– Я не Стас.

– Да, а кто? – удивилась она.

– Какая разница, – ответил он и положил трубку.

9

Несмотря на царившую на улице непогоду, все три грации собрались в беседке в ожидании Сергея. Стоило ему появиться, как они точно пираньи набросились на него со своими проявлениями сочувствия, за которыми невооруженным глазом прослеживалось любопытство.

– Не знаю, – охала Александра Ивановна, – я бы, наверное, умерла там на месте. Мало того, что всё прямо на глазах… насмерть… да ещё и покойный – вылитый ты…

– У меня на глазах тоже вот так женщину сбили насмерть, – вспомнила Яна. – Стою на остановке, жду маршрутку… Мимо свадьба. И надо же какой-то бабе упасть под колёса. Представляете, под машину невесты. Я, наверно, неделю потом спать не могла без валерьянки.

– А вы, Сергей Петрович, молодцом, держитесь.

– Ну, так… мужчина!..

Дальше пошли обсуждаться подробности с уточнением личных данных участников ДТП. Сергея начали раздражать бабьи кудахтанья. У него и без того голова не на месте, к тому же судьба злополучного бомжа, трагически скончавшегося в назидание Сергею, его совершенно не волновала, как не волновала и смерть малолетнего придурка, выбранного судьбой в качестве орудия назидания.

Бомжей он вообще терпеть не мог, и совершенно не возмущался вместе с дикторами телевидения, когда по ящику сообщали об очередном избиении или убийстве бомжей подростками. Очень милые в фильме Рязанова в исполнении Гафта и Ахеджаковой, реальные бомжи представлялись ему отвратительными тварями, пригодными разве что для опытов в какой-нибудь особой поликлинике. Тем более что каждый из них приложил массу усилий, чтобы стать бомжом, и, захоти они стать олигархами, усилий потребовалось бы не больше.

– А как у вас дела, Александра Ивановна? – спросил Сергей, чтобы сменить тему.

– Александра Ивановна чуть не отравилась кислотой, – сообщила за неё Альбина.

– Это как?

– Перебирала я в подвале старые вещи. Нашла трёхлитровый баллон с прозрачной жидкостью. Его ещё муж в подвал ставил. Подумала спирт или вода дистиллированная, решила попробовать. Оказалось – концентрированная кислота. Хорошо, что не глотнула, успела выплюнуть. У меня аж зубы закипели. Вся эмаль сошла. Во рту такое, что не могу ни есть, ни пить. Зато зубы теперь белые-белые.

– Ну, нельзя же тащить всякую гадость в рот. Вы же взрослая женщина…

Ответить на выпад Александре Ивановне не дал телефон.

– Да, – сказала она в трубку, – что?.. Поднялось?.. Сильно поднялось?.. Хорошо?.. Тогда тебе надо пососать. (Альбина, а за ней и Сергей с Яной покатились от смеха). … Да нет, не так. Положи его под язык или за щёку… Нет, сразу не глотай. Соси. Пусть тает во рту… Пососёшь, потом полежи спокойно.

Когда она закончила разговаривать, у всех троих слёзы текли от смеха.

– Ну и чего вы ржёте, как ненормальные? Я объясняла, как лекарство принимать.

– Хорошенькое лекарство, – выдавила из себя сквозь смех Альбина.

– Фу, дураки! – дошло, наконец, до Александры Ивановны. – У подруги давление поднялось. Я учила её кардиофлекс принимать. А у вас только одно на уме…

К концу рабочего дня на улице прояснилось, и даже потеплело.

Выпроводив последнего клиента, Сергей набрал номер Звягинцева.

– У аппарата, – услышал он знакомый голос.

– Марк Израилевич. Это – Сергей. Вы могли бы со мной встретиться?

– Через два часа в парке. Там, где встречаются шахматисты. Знаете это место?

– Конечно. Спасибо большое.

– На здоровье.

Марк Израилевич прогуливался по аллее.

– Здравствуйте, Серёженька, – сказал он, улыбаясь Сергею, как лучшему друг.

– Здравствуйте.

– Чем могу быть полезен сегодня?

– Не знаю… У меня в голове такая каша, словно там дом Облонских.

– С вами что-то произошло?

– Со мной постоянно что-то происходит, и я не понимаю… не знаю, что мне делать.

