Надо ждать сообщений. Но от кого? Ведь если нет связи, значит, самолет снизился и в лучшем случае благополучно сел. А может, экипаж покинул машину, не найдя возможности совершить вынужденную посадку?
Руководитель полетов дал команду поднять в воздух поисковый самолет и готовить к вылету вертолет. В том, что экипажу нужна помощь, никто не сомневался. При любом исходе полета ему надо было помочь вернуться домой.
Уже вечер. Солнце село, а короткие осенние сумерки подходили к концу. Скоро наступит темнота. От экипажа «Стрелы» пока никаких известий. Томительно тянутся минуты тревожного ожидания. Какие они длинные! Каждый телефонный звонок, словно гром, ударяет в перепонки. Но все не то. В трубке только вопросы: «Ничего не известно?» «Где они?» «Что с ними?» Пока на эти вопросы никто не мог ответить.
Вот что происходило в то время на самолете.
- Леша, не пойму, в чем дело: топливо быстро убывает.
- Понял, Федя, смотри, левый двигатель остановился!
- Не только левый, правый тоже, - сообщил командир. - Двигатели стоят, топлива нет. Что будем делать, мин Херц? - с чувством никогда не покидающего юмора и спокойствия спросил Федор Моисеевич.
- Думать есть над чем, - ответил Алексей, - а времени нет.
В сознании Алексея молниеносно пронеслась мысль, что буквально через минуту их уже начнут искать, выяснять, где они и что с ними. А у них неизвестно почему «утекло» топливо и встали двигатели. Самолет неотвратимо идет к земле. Они имеют полнейшее право покинуть его. На таких самолетах ведь никто и никогда до сего времени вне аэродрома не садился. Поэтому право покинуть машину за экипажем. Да, юридически никто их не осудит. А морально? Самолет погибнет, и никто никогда не узнает причину его гибели. Могут ли они, советские летчики, допустить это, не испробовав всех возможностей спасения машины? Конечно, нет.
Не сговариваясь, испытатели - коммунисты, верные сыны Родины, решили во что бы то ни стало спасти эту единственную опытную машину, спасти колоссальный труд людей.
- Леша, дорогой мой, давай будем искать площадку для посадки самолета. До аэродрома явно не дотянем. Высоты маловато.
Трудно отыскать ровное место, пригодное для посадки такого самолета на земле, но еще сложнее найти его в сложившихся условиях. Нелегко экипажу. Ой, как нелегко! Уходящее за горизонт солнце сгущает сумерки, а образовавшаяся вечерняя дымка еще больше усложнила и без того крайне тяжелые условия полета.
Алексей Максимович все свое внимание сосредоточил на отыскании места посадки. Через остекление одного из окон кабины он отчетливо видел раскинувшуюся под самолетом лесистую, сильно пересеченную местность. «Это не то! Здесь посадка невозможна», - пронеслось в голове штурмана. И тут же вспомнил, что его жена Вера Александровна с дочерью Людочкой уже собираются в театр. Билеты куплены несколько дней назад и лежат у него в кармане. Спектакль идет именно сегодня. «Надо же!»
Земля катастрофически быстро надвигается на самолет. Уже совсем отчетливо видны дома оказавшегося под самолетом города.
- Федя, смотри слева за окраиной ровная площадка. Видишь?
- Вижу, доворачиваю. Это за красным домом?
- Да, высотенки маловато. Думаешь, перетянем?
- Думаю! - ответил летчик. А что еще можно было сказать? Оставалось только одно - самым грамотным образом использовать имеющуюся высоту, которая ежесекундно уменьшалась на 10-15 метров. А этих жизненно важных секунд становилось все меньше и меньше.
Штурман, ведя наблюдение за землей и помогая командиру, обратил внимание на такую немаловажную, а на посадке и опасную деталь, что не подтянул привязные ремни. Тут же исправил ошибку и напомнил об этом командиру.
Федор Моисеевич, этот искуснейший мастер пилотажа, видел, а еще больше понимал, что если не применит маневра, самолет врежется в дом. Он рос перед глазами, словно сказочный великан. Большой, пятиэтажный, из красного кирпича, дом. А сколько там людей?! Они не подозревают, что вот-вот может произойти страшная беда.
