За стеной в тупике — дворик и рощица, разноцветные невысокие деревья и кусты, почему‑то казавшиеся плоскими, как декорации, раскрашенные с двух сторон, очень яркие и почему‑то почти прозрачные, желтые, розовые, зеленые и голубые. Они что‑то напоминали — веселое и доброе, и я решила обязательно подойти к ним потом поближе. В тупике, с другой стороны от старых статуй, был как будто чулан, только открытый, без крыши. Там на земле валялись корзины, какая‑то старая одежда, порванные книги, несколько париков, какие принято было носить в прошлом веке, теперь припудреные пылью. Мне показалось, что все эти предметы положены там не случайно, просто потому, что не нужны или сломались, что между ними есть какая‑то связь, но угадать ее не смогла.

Еще в одном месте находились предметы или, может быть, окаменевшие существа, даже не знаю, как это лучше назвать, невозможно точно определить, что же это такое, но сразу вспомнилось что‑то тоскливое, безнадежное и очень страшное, такое, что можно только увидеть в кошмаре, в детстве, когда болеешь. Я не могла и не хотела вспоминать, чем же это может быть, только какой‑то холод прошел по спине, как будто кто‑то из этих неживых созданий подкрался и положил на плечо ледяную отвратительную лапу. Быстро отведя глаза от этого места, увидела людей, подходивших к лестнице. Они смотрели очень дружелюбно, даже махали руками и кричали что‑то приветственное. Я спустилась еще на десяток ступенек и стали слышаться и другие звуки — скрип тележки, плеск воды, голоса переговаривающихся людей. Появились запахи — жареной рыбы, сладких пирогов.

Здесь все — вроде и настоящее, и все же такое чудное, непонятное, и очень почему‑то похожее на декорации. Внизу, около лестницы, росли фруктовые деревья, уже чувствовался аромат зелени и плодов. Но все равно яблоки и сливы были похожи на нарисованные, слишком они были большие и яркие. Представилось — стемнеет, а над крышами взойдет круглая луна, которую сделают за темной тканью неба из лампы осветители. И солнце, которое я увидела на ярко — голубом небе, тоже казалось лампой.

Когда я сошла с лестницы на траву, ко мне подбежали сразу несколько людей. Одеты они были в старомодную одежду, как одевались лет двести или сто назад. Все смотрели на меня с любопытством.

— Позвольте узнать, давно ли вы здесь? — спросил один из жителей этого странного мира. Слова он произносил с непривычным выговором, наверно, так говорили очень давно, тоже лет двести назад. Я показала рукой на лестницу и вверх.

— Я лежала в лазарете. А потом одна стена вдруг пропала и появилась вот эта лестница. Видите, вон там — комната, печка чуть — чуть видна.

К нам подходили другие, также непривычно одетые люди, смотрели на меня и вверх, на то место, где я видела лестницу. Потом тот же, кто начал разговор, сказал:

— Что‑то вы путаете, любезная барышня, никакой лестницы тут нет. И наверху ничего нет, кроме неба. Многие из нас тоже спускались по такой лестнице, но она сразу исчезала — таинственным образом, так же непостижимо, как появлялась, и сейчас я тоже ничего не вижу.

Я обернулась — нет, все так же: одновременно видна больничная палата и лестница, соединяющая ее и этот край. Но, судя по всему, ни один из здешних жителей ничего не видел, потому что все непонимающе глядели на то место, куда я показывала им. Еще один из местных обитателей подошел ко мне и грациозно поклонился, сняв шляпу.

— Итак, вы тоже присланы сюда и теперь будете жить вместе с нами, в нашем городке. Пойдемте, выберем вам домик, какой понравится.

— Спасибо, вы очень добры, — как можно вежливее ответила я, — но жить здесь я не буду, а вернусь обратно, потом, когда все у вас здесь увижу. Но, конечно, с удовольствием посмотрю, как вы живете.

— Никому из нас не удалось вернуться обратно, — покачал головой мой собеседник. — Неважно, как мы попадали сюда — по лестнице, или через дверцу, которая появилась внезапно в стене, или как‑то еще.

