– У нас тоже… Случается, в общем, – Мослаков помрачнел, вспомнив о раненом своем предшественнике – командире «семьсот одиннадцатого». – Все бывает: и стрельба, и гонки на воде…

Орел, не теряя высоты, сделал над прудами широкий круг и растворился в солнечном мареве.

– А это что за растение? – Ира нагнулась, сорвала с красного куста былку, растерла ее пальцами, поднесла к носу. – То ли полынь, то ли лебеда, не пойму… Здесь все травы пахнут, по-моему, полынью.

– Не полынью – чабрецом. А эта трава называется цыганкой. Народ ее так зовет из-за красной одежки. Видишь, какая она яркая, – Мослакову нравилось объяснять Ире то, что здесь знал каждый школьник, нравилось «акынствовать» – говорить о том, что попадалось на глаза, иногда присочинять, иногда выкладывать «правду и только правду», – нравилось, как Ира слушает его и радуется мелочам, нравились ее широко раскрытые глаза.

Ира могла двадцать минут простоять у старого изъеденного жучками наличника и любоваться его легким кружевным рисунком, вырезанным сто пятьдесят лет назад неизвестным умельцем. Ее увлеченность удивляла Мослакова.

Иногда она останавливалась и ногою в ладной узкой туфельке-лодочке опечатывала землю:

– А вот здесь, в глубине, что-то есть.

– Откуда знаешь?

– Вижу.

Мослаков вглядывался в это место – обыкновенная земля. В немом недоумении приподнимал одно плечо:

– Ну и что конкретно тут может быть?

– Не знаю, что-то есть, и все. В земле находится что-то металлическое.

Ира остановилась и произнесла эти слова в одном месте, потом в другом, затем в третьем. Когда она остановилась в четвертый раз, Мослаков заинтересованно почесал пальцем затылок: место было пустынное, о таких принято говорить «ничье» – земляная тропка постреливала горячей пылью, ни людей, ни коз, ни автомашин поблизости не было – и Мослаков ткнул носком ботинка в изгиб тропки:

– Где видишь металл? Здесь?

– Здесь. Причем на небольшой глубине.

Мослаков огляделся и метнулся к кусту, растущему неподалеку, выдернул из-под него железку.

– Не этот ли металл ты засекла? А?

– Не этот.

– Сейчас мы проверим это псевдонаучное предположение, – Мослаков всадил острие железки в землю.

Ира оказалась права – на небольшой глубине Мослаков нашел две монеты, одна монета оказалась здоровенным красным медным пятаком, каких он раньше не видел, – с советским гербом и датой «1924 год», вторая монета была серебряная, старая, с причудливой вязью – то ли арабской, то ли татарской…

– Ну, Ир! – восхищенно воскликнул Мослаков. – Ты прямо настоящий кладоискатель!

– Кладоискатель-миноискатель…

– Во-во! Землю просвечиваешь, как рентген. Насквозь! – Мослаков повертел в руке пятак, сунул его себе в карман. – Это – мой талисман. А это… – он протянул серебряную монетку Ире, – твой талисман. Кстати, на севере Астраханской области расположена столица Золотой Орды – Сарай-Бату.

– Да-а? – протянула Ира с заинтересованными нотками в голосе. – Я даже не подозревала, что это может оказаться где-то здесь.

– Представь себе, я тоже не подозревал, что здесь сидел какой-нибудь Чингисхан. Или Мамай со своими головорезами.

– Моя мечта – принять когда-нибудь участие в раскопках…

– Ныне на месте Сарай-Бату – обыкновенная татарская деревня. Скот, который зимой держат в домах, нищета, сопливые детишки в неограниченном количестве, редиска на огородах. И никто ничего там не раскапывает.

– Жалко.

– Но мы с тобой в Сарай-Бату обязательно съездим, – пообещал Мослаков, – побродим по развалинам, поковыряемся в земле… Глядишь, отыщем золотое одеяние ханской дочери или серебряную саблю самого хана – с ножнами, украшенными изумрудами и большим рубином в рукояти. Ну, Ирина, ну глаз-ватерпас, ну, миноискатель-кладоискатель! Ну, гроза ханских тайников! – увидев, что лицо Иры сделалось каким-то далеким, задумчивым, Мослаков испугался – а вдруг он задел ее, обидел этими словами – и поспешил переключиться на другую тему. Предложил Ире: – Хочешь выпить местного виноградного вина?

