22–31

Мерзко и тошно так, что не описать словами. Мать так и не дозвонилась, – только Е.С., и то потому лишь, что ей послали СМС–ку. На завтра замглавнокомандующим блатным чмом опять провозглашена комиссия. Предыдущая была 11–го, – значит, при такой динамике до конца января возможна еще одна. По 3 комиссии в месяц? 78 комиссий до конца срока?..

Во “Времени” по 1–му каналу сейчас показали: в Москве сегодня застрелен адвокат Станислав Маркелов. Я знал его лично, в 2001 г. просил заняться моим тогдашним делом, он он был слишком занят и порекомендовал другого. Его знал хорошо Кантор по каким–то не то юридическим, не то социал–демократическим делам, и Кантор просил его обо мне, насколько я помню. Но особенно он мне памятен по самому первому своему громкому политическому делу – Андрея Соколова, которого судили в январе 1999 г. 10 лет прошло, но я хорошо помню его, совсем еще молодого, на пресс–конференциях соколовскому делу, на которых сидел к нему ближе всех. Знать бы тогда, что всего 10 лет ему еще отпущено и какой конец его ждет... От смерти человека, которого знал лично, хоть, м.б., и не так близко, – состояние подавленности и легкого шока.

Единственная хорошая новость – говорят, что шимпанзе продлили сегодня срок в ШИЗО, так что 21–го, очень надеюсь, эта мразь еще не выйдет. Еще одна комиссия и еще одни “сидорА в каптерку!” пройдут без нее. Когда 14–го, после ухода этой нечисти и после предыдущей комиссии 11–го, только что, – я думал: мол, теперь никакая комиссия не страшна, пусть едут! :)) – я говорил это про себя с горькой иронией, отчасти и с юмором, и разве мог я подумать, что следующий потенциальный скандал из–за “сидорОв не в каптерке” может быть назначен уже на 20–е?..

20.1.09. 8–25

Ждали одного, а вышло совсем другое. Еще в подъема я расстелил свое красное одеяло, решил второй баул тоже убрать под свою шконку от местной блатной “комиссии” – но не успел еще доделать себе бутерброды на завтрак, как опять вырубили свет! Связи с матерью, видимо, не будет и сегодня: тут все телефоны разряжены, 1 зарядник почти что на весь барак, и за ним очередь. Наудачу хотел сейчас воспользоваться запасным вариантом – черта с два! Захожу – это чмо, лежа в постели, трепется со своей бабой по телефону. Минут 15 я сидел, слушал их сюсюканье, чтобы потом выслушать отказ: его “труба” убрана, а эта – чужая, и то на ней денег нет, только “маячки”. Слать матери “маячок” с незнакомого номера – без толку, едва ли она сможет перезвонить. Я ушел сразу и без дальнейших разговоров.

Света пока так и нет, пишу впотьмах. Опасность комиссии из–за этого временно отступила. Но включат свет – и она все равно может пойти. Или завтра. Эта опасность (как и все прочие) тут перманентна, и это самое омерзительное и изматывающее....

9–00

Ур–р–р–ра!!!!! Свет дали!!! Завтракаем – и ждем комиссию!!!!! :)))))))))))))))) (Истерический смех.)

17–00

Конечно же, никакая комиссия по баракам не ходила, как и всегда, – но психоза и шуму было больше обычного, а нервы у меня оказались на сей раз истрепаны полностью, абсолютно, запредельно. Так тяжело мне бывало до сих пор разве что при наличии мерзкой обезьяны в бараке, а на сей раз и без нее. Что же будет, когда она опять явится?..

Эти тупые твари, покорные рабы, нечисть, мразь и быдло, – они опять цепочкой, как обычно, вынесли все свои баулы (но, правда, на сей раз кое–кто в нашем конце секции и оставил), задрали все “шкерки”, поснимали всю одежду со шконок. Чтобы не докапывались, одежду я снял тоже. Перед проверкой замглавнокомандующее чмо начало орать, – мол, “в лагере комиссия!” и “убирайте все лишнее!”. Тут же, с первого окрика потащили, ублюдки!.. Ждали до обеда, обед почему–то задержали на 40 минут (мы идем предпоследними, – значит, не все еще поели до нас); после обеда уже стало ясно и особо никто не ждал. На завтрак, вопреки буднему дню, дали яйцо, на обед – какой–то, типа, “хороший” рассольник, даже с кусочками соленого огурца (!!) и картофельное пюре, опять омерзительно намешанное с какой–то дрянью типа крупы (сечка?). Я эту бурду есть не стал, да и из супа выловил только кусочки картошки и – малюсенькие – мяса, остальное там была мерзкая перловка. Но когда на ужин дали сечку (давно уже эту дрянь не давали), то поневоле стало ясно: комиссия уехала. :)) Но понимание пониманием, а как бы этот психоз не возобновился завтра с новой силой. У них комиссии и и по три дня могут торчать на зоне. Слава богу, дотошных проверяющих, чтобы сунуть нос под все шконки и под моей обнаружить оба баула, завешенных одеялом, не нашлось. Но выдержать и завтра, без отдыха, без перерыва такое психологическое давление, угрозу истерики, скандала и крика при их нахождении будет нелегко...

