Несмотря на ворох хвалебных рецензий, его фильм для проката пока никто не купил. Продюсеры ведут переговоры с дистрибьюторами об ограниченном прокате в США и Канаде. Вроде бы его собираются пригласить на фестиваль игрового кино в Лондоне. Заинтересовались в России. Пока все. Короткий звон литавр перед гробовой тишиной.
Механизм киноиндустрии, как известно, весьма громоздкий и запутанный. Для новичка-Осипа было совершенно непонятно, какие колесики и шестеренки взаимодействуют, приводя этот механизм в движение. Но уже было очевидно: для того, чтобы стать звездой, одного успешного дебюта недостаточно.
Фильм «Призраки Бруклин Хайтс», во время съемок казавшийся Осипу шедевром, теперь как-то поблек, потерял свою призовую золотистость, уже зиял огрехами и виделся ему рядовым фильмом, который скоро забудут, если уже не забыли даже те немногочисленные зрители.
Нужно теребить продюсеров, связываться с новыми агентствами, совать им всем под нос свою призовую статуэтку, звонить Нику, унижаться, предлагать новый сценарий...
Да, кстати, немаловажный вопрос – а про что теперь он хочет снимать? О чем будет его новый фильм? Долгое время вынашивал художественный замысел – снять картину о детях, больных раком на последней стадии. Когда-то работая санитаром в хосписе, Осип познакомился с некоторыми из них и их родителями. Те дети еще не знали, что такое смерть, но как-то не по-детски понимали, что из хосписа уже никогда не выйдут...
Но сценарий до сих пор так и не написан. Пока Осип хочет снимать только Стеллу...
– Смотри, к этому старому хрычу из 218 номера опять идут две шлюхи. Ну-ка увеличь, – распорядился Уолтер, указывая на один из экранов.
Щелчок – и две вытянутые фигуры девушек отчетливо возникли в полный рост. Вид спереди: белые волосы, коротенькие платьица, туфли, по-видимому, на очень высоких каблуках, потому что походки у девушек шаткие, идут как на ходулях. Подходят к двери номера 218, стучат и через минуту скрываются в том номере.
– Знаешь, что в сумочках этих красавиц? Думаешь, презервативы и хлысты с наручниками? Нет, там самый чистый, самый свежий колумбийский кокаин. Наверное... – Уолтер сощурил один глаз, будто мысленно проникая в сумочки тех дам. – Грамм пять, не меньше. Интересно, сколько они сегодня вытрясут из этого старого пердуна?
Что ни говори, Уолтер – профи: сидит, болтает о всякой чепухе, а замечает каждую мелочь.
– Знаешь, как они называют кокаин? Шампанским, – продолжал Уолтер. – Звонят в свое секс-бюро и говорят боссу, мол, клиент из такого-то номера хочет еще шампанского, три бутылки. Это значит, три грамма кока. И босс посылает клиенту машину с «шампанским», по самой высокой цене. Но Осип его уже не слушал. Почему-то сопел, нервно перебирая пальцами по кнопкам.
Уолтер покосился на коллегу. Сам взглянул на экраны, и этого беглого взгляда ему было достаточно, чтобы убедиться – в отеле полный порядок.
– Извини, мне надо ненадолго выйти, – Осип быстро поднялся и, стараясь сохранять внешнее спокойствие, направился к дверям.
К тем самым замечательным дверям, что имеют секретные коды и электронные замки. Двери эти не чинили ему ни малейшего сопротивления, открылись легко, и через секунду Осип уже несся к лифту, сжимая рацию во вспотевшей руке.
Выбежав из лифта, ринулся по коридору. Но сообразив, что промахнулся этажом, побежал к двери пожарного выхода.
На лестничной клетке, на ступеньках, спал молодой негр в униформе охранника, прислонившись спиной к стене. Возле него на полу лежала развернутая газета. Охранник открыл глаза, извиняясь, стал было подниматься – решил, что перед ним новый начальник охраны. Но этот странный господин с дикими глазами и рацией в руке, ни слова не говоря, вдруг умчался по лестнице вниз.
– Стелла! – крикнул Осип, догоняя пару, идущую по коридору мимо огромных ваз с цветами.
Мужчина и женщина остановились.
– Ой!.. Сорри, сорри... – Осип попятился спиной.
