– Лишний участник акции – это лишний свидетель, – сказал Кириллов. – Сегодня он молчит, сегодня он – соучастник, а завтра попадется на краже зубной щетки и начнет раскалываться. Лучше уж вдвоем… Ты как?
– Я не против.
– Тогда обойдемся без помощников. Это будет трудно, конечно, но…
– Где наша не пропадала!
– Вот именно.
Место для пикника было выбрано роскошное – Репа знал в этом толк. Вода тихая, перламутровая, с закрытыми заводями – не в пример другим банкам, где вода может быть бешеной и грязной, – берега в розовой дымке.
В сторону, соединяя одну протоку с другой, уходило несколько рукавов – если кто-то из участников пикника захочет уединиться либо рыбку половить – пожалуйста; можно даже поплавать на куласе – длинной узкой лодке, очень похожей на индейскую пирогу.
Такие лодки – куласы – только в Астраханской области и водятся, больше нигде, их выпускают здесь же, в области – в Зеленге, старом волжском селе.
Куласы – лодки верткие, легкие как пух: можно и на себе носить, и за собой таскать на поводу, что особенно хорошо, когда неожиданно попадешь в заманиху.
Их здесь, в этом мире зелени, птиц, цветов, воды, полным полно, заманих этих. Заманиха – это фальшивая протока. Плывешь, плывешь по иной слепой протоке, думаешь, она в банк, на большую воду выведет, а протока никуда не выводит, кончается тупиком, сплошной стеной тростника. Невольно приходится разворачиваться и проделывать обратный путь.
Зато рыба в заманихах водится знатная. Сазаны, что поросята, откормленные, по двадцать килограммов, а щуки обитают такие, что кулас перевернуть запросто могут. Таких щук потом только на буксире, на длинном поводу и можно вытащить, иначе одна такая дура легко может кулас сожрать. В этом Репа тоже знал толк. Он был рыбаком. Причем таким рыбаком, которого почти всегда начинает нервно потряхивать, если он видит удочку, спиннинг и воду. Близость рыбы рождает в нем нетерпение.
Поэтому Репа сказал Дизелю:
– Как только босс со своими красотками возьмется за стаканы, я на полчасика слиняю. Кину крючок с червяком в заманиху.
– А если босс возмутится?
– Скажешь ему, что я в целях обеспечения безопасности совершаю облет окрестностей на вертолете.
– Ладно, – нехотя пообещал Дизель. Он и сам был азартным рыбаком, сам был не прочь кинуть «крючок с червяком» в заманиху и вытащить из дымной непрозрачной воды большого леща.
– Охрана у нас нормальная, – сказал ему Репа. – Четыре человека. По углам стволы стоят. Если понадобится – отобьемся даже от Кантемировской дивизии.
– Ага. Вместе с танками, – Дизель азартно потер руки. – А потом я на смену тебе на полчасика к воде отлучусь. Лады?
Репа подумал немного и с неохотой наклонил голову:
– Лады.
Никто на них здесь нападать конечно же не будет, это совершенно исключено, ибо сильнее Оганесова в городе Астрахани человека нет. А на сильных замахиваться – это… в общем, долго не проживешь.
Хваленый швейцарский «Мартакс Марвел» действовал отменно, Дизель на этот счет оказался прав: комары неподалеку от обработанного участка сбились в подрагивающее, будто студень, желтоватое густое облако и неподвижно зависли в воздухе – не решались одолеть обработанную зону.
Репа, увидев это, захохотал, сунул в сторону писклявоголосой несмети фигу:
– Ну что? Не нравится? Съели? Съели? – одобрительно хлопнул Дизеля по плечу. – А ты, мокроед, молодец, хорошее средство застукал.
– А пахнет как, а! – скромно улыбнулся польщенный Дизель. – Лепота!
– Не хуже одеколона «Красная Москва».
– О таком я даже не слышал.
– А я слышал. Любимый одеколон моего дедушки. Наркомы еще им любили душиться.
– Слово-то какое, Репа! Наркомы! Наркоманы, что ли?
– Вполне возможно, что и наркоманы.
– Энциклопедист! – похвалил напарника Дизель.
Они были довольны друг другом, Репа и Дизель.
