* * *
Принеси скорее, кравчий, чашу; час веселья – розы расцвели;
Что тебе времен и вред и польза? Только песням радостным внемли!
Горлицы запели восхваленья гулистанам – «тахтахал-анхар»,
Соловьи поют о гулистанах, что, как рай, повсюду расцвели.
Если ветерок уста бутона золотом наполнит – не дивись,
Ведь бутон хвалу возносит хану, славному среди людей земли.
Не дивись, что воздух изощряет зелени живительный язык,-
Зелень вечно восхваляет хана, чьи враги повергнуты в пыли.
Никогда я не устану чашу алого вина сжимать в руках,
Ибо утром мне трава и розы, полные почтенья, донесли:
Свитки всех бутонов развернулись, стало содержанье их известно:
«Не губите розовые чаши, не губите роз расцвет чудесный».
* * *
Принеси скорее, кравчий, чашу,- ноле, сад тюльпанами цветут;
Дивное какое время года! А трава! Как будто изумруд!
Лепестки усеивают землю, словно кирпичи из серебра;
Эти кирпичи в основу зданья радости безоблачной кладут.
Отраженье роз, подобно крови печени, исчезло из очей…
Вновь явилось, как ожог, на сердце тех людей, что верность свято чтут.
Розы и трава, подняв из праха, всем дарят рубины с бирюзой,
Люди же растеньям в ноги душу, как нисар, бросают там и тут.
Физули, ты был благочестивым осенью, теперь о том забудь,
Пей вино, уже весна настала, розы всем благоуханье льют.
Свитки всех бутонов развернулись, стало содержанье их известно:
«Не губите розовые чаши, не губите роз расцвет чудесный».
МУХАММАС
Хламиду безумия я надел, мир этот жалкий отчизной своею назвал.
Отшельником стал я, бросив плащ, рубаху с себя сорвал.
Даже если, подобно бутону, плащ н рубаху надену я
И сейчас же не разорву их. идол мой, нежнотелая дева моя,
Пусть плащ и рубаха саваном станут, черным, как смертный сон.
Хоть в мечтах о твоих кудрях изнывают мои года,
Сколько б ни прожил, эту мечту я не предам никогда,
Не думай, что позабуду ее, даже если меня казнят;
Мечты о кудрях твоих вечно со мной, вечно меня томят,
Даже если в мой череп пустой и слепой, шурша, заползет скорпион.
Ранним утром твой розовый лик опалил меня блеском огня.
И пошел я в сад, чтоб запах роз успокоил опять меня.
Как увидел я розу и вспомнил тебя, накропил я жемчужных слез.
Вот и пала роса, выходи же в сад окропиться росою роз.
Сад весь полон росой, каждый листик дрожит,- ведь жемчужину держит он!
Р У Б А И
1
Коль сердце не пленник печалей разлуки,
Наложит ли встреча целящие руки?
Лекарство найдется от муки любой,-
Но не от мучений лишенного муки.
2
Сколько алых слез пролить заставил рок меня, безжалостно-коварный,
Залито лицо мое слезами, стал багряным цвет его янтарный;
Друг, о том, как горько я страдаю, и о цвете моего лица
Расскажи скорей, аллаха ради, этой розоликой, лучезарной.
3
От вздохов пламенных Меджнун сгорел сполна,
Вамика погребла холодная волна,
И по ветру Фархад пустил младую жизнь,-
Все – прах; и жизнь моя из праха создана.
4
Воздержаньем не хвалюсь я, где мне знать о благочестье?
Мне бы лик прекрасной пери, чистое вино с ним вместе;
От вина и от любимой я отречься не могу,
Если скажут – я отрекся, вы не верьте этой вести.
5
К вину я в этой жизни привык давно, о шейх!
Чем дальше, тем упорней зовет вино, о шейх!
Мне пить вино приятно, тебе, о шейх,- молиться…
Судить, чей вкус превыше,- не нам дано, о шейх!
6
Нет, от вина отречься – твоя, аскет, ошибка,
Хоть согласись, хоть думай, что мой совет – ошибка.
Я пью не добровольно: я пью, пожалуй, спьяна,
И, значит, не виновен, что пьяный бред – ошибка!
7
Вино ты осуждаешь,- я пью, о проповедник!
Любовь ты проклинаешь мою, о проповедник!
Мы бросим ради рая и чашу и подругу,-
Но что нам предлагаешь в раю, о проповедник?
8
К любой на свете цели что нас ведет? – Любовь!
Кто гения приводит к мирам высот? – Любовь!
Любовь – желанный жемчуг сокровищницы мира…
Сны всяких опьянений что нам дает? – Любовь!
МУХАМЕДЪЯР
ТАТАРСКИЙ ПОЭТ
Середина XVI века
СУДЬБА ДЕВУШКИ
Жил шах, глава обширнейших владений,
И баловень богатств и наслаждений;
Он с Искандаром бы поспорить мог,
Завоевал он Запад и Восток.