Мужчина – миниатюрный японец в костюме. Девушка рядом с ним – с красивым лицом в ореоле распущенных каштановых волос, в декольтированном платье.
Сконфузившись, все недолго пялились друг на друга.
– О`кей, о`кей. Пикчер, фото, – залепетал благодушный японец. Протянул свой iPhone Осипу, обнял миниатюрной ручкой талию своей подружки и уставился в объектив. Потом полез в карман за деньгами.
ххх
Легко и беззаботно, словно после освежающей прогулки, Осип вернулся в Оперативный центр:
– Представляешь, выхожу сейчас из туалета, а там какой-то японец с девкой, попросил меня их сфотографировать. За минуту фотосъемки отвалил мне пятьдесят баксов! Расценки Стивена Спилберга.
– У тебя, приятель, на деньги чутье, – отозвался Уолтер.
Уолтера уже одолевала дремота. Он склонил голову с густыми черными, зачесанными назад, волосами, упер подбородок в грудь. Профессионал, Уолтер мог спать в любом месте, и никакой шум, хоть пушечная канонада, не могли его разбудить.
Уолтер никогда не храпел, воздух тихо и мерно проходил сквозь ноздри его утиного носа в мощные легкие и выходил обратно чистыми струями. Губы были сомкнуты, ровные тонкие губы, которые во время бодрствования были очень подвижны, как, впрочем, и его темно-карие глаза, ни на миг не прекращавшие наблюдения за всем вокруг. Уолтер, широкогрудый, дремлющий, со склоненной головой и вздымающимися плечами, напоминал древних исполинов времен битв римлян с кельтскими племенами...
Сон его, правда, в ту летнюю ночь длился недолго. Разбуженный странной силой, Уолтер раскрыл глаза и не сразу поверил, что проснулся. Будь он русским, ущипнул бы себя за ляжку, но он был из ирландцев, поэтому суеверно дернул себя за ухо.
– Как ее зовут?! Джозеф, как ее зовут?! О-о, мэ-эн!.. – застонал Уолтер. Расстегнул еще пару пуговиц рубашки и стал чесать свою грудь: – Джи-исус Крайст!..
На огромном, во всю стену экранном панно сменялись кадры с обворожительно красивой, загорелой женщиной в белых кружевных трусиках и в таком же ослепительно белом лифчике. Женщина валялась на широкой кровати, ползала змеей, становилась на колени и, хищно выпятив нижнюю челюсть, с кровавым ртом, ползла вперед; потом, обессилевшая, падала на спину и томно протягивала зовущие к себе руки...
Единый огромный экран вдруг разбивался на десятки маленьких, и в каждом из них появлялся Осип – крохотный, как лилипут. Лилипуты-Осипы бегали из угла в угол, словно пытаясь найти выход из этих стеклянных коробок. Неожиданно в экранах вспыхивала спичка. Пламя разгоралось, бушевало, яростно билось о стены. И когда глазам уже почти становилось больно, пламя гасло, из головки потухшей спички вылетал дымок, и из дымчатых струек снова возникала полуголая Стелла...
– О-о, мэн, это лучше любого порнофильма! Это даже лучше стриптиз-клуба! – Уолтер не скупился на похвалы. Бисером пота покрылся его лоб, шея тоже матово блестела. – Познакомь меня с ней!
Осип продолжал нажимать кнопки своего ноутбука, не отрываясь глазами от экранов. Вот что-то ему не понравилось, он нажал кнопку, и Стелла застыла – крупным планом – с безобразно раскрытым ртом.
...Здесь, да, кажется, на этом кадре, он решил, что сегодня, наконец, она отдастся ему. Да, так суждено, думал он, именно здесь, и именно сейчас – в его квартире, на кровати, которую он десять лет делил с Тоней, и больше никогда ни с кем. В тот миг он окончательно поверил, что встреча со Стеллой – не случайна, что его будущее, его жизнь отныне каким-то образом зависят от нее, что в этом не его воля, а так устроено, и сопротивляться судьбе он не будет.
Тони и Арсения в тот миг, разумеется, не существовало. Они были в Sea Gate. Но их фотографии висели в квартире на каждой стене.
Осип почти механически продолжал менять объективы, направлял свет лампы, подсказывал Стелле, что выбрать из того огромного ящика с одеждой, оставшейся у него в доме после съемок «Призраки Бруклин Хайтс», которую из своего театра когда-то таскал неутомимый Ник.