В это время «взлетел» на вышку КП ведущий инженер.

- Что случилось?

- Отказала связь, а кроме этого, видимо, и курсовая система, и автоматический радиокомпас. По всему видно, что Вадим команд не слышит и не имеет приборов, по которым можно выйти на аэродром. Будем заводить на аэродром при помощи лидера. На перехват двести пятого пошел Попов. Он уже сближается с терпящим бедствие самолетом.

- Смыслов, как идет сближение? Сообщайте чаще!

- По месту все нормально. Но двести пятый уже успел снизиться до высоты пятьсот-шестьсот метров, а двести сорок первый вышел на высоту две тысячи метров.

- Немедленно переводите его на высоту двести пятого, - скомандовал руководитель полетов.

- Двести сорок первый, срочно снижайтесь до пятисот метров. Курс сто восемьдесят градусов, - тут же отдал команду штурман наведения.

- Понял, беру курс сто восемьдесят, снижаюсь, - ответил Петр Николаевич.

Через несколько секунд он уже сообщил, что вышел на высоту 500 метров, а затем несколько захлебывающимся голосом добавил:

- Сейчас прошел над горящей машиной и бегущими к ней людьми…

Какой машиной? Самолетом ли, автомашиной или вообще очагом пожара? Уточнения нет. Он ведь уже это место пролетел. Единственное утешение, раз нет подтверждения, значит, это не самолет.

- А может быть?… И он…

Смыслов молниеносно взвешивает - сообщать об этом руководителю или нет. И тут же решает: пока нет. Это сообщение может вывести его из равновесия. Ведь если это двести пятый, то ему уже не поможешь, а если нет, то надо быть спокойным и трезво решать вопрос вывода самолета на аэродром. Надо запросить Попова.

Но в это время на индикаторе кругового обзора радиолокатора штурман наведения увидел отметку от самолета Петрова.

- Петрова вижу, двести сорок первому курс сто шестьдесят градусов, до цели четыре-пять километров.

У Вадима в это время были исключительно напряженные, ответственные и тревожные минуты. Приняв решение снижаться, вышел под облака в несколько отдаленном от аэродрома районе, где нижняя кромка облаков была всего лишь 300 метров. Этого было очень мало. Много ли увидишь с такой высоты? А тут еще открывшийся перед ним зеленый ковер, покрытый густой травой, совсем вывел его из равновесия. «Где я? Неужели пересек водный рубеж? Ведь только там в это время бывала такая растительность. В районе аэроузла она выгорала значительно раньше». Он, будучи в напряженном состоянии, не учел, что за последнее время было много дождей. И природа преобразилась.

Промелькнула тревожная мысль: хватит ли топлива до аэродрома. В этот же момент он увидел знакомую по очертаниям бетонную площадку. Такие площадки были только в районе, который Вадим хорошо знал. Но где он находится сейчас, определить не мог. Развернулся на обратный курс и решил производить посадку в степи. Сверху казалось, что площадку для посадки можно подобрать без труда. Время летит. Топливо как будто вытекает из баков, так быстро оно расходуется.

Нервы напряжены до предела. В подобной ситуации побеждают люди сильной воли, которые могут сосредоточить всю силу своего разума и чувств на победе. Слабые погибают, сломленные неукротимой стихией.

Давно горят лампочки, сигнализирующие аварийный остаток топлива. Надо садиться. И в это время летчик увидел наведенный на него командным пунктом истребитель Попова Петра Николаевича. Сразу, как говорится, отлегло от души. Значит, о нем помнят, за ним следят, значит, друг пришел на выручку.

Летчик- истребитель Попов, более 20 лет пролетавший на различных типах истребителей, привыкший видеть все вокруг с первого взгляда, и на этот раз оказался на высоте положения.

- Петрова вижу, - открытым текстом сообщил он на командный пункт.

И тут же в эфир пошла команда штурмана наведения:

- Двести сорок первый, курс девяносто пять градусов, до аэродрома тридцать километров.

- Понял. Подошел вплотную. Он меня видит.

