— Киев-то? Да много слышал я о Киеве разного чему и верить, не знаю... Каждый о Киеве по-своему толкует.
— А вот ты сейчас нам сказал, что братья с Дуная пришли.
— Говорили мне так, когда я был в землях Полянских. Пришли три брата из далёких стран, что за Дунаем лежат, пришли они с дружиной сильной и осели на высотах приднепровских, благо поляне их добром пустили и боем на них не пошли... А осели они потому здесь, чтобы с людей торговых, которые в Византию ходили, дань собирать. Место-то там удобное! В обе стороны с гор далеко видно кто на Днепре появится, а снизу, если кто пойдёт, так пороги там... иначе как волоком и идти нельзя. Так и начали жить на высотах днепровских три брата с сестрой своей Лыбедью, а по их старшего брата имени и городок Киевом прозван был.
— А городок-то как возник?
— Известно как! Братья ведь не одни пришли — была с ними и дружина. Как осели они, сейчас к ним и от полян кое-кто присоседился... Вот и городок.
— А по другому, как рассказывают о его основании?
— По другому-то? А говорят, будто Кий, брат из трёх старший, перевозчиком через реку был. Перевозил через реку, с одного берега на другой — около этого и кормился, а народу тут переходило много, так много, что братьям и не справиться было. Люди задерживались, подолгу оставались тут, ну, чтоб время не терять, кто товары при себе имел, за торг принялся, а тут мужи свейские, что из варяг в греки шли, тоже приставать начали, меняться тем, что у кого было, и пришлось осесть у ворот днепровских, осели и зажили, сперва селенье устроилось, а потом и город огородили...
— Ты бы, отец, про дулебов-то нам досказал, — напомнил один из слушателей старику.
— Да, про дулебов! Вот ведь они, бедные, какую беду вынесли...
— Какую, отец? — заинтересовались все.
— Пришли к ним мужи обрские, пришли с оружием и стали воевать дулебов; те народ мирный, не ратный, не могли против них силы выставить, и победили их обры. А были они телом великие и умом гордые.
— Что же, данью обложили их обры?
— Данью одной, это ничего ещё было бы... Не в первый раз племенам славянским дань платить. А стали обры всячески надругаться над ними... Вот тут и пострадали роды дулебские!
— Мучили их обры?
— И это бывало... А больше всего надругались. Вместо коней и волов они были у них!
Лица слушателей побледнели, глаза засверкали. Ведь дулебы, как бы далеко они ни жили от Ильменя, всё-таки были братьями им... Ссорясь и воюя между собой, славяне никогда этого не забывали...
— Как куда нужно поехать обрину, — продолжал свой рассказ старый Радбор, — сейчас приказывает он запрячь в телегу не волов и не коней, а жён славянских, садится и едет!
— А мужики дулебские, что же?
— Слабы они были... Где им одним против обров пойти, а древляне, соседние, по своим лесам рассеялись. Поди лови их там...
— Как же избавились они от обрского ига?
— Сами боги на помощь им пришли... Пошла ходить по обрам болезнь страшная, все умирали, и дулебов много погибло, но они всё-таки остались, а обры так и перемерли, так что в земле дулебской ни одного обрина не осталось!
— И теперь в землях днепровских говорят, — заметил внимательно слушавший рассказ Володислав, — «погиб, как обры»!
— Это про тех, кто рода после себя не оставил, — добавил Радбор.
Некоторое время весь круг молчал.
— Вот к чему ведут несогласие и раздоры, — заговорил опять старик, — восстанет в землях славянских род на род, и не станет правды, а тут враг близко, с родами славянскими делает что хочет! А они всё спорят между собой, кровь свою льют!
— Как же быть-то?
— Выбрать князя, чтобы всеми делами верховодил и на врага водил и от врагов со своими дружинами оборонял... Да чтобы не было ни вятичей, ни радимичей, ни полян, ни древлян, а были бы одни славяне... Вот тогда мы и сильны будем. Не найдётся врага, который бы одолел нас! Сами всех сокрушим, как вода из прорвавшейся плотины всё затопим, и не погибнет славянство во веки веков!
— Прав старик, прав! — раздались голоса.
