— Ведь вот проклятый взрыв! он, кажется, окончательно отшиб мне мозги; я до сих пор еще не рассказал вам о своем изобретении, которое вы заранее объявили неосуществимым.

Видя недоумение на лицах гостей, он торжествовал.

— Да-с, господа скептики, легкомысленный секретарь нашего клуба, который сейчас лежит перед вами забинтованный, как новорожденный младёнец, придумал нечто, довольно интересное. Валентин Александрович, откройте, пожалуйста, нижний ящик моего письменного стола… там сверху найдете папку с чертежами.

Имеретинский исполнил желание больного и принес требуемое.

Гольцов достал из папки несколько чертежей и, показывая их собеседникам, сказал:

— Проект аппарата для измерения скорости движения «Победителя пространства».

Аракчеев и Имеретинский с большим интересом выслушали объяснение изобретателя и искренно поздравили его с замечательным открытием.

Попробуем и мы дать читателю понятие о принципах, на которых оно было основано. Представьте себе морские волны, набегающие на берег; допустим, что в минуту их бывает 20; если теперь мы сядем в лодку и поедем навстречу волнам, мы встретим их в минуту уже больше двадцати; если же, наоборот, мы поедем по тому же направлению, что и движение волн, мы пересечем их меньше двадцати. Свет — это тоже волны легчайшего эфира, разбегающиеся от какого-нибудь источника; поэтому при движении к источнику света мы встретим больше волн, чем при удалении от него. Обыкновенный солнечный свет состоит из семи цветов: красного, оранжевого, желтого, зеленого, голубого, синего, фиолетового. Полоса света, разложенная на свои составные части, называется спектром. Различие между цветами именно и заключается в количестве волн в секунду. Когда мы помчимся навстречу световым волнам, то цвета спектра как бы сместятся к фиолетовому краю, где колебания быстрее и число волн больше. В солнечном спектре есть темные, так называемые фраунгоферовы линии. При смещении спектральных цветов передвинутся и эти линии, положение которых в спектре точно определено. По величине их смещения и можно судить о скорости движения к солнцу. При удалении от него линии передвинутся к противоположному красному концу спектра и также позволят узнать скорость в безвоздушном пространстве. Этот принцип определения скоростей называется принципом Допплера-Физо, в честь ученых, открывших его. Им-то и воспользовался Гольцов; это давало возможность измерять скорость падения аппарата к солнцу или удаления от него, то есть по направлению светового луча.

Для движений, перпендикулярных к нему, например, таких, каковы движения планет, принцип Допплера-Физо не годился, и потому Гольцов прибегнул к так называемой звездной аберрации, или изменению видимого положения звезды, под влиянием именно перпендикулярного к лучу света движения.

Весь прибор состоял из комбинации спектроскопа и точного угломерного инструмента, снабженных соответствующими шкалами. Достаточно одного взгляда в него, чтобы узнать скорость и направление аппарата во время пути его на Венеру. Благодаря этому изобретению, путешественники будут всегда точно знать, где они находятся и каково их движение. Прибор Гольцова был как бы компасом и лагом небесного корабля. Секретарь имел полное право торжествовать; он, действительно, сделал то, что его коллеги считали неосуществимым.

ГЛАВА X

Отъезд экспедиции

Яркое июльское солнце, как будто улыбавшееся всему миру с высокого синего неба, заливало светом Марсово поле, запруженное сплошною толпою народа. Везде виднелись любопытные: на деревьях, на фонарных столбах и на крышах соседних домов; казалось яблоку негде упасть, а народ все прибывал. Тщетно городовые и околоточные бранились и сердились, требуя, чтобы не влезали на столбы и деревья, никто на них не обращал внимания, и не успевали они стащить за ноги на землю одного мальчишку, как двое других занимали освободившееся место. Наконец, приведенные в отчаяние, блюстители порядка махнули на все рукой и обратились в бесстрастных зрителей происходящего.