Сделано все возможное. Самолеты встретились. Это хорошо, но… при оставшемся топливе у Вадима ему не зайти на посадку нужным курсом. Для этого надо сделать круг над аэродромом. А горючего ведь нет!

И руководитель полетов решил: немедленно переключить все средства посадки в сторону, откуда идут двести пятый и двести сорок первый, хотя это противоречило условиям посадки по ветру. Ветер ведь должен всегда гасить скорость самолета на посадке, а сейчас он будет ее увеличивать. Это плохо. А что делать? Лучше потерять покрышки колес, чем такой самолет вместе с замечательным летчиком.

- Двести сорок первый, переходи на второй канал, - скомандовал штурман наведения.

- Принял. - И тут же нажатием кнопки на пульте управления радиостанции перешел на связь непосредственно с руководителем полетов.

- Двести сорок первый, я - «Гранит», ты с ним рядом? - теперь уже начал управление полетом Аркадий Евстафьевич.

- Да.

- Молодец. По моей команде выпускай шасси. Сделай это так, чтобы двести пятый видел. Учти, посадка с попутным ветром.

- Принял. Он уже все понял. Но по его движению рукой я догадываюсь, что топливо вот-вот кончится. Теперь не до ветра…

Да, положение действительно тяжелое. Ведь руководитель сделать больше ничего не может. Вывести на аэродром самолеты теперь уже ничего не составляет, все средства посадки свое дело сделали. Попов теперь и без его помощи заведет самолет Петрова. Он ведь идет под облаками и, вероятно, уже видит аэродром. Но если у двести пятого не хватит топлива, то все равно руководитель полетов себе оправдания не найдет. Почему долго принимал решение? Почему долго думал? Ведь может не хватить буквально секунд.

Время шло. Нет, оно летело быстрее самолета. А руководитель полетов всей душой «тянул» самолет Петрова к посадочной полосе.

- Двести сорок первый, удаление шесть километров. Выпускай шасси и закрылки.

- Понял.

- «Гранит», я, двести сорок первый, и двести пятый шасси и закрылки выпустили. Кажется, порядок.

Все уже давно на самой верхней площадке командного пункта. Все живут последними минутами полета летчика-испытателя подполковника Петрова Вадима Ивановича.

И вот долгожданный момент наступил. Самолет-красавец, самолет-чудо бежит по бетонированной полосе аэродрома, а над ним, как будто салютуя победе решения руководителя полетов подполковника Черняева А. Е. и слаженности работы его бригады, проносится самолет летчика-истребителя Петра Николаевича Попова.

Да, руководитель полетов принял очень правильное решение и своевременно провел его в жизнь. Жизнь летчика и машина спасены умелыми действиями смелых, хладнокровных и мужественных людей, поставленных на пост руководства такими ответственными и не лишенными риска полетами.

Впервые из-за облаков

Опытный фронтовой реактивный бомбардировщик Ил-28, показав прекрасные летные данные, прошел государственные испытания. Машина уже начала выпускаться серийно и шла в строевые части.

Первая машина серии пришла к нам на контрольные испытания. Работа это большая, объемная. Программа испытаний самолета почти такая же, как и при испытании опытного образца. Разница состоит лишь в том, что многие вопросы летных характеристик самолета только проверяют, а не исследуют впервые. И все же для экипажа это весьма сложная работа.

До этого мы уже летали на реактивных самолетах других типов, поэтому «влетались» на «иле» очень быстро. Приятно лететь на таком послушном и хорошо оборудованном самолете.

За короткий срок мы выполнили программу испытаний самолета, а затем и программу бомбометаний с оптическим бомбардировочным прицелом. Все шло хорошо, хотя и не всегда так, как нам хотелось. Дело в том, что ни экипаж, ни наши инженеры-вооруженцы не имели опыта бомбометаний с больших высот и больших (для того времени) скоростей. Учились и познавали новое в процессе выполнения программы испытаний, благо для целей обучения экипажа постоянно отводилось по нескольку специальных полетов.