньше тебя нет никого!» —
Ты не гневись.
Скажут: «Больше тебя нет никого!» —
Ты не гордись.
Будь стоек, как камни эти, молчащие
И в бурю и в снегопад,
Будь щедр, как деревья, тень приносящие
Всем, кто прохладе рад.
Учись, как потоки эти упорные,
Себе прокладывать путь.
Чтоб ни стряслось, как снега эти горные,
Чистым и светлым будь!
‹1960›
* * *
«Право же, трудно и мне», —
Раненый камень об этом
С кем говорил в тишине?
С сумраком, что ли, с рассветом?
Мне ли помог в тот миг,
Раненый и одинокий?
Камня язык я постиг,
Камня я понял уроки!
«Вынес я все в трудный час», —
Камня услышал я слово,
И по земле своей снова
Шел я, у камня учась…
‹1960›
* * *
В мой легкий день я буду вспоминать
Пиры, где я плясал, и песен звуки,
В мой трудный день я буду вспоминать
Твое лицо и руки.
В мой легкий день я буду вспоминать
Вином пиров наполненные чаши,
В мой трудный день я вспомню только мать
И горы, горы наши.
‹1961›
* * *
Ветер кажется мне белым:
Он летел по снежным пределам.
Ветер кажется мне зеленым:
Он летел по лесистым склонам.
В нем — дыханье свежих платанов,
В нем — дыханье свежих становий,
В нем — дыханье древних туманов,
Запах меда и запах крови…
‹1962›
* * *
«Растет ребенок, плача» — есть пословица.
Но если плач ребенка слышу вдруг,
Так больно сердцу моему становится,
Как будто горы в трауре вокруг.
Я помню, как детей беда военная
Гнала в крови, средь выжженных путей.
Мне кажется — рыдает вся Вселенная,
Когда я слышу плачущих детей.
‹1962›
* * *
Будь я живописцем, там, на скалах,
Как бы я тропинки рисовал!
Это мысли путников усталых.
Вот они, уйдя за перевал,
Тянутся в тени чинар зеленых,
Это матери моей печаль,
Как печаль тех сумерек бессонных,
Что уходит по тропинкам вдаль,
То печаль балкарок, кабардинок,
Матерей… О, кто бы написал
Горскую задумчивость тропинок
На вершинах и в теснинах скал!..
‹1962›
* * *
Нет, не зря в огне костра пылало
Дерево-краса и гордость гор,
И зола не зря золою стала:
Зимним днем нас обогрел костер.
Снег, что шел зимой, весной растает,
Но не зря зимою снег идет:
Хоть растает он, но пропитает
Поле, где весною хлеб взойдет.
Не бесследно то, что преходяще,
Служит в мире все добру иль злу.
Вот и вспомнил я огонь гудящий,
Глядя на остывшую золу!..