По середине Марсова поля было оставлено большое, свободное пространство, огороженное забором от любопытства зевак. Здесь стоял обширный барак, украшенный флагами — национальными и с изображением герба клуба «Наука и Прогресс» и надписью «Победитель пространства.» Прямо над постройкой, слегка покачиваемые легким ветерком, висели две пары воздушных шаров. Крепкие канаты удерживали их на земле, и шары, как горячие лошади, натягивали узду и рвались в небеса к яркому Солнцу. Аэростаты были привязаны к концам длинной балки, середину которой занимала круглая площадка. На этой последней стоял виновник торжества — аппарат Имеретинского. Огромное зеркало, повернутое так, чтобы солнечные лучи ударяли под него, как бы приподнимая весь аппарат, сверкало подобно гигантскому алмазу. Этот невыносимый блеск ослеплял стоявших внизу против рефлектора; по мере движения солнца перемещалось и его отражение, заставляя жмуриться тех, на кого оно падало. Вагон казался маленьким сравнительно с зеркалом; он также блестел на солнце, словно это был маленький бриллиант, вставленный в раму большого. «Победитель пространства» гордо покачивался на своей воздушной подставке и, весь убранный флагами и гирляндами цветов, готов был умчаться в эфирное пространство.

После взрыва, уничтожившего плоды трехмесячных трудов, аппарат заказали вновь; в июне постройка зеркала и вагона была окончена. Не дожидаясь этого, строительная комиссия в начале мая принялась за сооружение аэростатов на специальном эллинге. Таким образом, уже в двадцатых числах июня все было готово.

Тогда Имеретинский, опасаясь за судьбу аппарата, (а попытки вторично взорвать его были уже сделаны) настоял на том, чтобы отъезд был ускорен. Ему возражали, что из-за преждевременного отъезда экспедиция не встретит Венеру в той точке, где она пересечет ее орбиту.

— Что ж такого? — отвечал изобретатель, — мы еще немного приблизимся к Солнцу и затем, удаляясь вкось от него, помчимся навстречу Венере. Это удлинит путешествие всего на пять дней.

Вычисления вполне подтвердили его слова.

Тогда назначили временем отъезда 6 часов вечера 28-го июля, а накануне Аракчеев созвал торжественное прощальное заседание клуба.

28-го июля погода оказалась благоприятной, и уже с двух часов дня Марсово поле, как выше описано, обратилось в море человеческих голов. Все были празднично настроены, и веселые разговоры, шутки и смех не умолкали ни на минуту.

— Ишь ты, колыхается! — говорил чумазый мальчишка, сидя верхом на ветке дерева и шлепая голыми пятками. Затем он с чувством собственного достоинства поглядел вниз на толпы народа и продолжал, обращаясь к соседу-гимназисту весьма задорного вида:

— На солнце они полетят, аль на луну?

Гимназист ответил снисходительно:

— Нет, на Венеру…

Неизвестно, был ли удовлетворен спрашивающий этим разъяснением, но он замолчал, делая вид, что теперь ему все понятно.

В это время общее внимание было привлечено интересным случаем. Несколько голосов крикнуло: «Смотрите, голубь!» Прямо над воздушными шарами трепыхал крыльями белый голубь, напоминая легкое, светлое облачко. Он спустился ниже и сел на верхнее ребро зеркала. Публика в восторге зааплодировала; но ручная птица не испугалась шума и продолжала спокойно сидеть. Затем голубь взмахнул крыльями и быстро взлетел кверху, как будто приглашая желающих следовать за ним в светлое царство голубой лазури.

Между тем время шло, и начался съезд приглашенных на торжество отправления экспедиции. Они проезжали по свободному проходу в барак под аэростатами. Первыми прибыли в открытой четырехместной коляске Имеретинский и граф Аракчеев с Сергеем и Наташей. Толпа узнала изобретателя и приветствовала его громовым: «ура!»

Барак был разделен на две огромные комнаты. В первой устроили что-то в роде гостиной, где хозяева, то есть члены клуба «Наука и Прогресс», который устраивал проводы, принимали гостей; во второй был сервирован обед на четыреста персон, назначенный в 4 часа. Вскоре приехал на своем автомобиле Гольцов, бывший самым деятельным распорядителем праздника. Затем остальные прогрессисты и почетные гости: городские власти, профессора, академики и проч. Все они считали своим долгом сказать несколько любезностей отъезжающим, которым это порядком-таки надоело.