– А разве в Астрахани есть виноград?

– В Астрахани есть все! Как в Греции. Местные татары – большие мастера по этой части.

– Кислое вино или сладкое?

– Кислое.

– Кислое не надо.

– Хотя бы ради интереса, Ир. Ведь даже в Астрахани не все знают, что тут производят свое вино.

Ради интереса Ира готова была и на Луну слетать – ей все было нужно знать.

Жизнь шла дальше. Ночи сменялись днями, дни – ночами, круговорот, происходящий в природе, был однообразен, как песок в пустыне. Днем людей изнуряла жара, вечером и ночью – комары.

Ире Астрахань нравилась.

– Потрясающий город, – сказала она, – в средней части России таких городов уже нет – не сохранились, вымерли.

– В России много чего не сохранилось, – Мослаков хмыкнул. – И вообще времена наступили такие, что даже умные перестали понимать то, что раньше каждому дураку было понятно.

– Не будем ругать время.

– Не будем, – согласился Мослаков.

Оганесов вытащил из кармана пачку стодолларовых купюр, отсчитал десять, придвинул Никитину.

– Ставка у тебя будет четыре таких штуки, – сказал он. – Это – аванс.

Расписываться нигде не надо и в налоговую декларацию заносить тоже ничего не надо.

– Отлично! – Никитин, потянувшись к деньгам, заметил, словно бы увидел себя со стороны, что у него противно и одновременно радостно подрагивают пальцы: он еще никогда не держал в руках такую крупную сумму. Тем более в долларах. – Спасибо!

– Одним «спасибо» не обойдешься, – Оганесов захохотал. – От тебя, адмирал, работа потребуется. Конкретная.

– Я готов! – Никитин сложил доллары пополам и аккуратно засунул себе в карман.

– Дело нужно наладить так, чтобы твои бывшие друганы – спецы по дыркам в границе – всегда оказывались на два шага позади нас.

– Это трудно, Георгий Арменович.

– Было бы легко, я бы тебе это дело не поручил и не стал бы платить такие бабки, а поручил бы кому-нибудь из своих дураков. Футболисту, например, или Карагану, – Оганесов покосился на сидящего рядом краснолицего потного Карагана и неожиданно подмигнул ему.

– Но, как говорится, что может сделать голова – не может задница, – Оганесов перевел взгляд на Футболиста, подмигнул ему: – Правильно, Тренер?

– Так точно! – незамедлительно отозвался тот.

– В общем, мы не будем пилить сук, на котором сидят погранцы, мы срубим все дерево. Так что, давай, дорогой, с песней вперед! У погранцов земля должна гореть под ногами.

Поразмышляв немного, Оганесов вновь достал из кармана пачку денег, отсчитал от нее еще десять купюр.

– Вот тебе вторая «тонна», – сказал он, протягивая деньги Никитину, – ни в чем себе не отказывай!

– Очень мило… Ну что, я за работу? – Никитин поднялся со стула. Вид у него был нерешительный, улыбка неожиданно сделалась виноватой.

– Действуй! – одобрил порыв Никитина шеф.

Ира лежала на кушетке, застеленной мослаковским пледом, улыбалась чему-то своему, далекому. Паша Мослаков лежал рядом и, чуть отстранившись от Иры, жадно рассматривал ее, отмечая разные трогательные мелочи, бросающиеся в глаза, – кокетливый завиток волос около уха, капельку пота, похожую на капельку росы, уютно устроившуюся на сгибе длинной шеи, рубиновый пламенек дорогого камешка, вставленного в сережку, щурился довольно, влюбленно… Он не верил тому, что Ира находится рядом с ним, что это не сон, а явь.

– А ты красивая, – наконец прошептал он, – очень красивая. Ты об этом знаешь?

Губы Иры шевельнулись едва приметно, и до него донесся слабый, разом угасший в воздухе шепот:

– Знаю.

– Ох, Ирка! – Мослаков прижался носом к ее плечу, втянул ноздрями нежный дух, исходящий от ее кожи, и неожиданно признался: – Я такой счастливый!

Мослаков набрал в грудь побольше воздуха, выдохнул разом, избавляясь от внутреннего стеснения, почувствовал себя освобожденно и произнес едва слышно, гаснущим шепотом: – Я тебя люблю.