• • •

Льдины, растаяв,

становятся синью в реке.

Птицы, взлетай, становятся стаей упругой.

Дети,

рождаясь,

кричат на одном

языке.

заклиная взрослых людей

понимать друг друга!

МОТН»

Утро проползло по крышам,

все дома позолотив...

Первое, что я услышал

при рожденье,

был мотив.

То ли древний, то ли новый,

он в ушах моих крепчал

и какой-то долгой нотой

суть мою

обозначал.

Он меня за сердце тронул,

он неповторимым был.

Я его услышал. Вздрогнул.

Засмеялся

и — забыл!..

И теперь никак не вспомню.

И от этого грущу...

С той поры,

как ветра в поле.

7

я всю жизнь

мотив ищу.

На зимовье

стыну лютом,

охаю на вираже.

И прислушиваюсь к люлям.

к птицам.

к собственной душе.

К голосам зари багряным.

к гулу с четырех сторон.

Чувствую. что где-то рядом,

где-то очень близко

он!..

Зябкий, будто небо в звездах,

неприступный, как редут.

Ускользающий, как воздух.

Убегающий, как ртуть.

Плеск оркестров.

Шорох санный.

Звон бокалов.

Звон реторт...

Вот он'

Вроде бы тот самый!

Вроде бы.

А все ж —

не тот! •

Тот я сразу же узнаю.

За собою позову...

Вот живу и вспоминаю...

Может,

этим и живу.

• • •

Что же такое «мы»?

Мы -

из лесов безбрежных.

Мы -

из блокадной тьмы.

Мы —

из стихов сгоревших.

8

Из невысоких изб.

Песенного всесилья.

Mы­

из бессмертья. Из

плоти твоей. Россия!

Мы от свинцовых розг

падали в снег с разбега.

Но - поднимались в рост,

звонкие, как победа!

Как продолженье дня.

шли

тяжело и мощно...

Можно убить меня.

Нас

убить невозможно!..

Что же такое

«мы»?

Веруя в пробуждены?,

взяв у земли взаймы

силу

в момент рожденья,

мы ей вернем сполна

все. что она давала.

Только б была она!

Лишь бы

существовала!

Мы проросли из нее.

будто трава степная...

Гибнет в печи смолье,

солнце напоминая... I

глядя в лицо огня,

я говорю тревожно:

можно

убить меня.

Нас

Убить невозможно!

9

ПАТРУЛЬ

На боках особняков

дымные подпалины.

Сладко катится листва вдоль Невы реки

Патрулем

идет матрос.

а к рукам припаяны

невозможной тяжести

гири-кулаки .

Ах. какая тьма ветров.

по эпохе веющих!

Ах. какая мешанина

лозунгов и лет!

Патрулем

идет матрос. осеняя верующих

распрекраснейшим крестом

пулеметных

лент.

БАЛЛАДА О Б Е С С М Е Р Т И И

Хотя гудят:

«Пора!» —

и 1ЯШНЫС валторны,

забудьтесь, тенора!

Остыньте, баритоны' .

Я расскажу теперь —

жаль, если не сумею,—

как наш товарищ пел

в двадцатом.

Перед смертью.

Он умер

для того,

чтоб мы не умирали...

Каратели

его.

израненного, брали.

Заржавленным прутом

испытывали силу.

Умаялись.

10

Потом

шмели рыть могилу...

Надутый, будто еж.

увешанный оружьем,—

«А может.

ты споешь?..» —

смеясь,

спросил хорунжий...

Луна ползла, как тиф.

Безжизненно.

Сурово...

И вздыбился мотив?

И прозвучало

слово?

Пел песню комиссар.

Пел.

выбрав гимн из гимнов

Пел.

будто воскресал-

Пел.

голову закинув.

Пел, будто пил вино.

Пел.

хвастаясь здоровьем.

«Мы наш.—

он пел. мы но­

вый мир, -хрипел,— построим

Был темным, как земля

И мокрым, как из бани.

Пел.

еле шевеля

разбитыми губами

Шептал слова не в там

упрямо повторялся...

И получалось так,

что он не пел.

а клялся!

Литые фразы жгли,

с зарей перемежаясь —

Хорунжий крикнул:

«Пли!!»

II

А песня

продолжалась.

Была грозе сродни,

светилась и трубили!..

В руках у солдатни

плясали карабины.

Дрожали молодцы —

ни стати

и ни прыти...

Великие певцы,

пожалуйста, замрите!..

Пусть видит комиссар,

как в озаренье алом

встает высокий зал

с «Интернационалом»!

И солнечно в судьбе.

И ощущаешь гордость.

И веришь.

что в тебе —

тот комиссарский голос!

Л А Т Ы Ш С К И Е С Т Р Е Л К И

Бёрзнни.

Спрогисы. Клявнни

Годы людей переплавили

Перемололи. Прославили.

Перетряхнули. Расслабили.

И разделили их надвое

не по богам,

не по нациям,

не по семейным симпатиям,

а по фронтам.

И по партиям.

Кровью и вьюгою кашляя,

время спросило у каждого:

«Ты за кого?..»

12

Ленцманы.

Лёпини. Крастыни

шли. будто в молодость,—

в красные!

И застывали — помолвленно -

то

н караулах у Смольного,

то —

на простреленном бруствере...

Сжав кулаки заскорузлые,

шли батраки и окопники

в краснознаменные конники.

Не за церковными гимнами,

не потому, что прикинули:

где посытнсй...

Пётерсы. Калныни. Зарини...

В душном.

взлохмаченном зареве

под почерневшими листьями

снились им улочки рижские,

звали их дюны прохладные...

Только дорога до Латвии

долгой была, как отчаянье.

Шла

сквозь шрапнель Волочасвки

Лезла. темнея от голода,

сквозь Перекопы,

сквозь Вологды

и Ангару.

Янсоны. Лацисы. Крйшьяны...

Над островерхими крышами,

над Даугавой неслышною,

над мостовою булыжною.

над голосящими рынками

над просветленною Ригою

сквозь переплеты оконные.

13

на сочинения школьные,

на палисадники бурые,

на электричку до Булдури

падает снег...

И из него. как из марева,

люди выходят громадные,—

вовсе не теин, не призраки.

Смотрят спокойно и пристально.

Смотрят сквозь ветер напористый..

Ждут не восторгов.

не почестей,

не славословий за подвиги...

Просят о малости:

помните!

Дбэнты,

Лутеры. Луцнсы

отдали все

Революции -

Все. что могли.

З О Р Г Е

Еще опасаться рано.

И будет война не скоро.

Задолго до Сталинграда

н даже до Халхин-Гола,—

сутуловатый,

рослый.

кепочка на голове,

по подмосковной роще

прогуливается человек ...

Получено назначение —

приказа и сердца власть.

Великая

Отечественная

уже для него

началась!

Продуманная привычка —

служба его бессменная...

В зубах у него —

травнночка.

14

В глазах у него —

бессмертника.

• • •

На Земле безжалостно маленькой

жил да был человек маленький.

У него была служба

маленькая.

И маленький очень портфель.

Получал он зарплату маленькую...

И однажды —

прекрасным утром —

постучалась к нему в окошко

небольшая.

казалось.

война...