– Совсем совесть потерял… Огрызается, гад! – в голосе Дизеля послышались визгливые нотки.
– Ладно, вернемся к нашим баранам, – придержал его Репа, – об этом потом. Место хорошее для пикника у меня на примете уже есть, боссу понравится. Девочек возьмем около Куколки, – Куколкой он называл местный кукольный театр, – там у меня все схвачено… С едой и выпивкой тоже проблем не будет. А вот с комарами – проблема.
– Может, костры разложить?
– Дымом весь пикник накроет, босс мне за это голову проломит.
– А если этим самым… «пшикалками» с противокомариной жидкостью то место обработать? А?
– Во-первых, вонь стоять будет несносная, а во-вторых, сколько же этих «пшикалок» понадобится?
– Ну-у… штук тридцать пять – сорок. Не так уж и много, если брать в мировом масштабе.
– Верно, не так уж и много, – согласился Репа, задумчиво поковырял в носу. – Босс не обеднеет.
– «Пшикалки» эти сейчас продаются на каждом углу. И есть не такие уж и вонючие. Скорее совсем наоборот. Одеколончиком попахивают, – Дизель помахал перед носом ладонью, затем с шумом всосал в себя воздух, изображая из себя человека, затягивающегося духом дезодоранта, снова помахал перед носом ладонью. – Очень даже неплохо.
– Надо бы поехать на Татарский базар, понюхать. А вдруг действительно одеколоном пахнут?
– Я недавно встретил одну такую «пшикалку». Швейцарское средство. Называется… называется… – Дизель запустил руку в карман, зашарил там пальцами. Он извлек из кармана бумажку, провел по ней пальцем. – Называется очень красиво. Как конфеты «Мартакс Марвел», вот. «Мэде ин Швицерлянд». Из Швейцарии, значит. А дух, дух… м-му-у-у, – Дизель восхищенно повел носом из стороны в сторону, – после бритья опрыскиваться можно.
– Тридцать пять флаконов, тридцать пять флаконов, – что-то прикидывая про себя, озадаченно произнес Репа.
– Лучше взять сорок.
– Сорок флаконов, сорок флаконов…
Дизель не выдержал, похрюкал в кулак.
– Знаешь, это мне напоминает старый добрый анекдот, когда два мужика стоят у винного прилавка и размышляют: две взять или три. «Давай возьмем три», – говорит один. «Нет, прошлый раз три взяли – много оказалось. Одна осталась. Давай возьмем две». – «Ну, давай две, так и быть…» – И к продавщице: «Шесть бутылок водки и две ириски».
Репа гулко захохотал.
– Не ожидал от тебя, Дизель. Очень… – Репа восхищенно покрутил в воздухе пальцами, – очень остроумно.
– Так что давай купим сорок флаконов. То, что останется, – не пропадет.
– Сорок так сорок…
Сынков стоял в это время за углом дома и слушал разговор Репы с Дизелем. Он уже понял, что Оганесов сегодняшним вечером отправится на пикник, и легкая улыбка раздвинула его губы: «Ну что ж, чем раньше – тем лучше. Сегодня так сегодня».
Некоторое время он еще слушал, что творится в доме Оганесова, поморщился, когда его оглушил резкий крик хозяина – крик будто гвоздем ударил в барабанную перепонку. Сынков не выдержал, выдернул из уха таблетку приемника-усилителя, молча, про себя, выругался.
Глянул на циферблат старых, но очень надежных и точных японских часов, которые вот уже двадцать лет ходят тютелька в тютельку, разница за год составляет плюс-минус полминуты – вот такие это удачные часы. Лучше «роллекса».
Времени до вечера оставалось немного. Надо было спешить. На Волге раздалось несколько густых гудков – там подползали к причалу сразу три пустых многопалубных громадины. Грустно смотреть на пустые теплоходы. Раньше на них все билеты были распроданы за полгода вперед, а сейчас закупай хоть целый теплоход, если, конечно, есть деньги, – целые плавучие города ходят пустые.
А может быть, теплоходы ползли в затон – за ненадобностью, чтобы там догнить, либо вообще покидали пределы Родины – уходили за кордон на металлолом?
Сынков невольно закусил зубами нижнюю губу и выругался. Хотелось плюнуть на все, прилечь где-нибудь около воды на горячий песок, растянуться бездумно на солнышке, забыться, как это было еще несколько лет назад, когда он приезжал отдыхать в Астрахань. Но тогда была другая страна, была другая жизнь.
