Но вот из алтаря показался священник. Раздался его тихий, в душу проникающий голос, и в тот же момент Ольга услышала стройное пение хора.

Невольно она сравнила богослужение христиан со служением жрецов Перуна, на котором часто ей приходилось присутствовать вместе с Игорем. Жрецы там бесновались пред безжизненными истуканами, грубыми, имевшими только отдалённое сходство с человеческими телами; там лилась кровь приносимых этим истуканам жертв, корчились в предсмертных муках жертвенные животные, слышались исступлённые клики жрецов, здесь не было ни истуканов, ни жертв, но чувствовалось незримое присутствие Высшего Существа, всецело располагающего всем живущим на свете. Здесь этот престарелый служитель христианского Бога говорил тихо, но голос его проникал в сердце. Словом, здесь всё в этом храме веяло сердечным миром, покоем, тишиной, здесь — это слышала княгиня — раздавались призывы не к кровавому мщению за обиды, а призыв к добру, к прощению врагов, к любви и молитве за них.

Княгиня почувствовала, как одно лишь присутствие на христианском богослужении вызвало благодарные слёзы на её глазах... Слёзы эти увлажнили её глаза и падали одна за другой с её ресниц. А вместе с этими слезами легко и отрадно становилось на сердце...

Ольге не хотелось уходить отсюда — так легко она чувствовала себя здесь.

«Завтра же прикажу позвать к себе этого христианского жреца, — подумала княгиня, — он будет говорить мне о Боге христиан и успокоит моё сердце».

III

Старая Гульда хотя и делала пред Сфандрой вид, что она очень мало интересуется посещением княгини Ольги, тем не менее была в сильном волнении.

— Урочное время проходит, — шептала она, — а её всё нет! Между тем она должна прийти, я знаю это, мне это сказали мои духи.

Гульда волновалась — Ольги не было. Старая колдунья не знала, что и подумать.

«Неужели мои духи обманули меня? — с нетерпением думала Гульда, — спросить их разве ещё раз?»

Она подошла к очагу, в котором тлел едва заметный огонёк.

Колдунья наклонилась к костру, раздувая в нём огонь, но в это мгновение раздались тяжёлые шаги, и кто-то вошёл в лачугу.

Гульда обернулась.

У входа стоял воин, богато одетый и вооружённый.

   — Мал! — воскликнула Гульда, — зачем ты здесь?

Это был действительно древлянский князь.

Не было сомнения, что Мал и скандинавская ведунья не только были знакомы друг с другом, но и это их свидание не было неожиданным для Гульды. Старуха не испугалась его появления.

   — Что тебе нужно, Мал?

   — Ты обманула меня, колдунья, — хрипло, едва сдерживая дикое бешенство, сказал Мал. — Её нет...

   — Она придёт!

   — Когда?

   — Скоро...

   — Я не могу тебе верить...

Гульда усмехнулась.

   — Я и не заставляю тебя... Не верь...

Её хладнокровие отрезвляюще подействовало на древлянского князя.

   — Ты говоришь, что она придёт? — переспросил ещё раз он.

   — Да!

   — Стало быть, она будет моей?

   — Нет...

   — Этого не может быть... Я сказал, что она будет моею... Я люблю её, Гульда... Понимаешь ли ты, что это значит: я её люблю...

   — И всё-таки она никогда не будет принадлежать тебе, князь!

   — Тогда я её убью!

   — И в этом ты бессилен...

   — Нет, нет. Я упрям... Нет той воли, которая не склонилась бы предо мною...

   — Есть такая воля...

   — Скажи, какая?

   — Высшая воля, и против неё не нам, жалким смертным, бороться.

   — Я не знаю её... Я её не хочу знать...

   — А между тем всё в мире подчиняется ей, слышишь, Мал, всё... И жалкие люди, и звёзды на небе, и червяк под камнем — всё повинуется этой воле, всё зависит от неё... Без неё ничто не свершается ни на земле, ни на небе, и не нам, жалким и ничтожным существам, бороться с нею... Ты хочешь овладеть женой киевского князя, ты говоришь, что любишь её и что нет ничего, что бы могло тебе помешать... Ошибаешься! Жестоко ошибаешься... Слушай, что говорит тебе старая Гульда, которой свыше дан дар предвидения. Ты никогда не добьёшься своего. Ты никогда не получишь этой женщины, но из-за твоего безумного желания много прольётся крови в твоей земле... Ты теперь знаешь это и всё-таки спешишь к печальному концу, потому что тебе это суждено... Но тихо!.. Она идёт сюда...

