Ричард подошел к краю, повернувшись к Герде спиной, проверяя, что сделает королева, насколько она ему доверяет. Герда думала только миг, но спорить с любопытством ей было все тяжелее, — женщина стала рядом с ним.

— Тебе не кажется, Герда, что не все на нашем корабле правильно устроено? — повел разговор граф.

— Верно, они не уважают ни меня, ни тебя.

В море Дельфин катал на спине Полину, и она верещала от удовольствия. Гердой овладела зависть, ведь она не могла разделить эту светлую радость — слишком много было тьмы в ее мыслях и в прошлом, и капитан Ярош зря уже несколько раз пытался ее расспросить, ощущая присутствие этого мрака…

— Не уважают, — подтвердил Ричард. — Но разве это нельзя изменить?

Он словно вел мысль королевы скользкой дорогой к нужному ему выводу.

— Не получится. Ярош ушел, но Айлан и Юран убьют тебя, если ошибешься. Ты колдун, только и они умеют колдовать не хуже, — Герда сама не поняла, что действительно назвала людей, способных победить Ричарда в поединке. — С тобой мало тех, кто рискнет за тебя жизнью.

Граф отступил, оставив ее на краю. Теперь Герда была в его власти.

— Нет, — усмехнулся Ричард. — Если ты мне поможешь.

— Осторожно, королева, не оступись, — из‑за деревьев вышли Юран и Феникс.

— Ты же, как я, летать не умеешь, — в голосе Феникс не чувствовалось ни капли уважения.

Ричард подал Герде руку, помогая отойти от края.

— Мы побоялись, что вы заблудитесь, — почти искренне позаботился о безопасности товарищей по команде Юран, словно можно было заблудиться на берегу моря.

— С вами не заблудишься, — пробурчал Ричард, украдкой глянув на Герду, королева кивнула.

— Куда теперь? — Эмиль помог Луизе выйти из автобуса.

— Я за билетами, а вы сразу к поезду, — Сашка перемигнулся с красавицей, нравившейся ему с каждой минутой все больше. — Видите, через пять минут отходит один. Нам все равно, какой, лишь бы шел на юг…

Воспоминание таяло, как сон, оплывали дымом колонны современного модернового вокзала.

Луиза открыла окно в купе, чтобы дым от ее тонкой сигареты вытягивало на улицу. Жак спал, положив голову женщине на колени, и та гладила белые кудри ребенка. Сашка сидел напротив нее, он не мог заснуть, так же, как и Эмиль, который сейчас вышел в коридор.

— Эмиль не скоро вернется, — сбивая пепел в стакан, заверила Луиза, и внезапно хищно улыбнулась. — Не смотри на меня так, парень, не стоит в меня влюбляться.

Сашку будто током ударило: слишком легко Луиза читала в его сердце.

— Почему не стоит? Ты самая красивая женщина, которую я когда‑либо видел.

— Самая красивая, — согласилась Луиза, рисуя дымом узоры, огонек на кончике сигареты стал похожим на красную звездочку. — Но мне не нужна твоя любовь. Не ты.

Сашка молчал: Луиза его обидела. Блондинка снова рассмеялась, тихо, чтобы не разбудить ребенка, но теперь грустно и даже разочаровано.

— Когда я была маленькой девочкой, то не любила себя, стараясь не смотреть в зеркало. Нет, уродливой меня не могли назвать, но я была обычной, каких тысячи на улицах. А мне этого было мало. Я мечтала стать самой первой и самой красивой так сильно, что чахла от тех мыслей.

И тогда мне, маленькой невинной девочке, начали сниться ужасные сновидения. Демон приходил ко мне и садился на краешек постели, и молча смотрел, как я засыпаю, таращился на мое лицо красными пылающими глазищами. А тогда слал в мои сновидения соблазнительные пророчества об огромных роскошных домах и дорогих авто, меховых шубах и салонах красоты. Он обещал мне все, что я пожелаю, если я отдам ему свое сердце.

И я отдала, а утром проснулась блондинкой, от которой не мог отвести взгляд ни один мужчина, похожей на ненавистную мне куклу, которой в детстве играют почти все девочки. Я обрадовалась, ведь пророчества оказались правдивыми. Но мужчины, влюблявшиеся в меня, чахли и старели рядом со мной, а я не менялась. Эмиль — мой четвертый муж. Когда я отпускаю его, он восстанавливает силы, находясь подальше от той, кого до умопомрачения любит.

Я отпускаю его, — грустно повторила Луиза, гася сигарету и выбрасывая ее в окно, — потому что люблю. Я поняла это, когда мы попали в аварию и едва не погибли. Аля это видела в будущем.

Сашке показалось, что в ее пустых глазах, цвет которых он никак не мог запомнить, ведь за ними не скрывалась душа, блеснули слезы.

Воспоминание таяло в утреннем свете…

— Просыпайся, Сашка, мы почти приехали, — будил парня Жак.

Сашка сел на полке. Луизы и Эмиля в купе уже не было.

Они вышли из вагона. Без чемоданов. Да и зачем?.. Главное четверо с собой взяли — себя. Может быть, из‑за отсутствия тюков или благодаря сверхъестественной красоте Луизы на них оглядывались. А возможно, потому, что всегда замечаешь безвозвратно утраченное.

Но обращали внимание не только на них. Мужчина лет тридцати пяти, одетый в дорогой светло — коричневый костюм, ждал кого‑то, вглядываясь в людей, выходящих на перрон. Вот он увидел женщину, помахал ей. Женщина подбежала к нему, они обнялись, но не поцеловались, стесняясь такого количества людей вокруг.

— Ты вернулась!

Он поднял любимую, сияющую от счастья, и закружил. Мужчина, богач, чью жизнь сегодня должна была оборвать пуля конкурента, улыбался, глядя на беглецов из столицы, будто отблеск их счастья свободы упал и на его лицо.

В это мгновение богач понял, что бросит безумно дорогое авто вместе с прибыльным бизнесом и пойдет пешком в маленький поселок на берегу моря, куда позовет его сердце, избегая зловещей судьбы. И поля по обе стороны его дороги будут синими, такими, что не понять, где заканчивается небо и начинается земля.

Будто осуществлялась мечта Сашки, хотя он и не вернулся в счастливые времена своей любви.

Макс остановился, отерев пот со лба.

— Привал, — позволил Ярош, сверившись с компасом.

Они не отклонились от цели. Итана умылась в ручье, напилась из горсти.

— Здесь так жарко, — Катерина переплетала косу, пряча ее под платком, подаренным Роксаной.

Лаура прислонилась к дереву.

— С тобой все в порядке? — Берн подошел к ней.

Девушка кивнула, не открывая глаз.

— Я давно не ходила пешком так далеко. Ричард всегда приказывал подать карету.

— Кем ты приходишься Ричарду? — Ярош вытирал саблю от сока растений, у которых они отвоевывали заросший путь.

— Приемной дочерью, — Лаура села на землю. — Я была примерно в возрасте Тимура, когда он выкупил меня у имперских солдат.

— Потому что ты колдунья? — Итана принесла ей воды.

— Я слабая колдунья. На моих ладонях даже пламени не было, — Лаура с благодарностью приняла воду в деревянной чашке и с удивлением глянула на людей, смотрящих на нее. — Так вы не знаете?

— О чем? — уточнил Макс, уже успевший намочить голову в ручье.

— Об огоньках.

— Я знаю, но ты все равно расскажи, — Ярош спрятал оружие в ножны, дальше он видел просвет.

Лаура улыбнулась какой‑то своей мысли, но не отказала капитану в просьбе.

— Иногда на ладонях чародеев, когда они еще чисты и невинны сердцем, как дети, расцветает пламя. Этот огонь живой, он советует и оберегает от опасностей, в часы одиночества заменяя друзей и родителей. Но когда такой человек причинит другому боль с помощью своего чародейства, пламя исчезает с его ладоней, больше не охраняя.

— Так у тебя не было огня, как у Юрия или Ласточки? — Итана смотрела на Лауру недоверчиво.

— Ричард сказал, что нет. Что я очень слабая колдунья, поэтому он и смог не дать увезти меня в столицу. Но он все равно забрал меня к себе и учил самому простому. У графа Элигерского не было приемника, который мог бы унаследовать его богатство, — она была уверена в словах, но уверена ли в чувствах, неизвестно.

— А когда графа Элигерского арестовали, где ты была? — Ярош поднялся, показывая друзьям на открывшуюся им тропинку.

— В тот день мы собирались на охоту. Но граф сказал, чтобы я ехала одна, потому что у него появились неотложные дела. А когда я вернулась, Ричарда не было в особняке.