Оганесов с компанией прибыл через десять минут – шумный, заметно повеселевший, с просветленным лицом и неожиданно вспушившимися, ожившими бакенбардами, – он словно бы освободился от груза недавних неудач, теперь вскрикивал радостно, будто ребенок, хлопал одной рукой по воде, а другой обнимал девушку – златовласую синеглазую Дюймовочку, очень изящную и спокойную, с чуть омертвевшей улыбкой, прочно приклеившейся к ее губам. Дюймовочка словно бы специально была вылеплена для того, чтобы ею любовались.
Напротив Оганесова, на боковой скамейке катера, сидели еще две девушки – одна грудастая хохлушка с огнисто-жгучими глазами и ярким свежим ртом, другая – непоседливая худая горянка, все время вертевшаяся, будто была насажена на гвоздь. Оганесов на них внимания не обращал, но отпускать от себя не отпускал – раз положил на них глаз, так пусть сидят в его катере, не дергаются.
На другом катере плыл сын Оганесова Рафик. Рафик тоже, как и отец, восторженно хлопал ладонью по воде и также обнимал рукой девушку – светлоглазую брюнетку с капризно вздернутым носом и звучным смехом.
Брюнетку звали Кларой, она без устали один за другим рассказывала анекдоты и громко смеялась. Анекдотами она была напичкана, как гранатовый плод рубиновыми зернами. Грудь Клары от смеха возбуждающе колыхалась, Рафик искоса поглядывал на соседку, облизывал губы и тесно прижимал ее к себе, восхищенно крутил головой: ему нравилось мероприятие, затеянное отцом. Если не ездить на такие пикники, если не ощущать рядом с собою горячее ладное тело призывно смеющейся брюнетки, то для чего же тогда жить?
Хорошо было Рафику. Он, подыгрывая Кларе, тоже смеялся. Беззаботно, легко.
Хоть и был уже вечер, а солнце еще и не думало нырять в свою колыбель, лепилось на небе, показывая себя во всей красе – огромное, слепящее желтое, горячее.
Клара оборвала смех и неожиданно спросила:
– А в Волге русалки водятся?
– Обязательно, – не задумываясь ответил Рафик.
– Вот так-так, – Клара вздрогнула и еще теснее прижалась к Рафику.
– Ты не бойся, – успокоил ее Рафик, – от русалок мы сетями отгородимся. Когда будем купаться – бросим в воду сети. Ни одна русалка не подплывет.
Он приподнялся и сделал резкий гребок рукой по воздуху. Разжал ладонь – в ладони находилась бабочка.
Клара, забыв про опасных соперниц – русалок, даже вскрикнула от восторга.
– Это божественно!
Бабочка была красивая – нежная, желтая, с голубыми пятнами на крыльях и изящным перламутровым тельцем; потоком воздуха ее вынесло на воду, прямо в руку Рафика.
– А я-то думаю, что это за НЛО? Оказывается – обыкновенный рыбий корм, – он оторвал бабочке одно крыло, бросил его в воду. Но крыло ярким беспомощным лепестком закувыркалось в воздухе, затем взмыло вверх и исчезло. В воду оно так и не попало.
– Ей же больно! – Клара поморщилась.
– Ничуть. Бабочки боли не ощущают.
Первым на площадку для пикника сошел Оганесов, сбросил с себя шелковый, песочного цвета, пиджак, повесил его на рогульку – сучок, словно бы специально для вешалки выросший, похрустел костями. Выкрикнул:
– Репа!
– Босс! – Репа словно бы вырос из-под земли, приложил руку к непокрытой голове. – Всегда к вашим услугам!
– Комаров не будет?
– Никак нет! Всех уничтожили. Лежат рядами в несколько слоев. Ни единого писка не раздается.
– Молодец, Репа, – похвалил Оганесов, – возьми со стола пирожок.
– Премного благодарен, босс.
Незнакомый повар, – Репа раньше этого человека не видел – бровастый, с яростным взглядом выпуклых водянисто-светлых глаз, поспешно перекидал на берег картонные ящики с «боезапасом», затем в несколько секунд превратил лужайку в огромный стол – расстелил на ней несколько широких скатертей.
Был повар немного тучноват, лицо имел отечное, сонное, но действовал быстро, движения у него были точные, как в бою…
Через полминуты в пяти метрах от скатерти-самобранки уже призывно потрескивал веселый рыжий костер. Тонкая струйка дыма штопором ввинчивалась в розовое небо. Костер придал круглой, тесно обсаженной кустами и деревьями поляне тот самый уют, который бывает нужен всякой компании, выбравшейся на вольный воздух.