Скреби скалу. И ты отыщешь их -

Кристаллы слез, отчаянья, страданья.

Они застыли в вечном ожиданье

Трепещущих от страсти рук твоих.

И ты ищи. Пусть кровь стучит в ушах.

И до кости кремень разрезал руки.

Красна скала от крови и от муки.

И жжет внутри. И труден каждый шаг.

Там, в тверди камня, то, что ищешь ты.

Безмолвствует земля, в себе тая

Тысячелетних слез и бед кристаллы.

Ты их найдешь. Они из темноты

Возникнут виноградной гроздью алой.

Ты не пугайся – это кровь твоя.

Уже разгораются плошки

Осенних огней средь ветвей,-

Там рыси глаза или кошки,

Лисы в апельсинной одежке,

Ползущей обнюхать дорожки

Из лисьей каморки своей.

Зерно в плодоносной сорочке

Спускается к лону в земле

И в поисках родственной точки

Стремится сквозь тесто, как в бочке,

А тесто питает росточки

И спящих лелеет во мгле.

Но краскам осенним известно,

Что ветер, суровый стрелок,

В засаде затих повсеместно

И выстрелом целится честно

В листву воспаленного леса,

Чтоб краски вошли в некролог»

Стихом задержи на бумаге

Осенние краски ветвей,

Чтоб чистая сила отваги,

Рожденной от солнца и влаги,

Шумела от жизненной тяги,

Как лес перед смертью своей.

Мрачны отношенья поэтов с веками,

Секира забвенья висит над стихами.

Хотя удалось, как известно, Гомеру

В живых задержаться на целую эру.

Сгорают созвучья в пожарах забвенья,

И если останется вздох откровенья,

Он станет игрой непонятных словес

Для детства, где вечен к стихам интерес.

Но я бы хотел, чтоб осталась Елена

Такой же прекрасной, как слово велело

(Пусть даже она наставляла рога),

Чтоб древним волненьем была дорога

Потомкам, любить заставляя друг друга,-

Иначе бессмысленна жизни округа.

Когда твои стихи, превозмогая боль,

Наколют на груди и на руках матросы,

Как женские тела, сердца или цветы,

И люди станут только удивляться,

Узнав, что кто-то их когда-то написал,

И понесутся песни друг за другом,

Как осенью летят по ветру семена,

Не вспоминая об отцовском древе

И обретая собственные корни

В глубоко взрытых человечьих душах,

На лицах и в глазах цветами расцветая,

Тогда ты можешь наконец уйти,

Затем что стал ты голосом, который

Звучит повсюду, пробуждая Космос:

– Бог Пан живет, живая жизнь живет!

От берега до берега

Через пропасть века

Мы натянули струны своего сердца

И создали новую гитару,

Мы извлекли из нее

Божественные ноты будущего,

В котором пылают зори,

А человек оседлал свою судьбу»

И ныне

Одну звезду с другой

Связывают струны мозга,

И гудят они,

Послушные астронавтам:

Продленные струны

Нашего сердца,

Миллионы струн,

Что трепетали

Под пальцами Маркса,

Звенели

Под шагами Ленина,

Бились в песнях твоих,

Прадед Хория,

И воскресли в твоем непокорном народе,

В нас.

Твой вечный поиск прошлого напрасен.

Его коварный лабиринт исчез

И серебром твои виски окрасил.

В том лабиринте рос огромный лес.

Он в недрах гор углем воспоминаний

Теперь застыл под серой мглой небес.

Но изредка какое-то звучанье,

Какой-то лик мерещится вдали,

Звук рога, колокольное качанье…

Как будто ты далеко от земли,

И все с кормы глядишь, в былые дали,

И все о тех грустишь, что вдаль ушли…

Бушует ветер. Паруса устали.

И крепкое и горькое вино

Горит в твоем рубиновом бокале.

Виденье, миновавшее давно,

С тех берегов тебя зовет в печали,

Куда тебе вернуться не дано.

Кто это? Женщина? Иль конь крылатый?

На нем летал ты, брезгуя когда-то

Брести тропою иль волною плыть…

…А может, это юность?… Может быть…

Ты не хвались, мой сын, и не тверди,

Что ты меня оставил позади,

Ты не тверди, не повторяй послушно:

«Природа холодна и равнодушна».

Печальное и злое заблужденье!

Ведь ты мой сын, ведь ты мое творенье,

В твоем порыве мой порыв живет,

И ты мое движение вперед.

Зачем тебе неправый ореол,

Что ты – иной, природу превзошел?

Задам тебе создать я глаз синицы -

Ответишь: «Мы должны еще учиться».

Тревожусь за тебя, мой сын.

Ты разный.

Оружием грозишь в игре опасной.

Неужто ты спалишь свой мир чудесный?

Неужто оборвешь задуманную песню?

Нет! Ты преодолел туманы и глубины,

Ты в Космосе, о жизнь моя, любимый!