По вечерам владыка знаменитый
Бродил по темным улицам со свитой.
Приглядываясь к людям и домам,
Кто зол, кто добр – хотел понять он сам.
Однажды, жаждой знания ведомый,
Он яркий свет в одном увидел доме.
И вот что шаха обнаружил взор:
Там брачный пир – и женщин полон двор,
И двое незнакомцев, сдвинув брови,
Сидят и держат перья наготове.
В картине этой странным было то,
Что, кроме шаха, не видал никто
Ни свадьбы, ни писцов. А перед шахом,
Который был объят невольным страхом,
Таинственного зала светлый круг
То пропадал, то появлялся вдруг.
И незнакомцев шах спросил суровый:
«Скажите мне, во имя бога, кто вы?»
«Мы – пишущие,- отвечали те,-
Веленья божьи чертим на листе.
Смотри: вот дочь хозяина у двери,
Красавица подобна дивной пери;
Один лишь взгляд вполглаза, с полусна –
И участь человека решена.
Стройна, приветлива и сердобольна,
Немало душ она сразит невольно.
Похож на юный месяц юный лик,
На розу, что затмила весь цветник;
Луна и солнце сникнут перед нею,
Соперничать с ее красой не смея,
И, свежих губ ее узрев резьбу,
Смутись, прикусит Мисра дочь губу.
Четырнадцати лет достигнет пери -
Волк съест ее, она – добыча зверя!»
Сказали и исчезли с царских глаз.
Шах загрустил, услышав их рассказ;
Он в горе впал, зарю слезами встретил,
Но все же дом загадочный приметил.
Весь день, всю ночь провел он в забытьи,
А утром вновь решил туда пойти.
Ее отцу не пожалел он платы
И девочку увел в свои палаты.
Владыке не дал дочери, господь,
И шах удочерил чужую плоть.
Ту девочку в тайник души впустил он,
Ее в довольстве, в роскоши растил он.
Вот наконец-то выросла она,
Подобно древу райскому, стройна;
Мир не видал ей равных красотою,
Был взгляд ее для юношей бедою,
А родинка, улыбка уст живых
С ума сводили всех, кто видел их.
Печалями терзался шах великий,
Когда хоть миг он был без луноликой.
«На рубеже четырнадцати лет
Ее настигнет рок. Спасенья нет!»
Шах ведал сам предначертанье это
И принял меры в роковое лето.
Собрал он мастеров со всех концов –
Искуснейших строителей дворцов,
Особый дом создать повелевая:
И вот растет дворец, достойный рая.
Внутри покрыт он золотым литьем,
Запас воды и пищи сложен в нем,
Запор его с мудреными ключами
И днем и ночью освещен свечами.
Промолвил шах: «О дочь, живи здесь год.
Записано, что волк тебя сожрет.
Но если через год еще живою
Ты будешь – смерть отступит пред тобою.
Тогда скажу: твой светлый день пришел,
Дарю тебе корону и престол!»
И в том чертоге поселили пери,
Скрепили камнем и железом двери,
Решив, что здесь ей не грозит беда,
Решив – откуда волк придет сюда?
Спустя неделю шах сказал про дочку:
«Зачем ей там томиться в одиночку?»
И девушку, простую дочь земли,
К царевне в золотой дворец ввели.
И вновь, изгнав ее из сердца страх потери,
Свинцом и камнем укрепили двери.
Согласно жили девушки вдвоем,
Едою наслаждаясь и питьем,
Душа с душой – играли без опаски,
Рассказывали, забавляясь, сказки.
Но ту, чей разум жалостью согрет,
Терзал подружки царственный секрет.
Спросила дочку шаха дочь народа:
«Зачем тобою презрена свобода?
Зачем, порвав с роскошной жизнью связь,
Ты здесь в уединенье заперлась?
Что даст тебе приют необычайный?
Откройся, поделись со мною тайной!»
Ответила царевна: «Знай, подруга,
Участница невольного досуга:
Решил аллах в судилище своем,
Что волк меня внезапно съест живьем.
Поэтому меня здесь поместили,
Сказав, что волк сюда пролезть не в силе.
Когда меня оставит бог в живых,-
Я помогу тебе в мечтах твоих».
И возопила девушка простая:
«О царь небесный, пред тобой чиста я,
Что, если б волком сделалась бы я?»
И внял мольбе всевышний судия.
Став хищником, она царевну съела,
Лишь косточки остались кучкой белой.
Когда истек судьбой клейменный год,
Явились к шаху знать и весь народ.
Открыли двери во дворец-темницу,
И… разбежались, увидав волчицу.
Деяньем божьим изумленный шах,
К всевышнему воззвал, упав во прах:
«Всесильный! Я твоей покорен воле,
Прости меня, грешить не буду боле!»