Я посмотрела на окружавших нас людей, которые тоже грустно вздыхали или согласно кивали головами. Теперь я повнимательнее смогла разглядеть их одежду. Одеты они были очень хорошо, но так, будто все это — театральный реквизит, к тому же, из разных спектаклей. Короткие штаны и длинные носки, жилетки и рубахи с пышными рукавами и открытым воротником — как было в моде лет двести назад. Практичные куртки или плащи, длинные темные брюки по современной моде. Некоторые — в напудренных париках, как не носят уже лет десять — двадцать. И женщины тоже одеты были кто как. У некоторых — современные платья, без излишних украшательств, с длинными прямыми юбками, у других — пышные юбки, рукава до локтя, множество кружев… Но при этом вещи из совсем разных времен могли сочетаться, как, например, рубашка с пышным жабо и простая жилетка, наподобие тех, какие надевают по выходным дням и праздникам лавочники или богатые крестьяне. И шляпки, почти у всех девушек, были такие, какие я только в книгах или на портретах видела, и тоже совсем разные, например, что‑то наподобие кружевного чепца, с множеством высоких оборок, идущих в два — три ряда; другая девушка носила скромную темную шляпу, завязанную прозрачными лентами, а еще одна надела шляпку, украшенную искусственными виноградными ягодами и листьями. Наверно, здесь было много самых нарядов, и каждый носил то, что ему нравилось. Разглядывать это было чудно, но я старалась не смотреть в упор, чтобы не быть невежливой.

— Меня зовут Оронт Нельти, — представился тот, кто предложил мне выбрать здесь жилье.

— Значит, некоторые из вас тоже слезали по лестнице? — спросила я его.

— Да, или открывалась дверца, вот тут, — Оронт показал на стену. — Сейчас ее нельзя увидеть.

Но я увидела эту дверь — железную, с чудным узором. Ручки или задвижки у нее не было.

Я сделала книксен и назвала свое имя. После этого начали представляться и другие. Я слушала не слишком внимательно, потому что все равно не могла бы запомнить столько имен сразу и еще потому, что задумалась над его именем. Совершенно точно — я уже не первый раз его слышу, но этот человек мне совсем незнаком. Размышляя над загадкой, я шла рядом с Оронтом и разглядывала их городок, так его назвали местные жители, но, конечно, это место не похоже ни на какой обычный город. Улицы были разной ширины, что зависело от того, насколько близко друг к другу стоят стены.

Как я и видела сверху, лабиринт то расширялся, образуя пространство величиной с Королевскую площадь, то становились узенькими переулками, то вновь расходилась в стороны просторными проспектами. Судя по всему, часть таких улочек оставалась нежилой, заваленной всяческим хламом, вроде разбитых надгробий, статуй, сундуков с разломанными крышками, вроде тех, в которых хранят реквизит и театральные костюмы. Другие улочки — обитаемые, с аккуратными домиками, деревьями, какой‑то чудной живностью, которая бродит тут и там. Какие‑то птицы, с ярким опереньем, зеленые, алые, синие, с громадными горбатыми клювами и блестящими глазами. Тигры и львы, размером с кошку. Крохотные змейки с крыльями. Ящерицы, бродящие на задних лапах. Я только крутила головой туда — сюда, не успевая рассмотреть всякое новое чудо.

Мы пошли к домам, по улицам, которые ограждались с двух сторон стенами, и я все про себя повторяла имя, которое, безусловно, откуда‑то знала: «Оронт Нельти, Оронт Нельти»… И тут выплыло из памяти — «Оронт Нельти, певец». Сразу вспомнила список Стеллы.

— Так вы все — из Театра?

— Конечно, — сказал Оронт, — откуда бы еще.

— Да, все оттуда, меня зовут Фленлип, — представился еще один и подал мне руку, чтобы я перешагнула через ручеек, пересекавший улицу.

Кое — где жители делали забавную вещь — клали поверх двух стен палки, по ним со стен перелезал плющ и накрывал улицу живой крышей. Фленлип показал одно такое тенистое место: за своим домом он сделал пролом в стене, которая отгораживает его дом от тупика, маленькую арку, сверху положил деревянную решетку и пустил по ней плющ. Поставил столик с плетеными креслами и отдыхает там в жару.