II
Красив лицом и статен единственный сын Володислава, молодой Вадим — красивее его, пожалуй, и во всём Приильменье нет. Только не такого сына хотелось бы иметь Володиславу. Нельзя сказать, чтобы Вадим трусом был, нет, а только он какой-то странный выдался.
С малых лет в нём вероломство замечалось. Обмануть хоть бы и друга, насмеяться над ним, худое ему без всякой причины сделать, на всё это Вадим как никто способен был.
И вечно он в каком-то беспокойстве находился...
Чего-то постоянно боялся старейшинский сын, чего-то искал всё и не находил...
Так и теперь. Веселится молодёжь, смеётся, поёт, хороводы водит, а Вадим грустный и задумчивый сидит поодаль и, не обращая ни на что внимания, смотрит бесцельно вдаль...
Побаивался Вадим ночи, которая должна была последовать за этим днём. Многого для себя ждал он от неё. Задумал он узнать своё будущее и тихонько от своих домашних решил отправиться в дремучий Приильменский лес к Малу, которого все в Приильменье считали кудесником...
Путь предстоял далёкий и трудный. Нужно было проскакать на коне по едва заметным лесным тропинкам чуть не половину Ильменя, чтобы добраться до того леса, где жил старый Мал.
Но старый кудесник не ко всякому выходил на зов. К нему ездили многие — и из приильменских родов и из Новгорода, но чаще всего возвращались ни с чем. Мал порой не откликался на зов, а те, кто пробовал искать его, только блуждали напрасно по лесу, и были случаи, что даже пропадали, не находя выхода...
К нему-то и собрался Вадим.
Едва только стемнело, он потихоньку вывел за околицу засёдланного коня и, даже не простившись с матерью Богумилой, не замеченный никем, уехал.
После коротких сумерек на лес спустилась ночная тьма. Всё на Ильмене уснуло. Вадима пугала мёртвая тишина. Его конь осторожно пробирался по узкой, едва заметной тропинке, Вадим бросил поводья, заботясь только о том, чтобы не удариться головой о ветви.
Лес становился всё гуще, всё мрачнее... «Похоже, я сбился с дороги, — подумал Вадим. — Именно здесь должна стоять его избушка...»
Блеснувшая на небе зарница на мгновение осветила мрачную прогалину, на которой остановился Вадим. Высокие столетние сосны поднимали кверху свои зелёные кроны. Вадим ясно различил три сосны, одиноко стоящие среди прогалины.
— Здесь, здесь, вот и сосны, о которых мне говорили, — радостно проговорил он и быстро соскочил с коня.
Привязав скакуна к толстому суку, Вадим вышел на середину прогалины и закричал:
— Мал, старый Мал, Мал! Проснись и выйди ко мне; я здесь, у трёх сосен, я жду тебя; ты мне нужен, Мал, ты знаешь волю богов, я пришёл к тебе узнать её... Ты должен мне поведать её! Выйди, Мал!
Но никто не ответил Вадиму. Только могучее эхо далеко разнесло его крик.
— Мал, выйди! — крикнул ещё громче Вадим. Ему стало казаться, что его обманули, сказав, что здесь, в этой лесной глуши, живёт кудесник Мал — выходец из стран болгарских. Мало кто его видел, но те, кому приходилось видеть его, уходили с полной уверенностью, что Мал — любимец богов и не уступит и самому перынскому жрецу Велемиру.
Долго он ещё звал Мала, но лес по-прежнему оставался безмолвным. Даже разбуженные криками Вадима птицы, привыкнув к ним, замолкли и перестали летать среди ночной тьмы.
Вадим, не слыша ни малейшего отклика на свои призывы, пришёл в отчаяние.
Начинало уже светать. Сквозь листву деревьев видно было, как заалел небосклон, послышалось щебетание первых птиц, подул холодный лёгкий ветерок, этот вестник наступающего утра.
Вадим, постояв в раздумье, решил было уже отправиться назад.
— Мал, выйди! — ещё раз крикнул он.
И вдруг росший по окраинам лесной прогалины кустарник раздвинулся и появилось какое-то существо, мало походившее на человека.