– Есть очень хорошая французская пословица. В русском переводе она звучит примерно так: Не суетись под клиентом.

– Но жизнь…

– Ускоряется с бешеной силой?

– Что-то вроде того.

– Что ж… Это уже неплохо. Это даже более, чем неплохо. Это говорит о том, что вы в игре. А это главное. Вы больше не материальная точка и не простой предмет. Вы – игрок. Теперь бы ещё определить, в какую игру вас приняли?

– А какие бывают игры?

– Всякие. Шахматы, бильярд, хоккей, покер… Согласитесь, нелепо махать клюшкой над шахматной доской или пытаться кием сдвинуть колоду.

– Так что же мне делать, Марк Израилевич?

– Делать? Вы имеете в виду синоним слова «действовать»?

– А если и так?

– А вы разве можете действовать?

– А разве нет?

– Действовать – это значит оценить обстановку, сделать прогноз дальнейшего развития событий, принять решение, и совершить какое-то количество действий, направленных на достижение поставленной цели. И что? Вы разве можете оценить обстановку?

– К сожалению, это выше моих сил.

– Тогда действовать вы не можете. Вы можете лишь реагировать ситуативно, а такое поведение, не мне вас учить, в самом деле, полностью базируется на рефлексах. Мышление как таковое вообще встречается крайне редко среди представителей бесхвостых домашних обезьян, которыми мы по своей сути являемся.

– Это все так, но…

– А раз так, то о каких «но» вы говорите?

10

Проснувшись, Сергей понял, что плачет. Он не стал вытирать слёзы, а просто лежал и наблюдал, как они текут по щёкам.

Начинался новый день. И со дня исчезновения Лены, а, возможно, и со дня её появления в его жизни, каждый новый день воспринимался, как новый раунд. И, подобно героям Джека Лондона, ему необходимо было любой ценой продержаться до того момента, когда на одно мгновение покажется его шанс, и не только продержаться, но и нанести решающий удар…

Незаметно для себя он снова начал проваливаться в тяжёлую, вязкую дремоту. Голова отказывалась что-либо понимать, да и вообще работать. Веки налились свинцом. Петропавловск-Камчатский… – проплыла похожая на большую дохлую рыбу мысль. Петропавловск-Камчатский…

Это было в далеком детстве. «В Петропавловске-Камчатском полночь», говорил голос диктора, заканчивая перечислять точное время. В Петропавловске-Камчатском всегда была полночь. Диктор ни разу не назвал другое время. Сергей, столько ни пытался представить себе этот город вечной полуночи, но не мог. Не мог он представить мир вечной полуночи с тусклыми фонарями, вечным холодом, сонными жителями и абсолютной тьмой…

На этот раз он отчётливо увидел Город. Город Вечной Полуночи, где каждый второй стучит на каждого первого, а тот, в свою очередь, отвечает взаимностью, где любовница, возвращаясь домой, отправляет «куда следует» подробный отчёт о встрече. Или когда дети публично отрекаются, и клеймят, на чём свет стоит, ставших вдруг неблагонадёжными родителей, а потом дома, наедине с собой… Нет, не хочется думать, что происходит у них дома. Противно всё это, мерзко. Тем более что это кончилось, осталось там, среди красивых знамён и портретов. Или не кончилось? Или только начинается, как в политически-корректной Америке, или чадящей горящими автомобилями до тошноты гуманно-демократичной интернациональной Европе?..

Окончательно проснувшись, Сергей почувствовал, как его накрывает гигантская волна «межсезонья» – именно так он окрестил отвратительное состояние, которое и передать-то можно разве что в виде образа.

Сергей представлял его, как огромную веранду отеля или какого-нибудь дома отдыха. Ещё недавно наполненная весёлыми, беззаботно отдыхающими людьми, она опустела, так как сезон окончился, и все разъехались по домам. О былой жизни напоминали лишь забытые кем-то вещи, ничего не значащая ерунда, да старые, чудом сохранившиеся, афиши. Теперь же на смену шуму и веселью пришли сырость и дождь, дежурное освещение, холод и пустота… И ты среди этого запустения, ты один, потому что тебе некуда уехать. И всё, что ты можешь – грустно ходить по заброшенной всеми маленькой вселенной, как дурак, или как старое привидение…