   — И ты увидишь, что вопреки всем твоим предсказаниям будет, как я хочу! Прощай!

Киевская княгиня всё-таки решила идти к Гульде.

Как не хотелось идти Ольге из этого радостного света в тьму, олицетворением которой была Гульда! Она бы так вот и осталась здесь, начала бы беседу о том, что теперь её интересовало, но влечение к земному было всё ещё сильно в ней. Заботы о супруге, ушедшем в поход, одолевали её, и она пошла.

«Что может сказать мне эта Гульда? — размышляла княгиня, — говорят, что она предсказывает только дурное, и неужели я иду только для того, чтобы услышать ужасную весть? Если Гульда не скажет ничего дурного, стало быть, всё благополучно... Игорь жив и возвращается в Киев со славой. Я узнаю от Гульды по крайней мере это».

Чем ближе подходила она к жилищу ведуньи, тем всё более и более страх овладевал её душой.

У самой лачуги ведуньи Ольге показалось, что мимо неё промелькнула какая-то тень.

   — Я пришла к тебе, Гульда, — сказала княгиня, входя в лачугу ведуньи, всего только за несколько мгновений до того оставленную Малом.

   — Вижу, милости просим, — отозвалась Гульда, — давненько ты у меня не была.

   — Да... Но ты не сердишься на меня за это?

Гульда захохотала.

   — Чего мне сердиться! Разве я не знаю, что к Гульде идут только тогда, когда в ней имеют нужду, без этого же никто никогда не заглянет к бедной старухе. Все вы так, и ты не первая и не последняя.

   — Если ты сердишься, прости мне и скажи...

   — Погоди, — остановила её Гульда, — ты хочешь знать, вернётся ли Игорь...

   — Да!

   — Я ничего не скажу тебе об этом. Духи отказываются мне служить тут, не их дело вмешиваться в вашу жизнь... Но они будут говорить про тебя...

Сердце Ольги наполнилось радостью. Гульда отказывалась ворожить ей о муже, стало быть, из этого можно заключить, что Игорь вернётся и что поход его на этот раз будет счастлив.

Княгиня хотела было отказаться от дальнейшей ворожбы: ведь она и пришла-то сюда, чтобы узнать только это. Она было встала, но Гульда остановила её.

   — Постой, не уходи... Или ты не желаешь знать свою судьбу?

   — Зачем мне испытывать богов...

   — Княгиня, ты первая у меня отказываешься взглянуть в тайны грядущего, мне открытые, но если ты не хочешь знать этих тайн, я хочу показать тебе их. Помни, здесь не твой вышгородский или киевский терем, здесь я приказываю, и никто не смеет меня ослушаться. Останься!

Голос Гульды звучал так повелительно, и она покорно промолвила:

   — Говори!

   — А, ты теперь согласна, — засмеялась колдунья, — но не бойся, следи лучше внимательно за тем, что я буду делать.

Она подошла к костру и бросила в огонь какой-то корешок. Мгновенно вспыхнул под котлом ослепительно яркий свет. Ольга невольно закрыла лицо руками и отшатнулась; в то же самое время из котла повалил густой пар. Гульда и в него что-то тоже бросила. Всё скрылось в клубах пара. Ольга не видала ни прорицательницы, ни её лачуги, она только слышала её голос, ставший вдруг юношески звонким, да видела, как то и дело вспыхивают небольшие ослепительно яркие огоньки, мгновенно погасшие, чтобы через мгновение вспыхнуть в новом месте с прежней силой.

   — Духи, подвластные мне, духи земли, — кричала Гульда, — приказываю вам явиться на зов мой! Где бы вы ни были, явитесь! Я желаю знать, что будет с этой робкой и дрожащей женщиной, желающей знать, что ждёт её в грядущем.

Странные свист, рёв, вой вдруг раздались в клубах делавшегося всё более и более густым пара.

Тотчас снова зазвучал голос колдуньи: