Знаю, в тесной избенке, вдали от селений,
Среди заячьих «строчек» она родилась.
Знаю, ползать училась — на шкуре оленьей,
А ходить — за подол материнский держась.
Подрастала — зимы не боялась морозной,
Новой жизни высокий закон поняла.
И пошла по счастливой дороге колхозной,
Свою силу — с народною силой слила!
А народная сила не знает преграды:
Перед ней расступилась глухая тайга.
Вот — проходит деревнею тучное стадо,
Электрический свет отражают снега…
Ясным утром, сощурясь от яркого света,
На крыльцо она выйдет — и скажет народ:
«Наша дочь, Александра Ивановна это,
Вместе с солнышком встала, на ферму идет!..»
«Поднимайтесь, красавицы, время на дойку!..»
Гладит морды коровам, халатом шуршит,
И поводит ушами любимица Зорька,
Узнавая хозяйку, подняться спешит.
Белой шапкой молочная пена клубится,
И ведра не хватает — еще подставляй!
Так по капле богатство народа творится,
Серебристою струйкой стекая за край.
А деревня — что город, большой и прекрасный,
Свет зари отражается в каждом стекле…
Александра Ивановна! Здравствуй и властвуй,
Будь счастливой всегда
На счастливой земле!
‹1958›
ПИМЕН ПАНЧЕНКО{66}
(Род. в 1917 г.)
С белорусского
ПАРТИЗАНСКАЯ ВЕСНА
Будут вечно сады расцветать,
Воздух ласточки резать крылами.
Будут девичьи ноги ступать
Луговин коврами.
Только прошлой весне не зацвесть
Беспечальною синью,
Холодна ее светлая весть
И горчит полынью.
Росы падают с тихих трав
На сапог, пропыленный в скитаньях,
Растревожив, расколыхав,
Словно ветви, воспоминанья.
Думал: только кровь и война,
Только грозные думы и речи, —
А припомнилась снова она,
Ее косы, и губы, и плечи.
Так и кажется: рядом шла б,
Улыбалась взглядом лучистым.
«Глянь — с березой целуется граб».
Или: «Сбей мне звезду на монисто».
Нет, она не пройдет сквозь леса.
Там, за фронтом, заветная хата.
Обрывает птиц голоса
Рокот пушечного раската.
‹1942›
ГЕРОЙ
Он крикнул гневно: «Вставай, пехота,
Мы не на пляже, а на войне!»
И лег на колючку, обвившую доты,
И сотня солдатских сапог — пол-роты —
Прошла по его спине.
Не он, а другие ушли в атаку,
Глушили гранатами блиндажи,
Кололи врагов и сжигали танки,
Чтоб знамя победы поднять спозаранку,
Чтоб ринуться снова на рубежи!
А он свое тело со ржавой колючки
Снял молча, без стона, и сразу тогда
Упал на траву, и стала горючей
Боль этой травы, и росы, и летучих
Ветров, что с Валдая примчались сюда.
‹1943›
НА РОДНОЙ ЗЕМЛЕ
Мы шагали на запад за огненной, дымной стеной,
Наши губы потрескались, лица пожар обагрил.
Беспощадно стучался в ворота железные бой:
«Беларусь, отвори!»
И когда вековые леса расступились кругом,
Мы увидели — роют песок на полянках,
Как быки перед смертным концом,
Вздыбив пушек рога,
С черной свастикой танки…
Не про это совсем написать я сегодня хочу,
Я к руинам родным всю дорогу свою уже знаю!
Я давно присягнул, что приду, обниму, залечу
Каждый милый вершок моего белорусского края.
Я не знаю, что чувствует аист или скворец,
Над деревней родной
Пролетая весенней порою,
И что чувствует травка, пробившись сквозь тьму наконец
Под горячее солнце
Весною.
Я навеки прославлю
Восторженным словом своим,
Дважды, трижды прославлю
Возвращения радостный срок!..
То ли теплый плач, то ли горький дым
Мне глаза заволок?…
Счастье есть!
Посмотрите туда,
Где плодов урожай собирают садовников руки.
Наша родина-мать собирает свои города
После тяжких боев,
После долгой и горькой разлуки.
Счастье есть!
Поглядите — над нашей Москвой
Золотые созвездья цветут и несутся победные марши!
Это — пот наш и кровь,
Это — наш урожай боевой,
Это — слава народа,
Это — праздник на улице нашей!
‹1944›
ВЕЧНЫЕ СЛОВА
Нету фантастичнее преданий
Нашей фантастической земли…
В старину, седую, стародавнюю,
Жили скифы, мяли ковыли.
По степям они укоренились
И осели там давным-давно.
Бранью позабытою бранились.
Пили больше нашего вино.
Вечером, когда под небом мутным
Волчьих стай страшилися стада,
Разговаривали мудрый с мудрым.
Дураки дурили, как всегда.
Слов рои под облака взлетали,
Гасли, словно на ветру костер.
Их пространства дикие глотали.
Их глушил немереный простор.
Говорят: слова не исчезают,
Языки, что род забыл людской,
В небесах по-прежнему витают,
Над тобой кружат и надо мной.
Говорят, что иногда в пустыне,
Там, где только тишина да ты,
В мертвенной и беспредельной стыни
Вдруг слова услышишь с высоты.
Слышишь: девушки поют, а кони
Долго ржут и скачут во всю прыть.
Если слышанное ты запомнишь,
Сможешь не открытое открыть.
И клочок уловленного сказа
Превратят твой разум и чутье В правду.
Пред тобой предстанет сразу
Скифов легендарное житье.