Но на то и отдал летчик 25 лет своей жизни авиации, чтобы даже в такой обстановке найти самый благоприятный выход из положения. Только здравый смысл, только спокойствие летчика помогают ему в этом.
Легкое отжатие штурвала от себя - самолет круче пошел к земле, увеличивая скорость. Перед самым домом - резко штурвал на себя, и самолет как бы с трамплина «перепрыгнул» дом. Но… на этом он потерял имевшуюся у него силу и быстрее, чем прежде, пошел к земле.
Открывшаяся перед глазами летчика перспектива совсем не принесла радости и облегчения. Прямо по курсу, менять который уже не было никакой возможности, поперек пути движения самолета проходила высоковольтная линия. Пролететь выше ее уже не удастся. Это летчик понял сразу. «Значит, надо действовать по-чкаловски - под провода. Единственно правильное, единственно грамотное решение. Потеряй мгновение на принятие решения - и гибель. Да, именно гибель!» Впереди отчетливо вырисовывались края глубокой канавы. Летчик, скорее рефлекторно, чем сознательно, потянул штурвал на себя. Самолет несколько мгновений задержался в воздухе, перелетев канаву, и, отчаянно прыгая на неровностях, побежал по полю.
Перескочив через ямы и новые канавы, подломив переднюю стойку шасси и срубив плоскостями несколько одиноких берез, стальная израненная птица остановилась.
Первым из самолета выскочил Алексей Максимович. Быстрый взгляд на машину. Срубленная береза застопорила фонарь. Командир не может его открыть и выйти из самолета. Скорей на помощь! Освободив фонарь, штурман помог командиру экипажа вылезти из кабины. Оба на плоскости. Крепко пожали друг другу руки, расцеловались. А вокруг уже собирались люди. Первыми появились вездесущие мальчишки.
Чувствуется сильный запах керосина. Опасность не миновала! Вдруг кто-нибудь зажжет спичку. Спасенная машина может сгореть. Однако, как выяснилось потом, гореть было нечему. Весь керосин остался в атмосфере. Наблюдавшие с земли местные жители видели, что за самолетом тянулся плотный белый шлейф вылетающего под большим давлением керосина.
Самолет, хотя и получил серьезные повреждения, будет жить. Боевые друзья, рисковавшие своей жизнью, были в этом уверены.
- Мы еще полетаем на нем! - с гордостью сказал Федор Моисеевич, обращаясь к людям, окружившим самолет.
- Командир, надо немедленно доложить о нашей посадке, - напомнил Алексей Максимович.
В это время подъехала полуторка, из которой вышел начальник политотдела совхоза. Тут же была организована охрана самолета, кто-то принес теплую одежду для экипажа.
Алексей Максимович написал записку для передачи по телефону на аэродром: «Сели благополучно. Экипаж жив. Медицинской помощи не надо. Место посадки…»
Стало совсем темно. Понимая, что их обязательно будут искать, члены экипажа вместе с присутствующими местными жителями разожгли большой костер. В это время над местом посадки прошел поисковый самолет. С борта самолета на аэродром была послана радиограмма: «Пять километров юго-восточнее поселка вижу большой очаг огня, видимо, это догорающий самолет». К месту «догорающего» самолета был направлен вертолет. Какова же была радость, когда мы увидели живыми и невредимыми своих боевых друзей.
Конструкторы быстро обнаружили неисправность, из-за которой произошла эта авария, самолет был перевезен на завод, отремонтирован и через небольшой промежуток времени вновь был в строю.
Чрезвычайное положение
Накануне бушевала метель. Двое суток никто из летчиков носа не показывал на аэродром. Такого снега давно не было. О полетах не могло быть и речи. В воздухе полнейшая тишина. Только мощный рев ротационных снегоочистительных машин, круглосуточно работавших по очистке летного поля, напоминал, что о летчиках думают, для них работают люди из тыловых подразделений. Их задача - обеспечить постоянную готовность аэродрома к полетам. И они это всеми возможными, а порой и невозможными силами, делают.