ЛЮБОВЬ ЗАБАШТА{68}
(Род. в 1918 г.)
С украинского
ОСВОБОДИТЕЛИ
На шаг от смерти я была с сестрою.
Мы косы расчесали на заре,
Умылись теплой, мутною водою —
Из лужи в освенцимовском дворе.
Зачем умылись — и сама не знаю…
Уже сказали нам, что здесь, средь тьмы,
В печах, что до рассвета полыхают,
Все в черный пепел превратимся мы.
Сняла я с плеч косынку с васильками
По голубому полю, отдала
Красивой белоруске, что меж нами
Подружкой самой юною была.
Сняла сестренка туфельки — подарок
Любимой матери в недавний, добрый час,
Обула пару чьих-то рваных, старых
И молвила: «Для смерти в самый раз!»
И наши думы, как подстреленные птицы,
Поникли: мы почувствовали тут,
Что никогда нам даже не приснится
Овеянный мечтами институт.
И повели нас… Нас жара томила.
Паленым пахло. Смрад стоял кругом…
И вдруг издалека, весенним, милым,
На нас пахнуло свежим ветерком,
Цветущею черешней молодою
И клеем, что свисает, как янтарь,
На веточках… И все пережитое
Нам показалось сном…
И вспомнился «Кобзарь»,
Раскрытый на столе, весь освещенный
Простой крестьянской лампой со стеклом,
Родной отец, усталостью согбенный,
И мать, сидящая с вязаньем за столом…
А я то плачу, то светлею,
Читая в поздний час
Про атамана Гамалею,
Про гайдамаков и Кавказ.
Воспоминания мои
Вдруг залпы пушек оборвали:
Уже за лагерем бои…
Все ближе, ближе…
Разбивали
Замки, засовы и кричали
Со всех концов:
— Свои!.. Свои!..
И хлопцы-москвичи вошли к нам спозаранок!
И отступила смерть, черна, как мгла.
Объятья… радость… слезы полонянок…
За нами жизнь с полей родных пришла…
Нам показалось, что с кремлевских башен
Незримо звезды алые сошли
На шапки воинов, защитой стали нашей,
Чтоб в край родной вернуться мы смогли.
А утром вновь мы в бой их провожали,
Туда, где даль в зарницах огневых.
Они «хохлушками» нас нежно называли,
Мы в шутку «москалями» звали их.
И, где бы ни была, пускай всегда мне светит
Любовь большая к братьям из Москвы…
Давно бы пепел наш развеял ветер,
Когда б не вы!
КАЗАЦКАЯ
Паруса подняли
Казаки на чайках,
В море выплывали,
От Днепра седого до Босфора
Мигом долетали.
Ой, летит расплата,
Месть за Украину,
Вспомнишь, враг проклятый,
День, когда в неволю гнал девчину,
Сжег родную хату.
Казацкая сила,
Казацкая правда —
Сабля как зарница!
Не дадим мы, турок бесноватый,
Над собой глумиться.
Заревело море,
Разгулялись волны,
Басурманы, бойтесь!
Вызволяло из неволи братьев
Казацкое войско.
Кровью турки платят,
Волны заревели,
Затрещали кости,
Стаи легких чаек на Царьград летели,
Прямо к туркам в гости.
Из гаремов душных
Пленниц вызволяли,
Из тюрьмы постылой.
Ждали вы, девчата, и дождались
Чаек быстрокрылых.
МИКЛАЙ КАЗАКОВ{69}
(Род. в 1918 г.)
С марийского
Я ИДУ ПО СТОЛИЦЕ…
Я иду по столице, я снова и снова
Весь охвачен потоком московского дня, —
Москвичи понимают меня с полуслова,
Москвичи принимают, как брата, меня.
Мне рассказывал прадед, как, полон заботы,
Он бродил по Москве, поднимаясь чуть свет.
И когда его кто-нибудь спрашивал: — Кто ты?
— Черемис, инородец! — говорил он в ответ.
«Инородец» — я слова страшнее не знаю,
В нем растоптаны были людские права…
Как нам дышится вольно, столица родная,
Как легко мне с тобою сегодня, Москва!
Я иду по Москве, москвичи мне навстречу,
Наши думы едины, и путь наш един.
— Кто ты? — спросят меня, и тогда я отвечу:
— Я мариец, Советской страны гражданин!
‹1949›
КАСТУСЬ КИРЕЕНКО{70}
(Род. в 1918 г.)
С белорусского
ЖИВУ
Удивляешься ты,
Что я громом, бывает, гремлю
И что сам на себя
Вызываю огонь наяву.
Удивляешься ты,
Что бессилия я не терплю, —
Я живой, ты пойми,
Я живу.
Удивляться не надо
Ни строчкам суровым моим,
Ни тому, что тревога
Врывается в песен канву.
Мы с тобой на земле
На живой и горячей стоим, —
И для жизни, пойми,
Я живу.
Я для счастья живу,
Для веселого смеха живу,
Отдал душу свою
И друзьям, и нелегким делам.
Удивляться не надо,
Что, может, струну разорву,
А однажды и сердце свое
Разорву пополам.
Одного только я не смогу
Никогда и нигде:
В жизни плыть,
Как песок наплывает в траву,
И отсвечивать тускло,
Как лист пожелтелый в воде.
Не смогу… не смогу…
Я — живу…