Мать дозвонилась–таки сама утром по одному из запасных номеров, специально для таких случаев мною ей данных. Я объяснил ей, на какой основной номер теперь звонить, при отсутствии прежней “симки”, и она обещала вечером попробовать. Но эта тварь и сегодня едва ли позволит ей...

Самая мрачная, почти трагическая новость дня, – когда пришли с обеда, то дверь в секцию оказалась распахнутой, а пружина, ее закрывавшая, – отсутствующей. Я сперва подумал, что комиссия таки побывала здесь в наше отсутствие и конфисковала пружину как “не положенную”. Но все оказалось проще: когда блатные, пришедшие с обеда раньше меня, открыли дверь, пружина отломалась от кольца, за которое была прибита гвоздем, и улетела. Почти как осенью мне в лицо, – только им, к сожалению, в их наглые хари она не попала. Теперь перспектива крайне мрачная: оставшуюся половину зимы мерзнуть с открытой дверью, если не найдется новой пружины. Через эту дверь поминутно все ходят – и едва ли 1 из 10 догадается ее прикрыть. А если она распахнута – на ее ручку с внешней стороны заготовщики начинают вешать свои сумки с байзерами, и закрывать с сумками становится уже неудобно. В общем, за психозом с комиссией эта история с дверью не вызвала большого внимания – но натерпеться бед и хлебнуть горя в ледяном, неотапливаемом, да еще и настежь раскрытом в мороз бараке мне еще предстоит... Пользуясь мимолетной возможностью, я наедине спросил у наиболее еще адекватного полублатного в соседнем проходняке, где пружина, и завязался короткий разговор, дошедший и до вопроса, откуда они эту пружину вообще взяли. Ответ был неожиданным: оказалось, с пружинной шконки!

21.1.09. 10–15

Ну что ж, комиссия, бесспорно, уехала, и зримым тому свидетельством может служить начавшийся с четверть часа тому назад шмон на 4–м бараке. 4–й единственный, насколько я помню, оставался непрошмонанным перед Новым годом, – и вот его очередь пришла. Но лучше уж, ей–богу, шмон, чем комиссия, – какой бы отъявленной мразью ни были “мусора”, особенно мелкие, с ними и то проще, чем с уголовниками. Особенно если это простой шмон – без лазания по баулам, без построений, проверок формы одежды, прически, без попыток изъятия “вольных” вещей, и т.д. Ну, задерут матрас, перевернут все, что под ним (книги, тетради, бумаги и пр.) вверх дном, ну вытряхнут банный пакет; ну выдвинут с места несколько шконок в секции (мою еще ни разу не выдвигали). Все это, в конце концов, убирается за полчаса.

Смех сквозь слезы, – забавна все же эта диалектика здешней жизни (по крайней мере, моей). Перед шмоном надо все наиболее ценные вещи (бумаги) убирать в баул, ибо туда обычно не лазят. А перед комиссией, наоборот, надо их вытаскивать из баула и совать под матрас – ибо баулы может понадобиться все же тащить в каптерку, и после этого уже неизвестно, чтО в них сохранится. А могут и просто – оттащить сами, без меня, как один раз было, или вообще выкинут куда–нибудь (это сами зэки, а могут и “мусора” из каптерки забрать и увезти, как увезли баул моего старого соседа по проходняку 27 ноября).

По сравнению с вчерашним диким нервным перенапряжением, – сегодня, можно считать, день отдыха и расслабления, несмотря даже на шмон–бригаду на 4–м. Правда, предстоит еще ларек и попрошайничество до него и в нем, да и до конца дня еще далеко, – всякое может случиться... Но неприятно вспоминается начало прошлого года – зима и весна, где–то до мая, период сплошных, постоянных шмонов, в т.ч. и у нас...