Сынков плохо относился к тому, что происходит, к преобразованиям и новшествам, к приватизации и ваучерам, к «новым русским», которые еще вчера были обыкновенными спекулянтами и ворами и, поджав хвосты, резво бегали от закона, а сегодня стали властителями жизни.
Он вообще считал, что бывшие офицеры должны объединиться, чтобы навести в стране порядок.
Но все это – дело будущего. А сейчас пока надо окорачивать таких млекопитающих, как Оганесов, и чем меньше их будет находиться на земле – тем лучше.
По городу летали осы – мелкие, будто выжаренные, похожие на комаров, только более опасные, чем комары.
Через час Репа был уже на рынке. Он получил от Оганесова «добро» на приобретение сорока противокомариных «пшикалок» и теперь выбирал, что лучше взять – швейцарские флаконы, которые так хвалил Дизель, голландские или английские? Дизель настаивал на том, чтобы взять швейцарские.
– Пахнут, как цветы на лугу, – убеждал он напарника.
Тот с сомнением крутил носом, принюхивался поочередно к флаконам – вначале к швейцарскому, потом к английскому, затем к голландскому, вскидывал брови.
– Да они все до единого пахнут, как цветы на весеннем лугу, – все одинаковые.
– От швейцарского голова хоть болеть не будет.
– От них от всех одинаково болит голова, – разумно возразил Репа. – Исключений нет.
– Все равно бери швейцарский «пшик». Он – проверенный.
– А если взять и такой, и сякой, а? Всех – по десять флаконов. Плюс еще десять флаконов какого-нибудь иного запаха, который также не любят комары. Итого будет сорок.
– Нельзя! – убежденно покрутил головой Дизель.
– Почему?
– Одна химия может уничтожить другую. Английская съест голландскую, голландская – швейцарскую, и проку тогда ни от одной, ни от другой химии не будет. Закон такой, Репа, есть, – убеждал Дизель своего напарника. – Закон взаимоуничтожения. Это у нас фирмы «вась-вась» живут, из одного корыта хряпают, у одной поилки хрюкают, с одной кухни объедки получают, а там хоть друг другу и улыбаются, а табачок держат врозь.
В глазах Репы промелькнуло что-то похожее на удивление – он не знал, что за его напарником водятся такие энциклопедические познания.
Рядом с ними стоял человек, на которого они не обращали внимания, – они вообще ни на кого не обращали внимания: разве все, кто сопит, пыхтит, потеет вокруг них, – люди? Люди – это те, кто имеет деньги. Двуногие, не имеющие денег, – не люди. И обращать на них внимание не стоит совершенно. Этой точки зрения и Репа, и Дизель придерживались твердо.
Человек, стоявший рядом с ними и слушавший их разговор, «денежным мешком» не был, это было легко определить по его внешнему виду, поэтому ни для Репы, ни для Дизеля он не существовал.
– Ладно, – наконец сдался Репа. – Хрен с тобой. Берем швейцарские, – он сощурил глаза, пытаясь прочитать надпись на немецком языке, украшавшую бок «пшикалки» и, поняв тщетность попытки, махнул рукой, – сорок флаконов.
– А место для пикника, ты говоришь, уже подобрано? – неожиданно спросил Дизель.
– Подобрано, – Репа взял один из флаконов, подкинул в руке. – На тридцатом километре Кизани. Там есть ра-аскошная поляна под деревьями. И с реки не видно, и охранять ее легко.
Кизань – один из главных банков на Волге, судоходный. Это – большая вода, а на большой воде всегда много народа крутится. Человек, стоявший рядом с «оптовыми» покупателями антикомариного спрея, немедленно это засек.
Особенно он отметил слова насчет того, что с Волги место пикника закрыто. Это хорошо. В таком разе вряд ли кто увидит, что произойдет на уютной зеленой лужайке.
Сынков с Кирилловым встретились через два часа в номере гостиницы «Лотос». Номер у них был добротный, хотя и один на двоих, с кондиционером и ковром на полу. В окно была видна усталая, измаявшаяся от жары Волга.
– Ну что, обойдемся сами или кого-нибудь возьмем на подмогу? – спросил Сынков у своего напарника.