Если милая приходит, с чем сравнится счастье это?

Целовать ее и слышать юной крови жаркий ток,

Видеть круглый подбородок перламутрового цвета,

Отсвет утреннего солнца – золотой румянец щек.

Лебедь белая дивится шее девичьей лебяжьей.

Я стою вблизи потока изнывающий от жажды.

Ты была небесной феей рождена на свет однажды,

Но затмила красотою фею-мать в недолгий срок.

Грудь округлая прекрасна, тело знойное прекрасно.

И лицо твое в улыбке и спокойно и прекрасно.

Кипарис ты мой высокий, тополь стройный и прекрасный,-

Эти царственные плечи для блаженства создал бог!

Губы – алые кораллы, зубы – жемчуга сиянье.

Ах, зачем меня решила вдруг отдать на осмеянье!

Ты особенно красива в этом ярком одеянье,

И к лицу тебе, плутовка, твой оранжевый платок.

Если б скорбного Вагифа полюбила дорогая,

То болезнь его мгновенно излечила, дорогая,

Если б дом мой потаенно посетила дорогая,

Чтоб лицо ее и руки целовать я вечно мог!

Ты нежнее всех красавиц, и стройна, и высока!

И никто на целом свете не сравняется с тобой.

Опьяненная любовью, ты качаешься слегка,-

Кипарис, где шепчет ветер, не сравняется с тобой.

Смех в глазах твоих таится, ты как юная весна,

Все достоинства красавиц ты присвоила одна.

Не найти в тебе изъяна, ты изящна и умна,

Вешний сад в своем расцвете не сравняется с тобой.

В день, когда ты появилась, щедрым был создатель бог,

Дав тебе глаза газели, шелк кудрей, румянец щек,-

Сделал он тебя желанной с головы до стройных ног.

Сладость, скрытая в шербете, не сравняется с тобой.

То ли ты звезда на небе, что вещает нам зарю,

То ли ты чудесный жребий, уготованный в раю.

Кто ты, ангел или лебедь? Восхищенный я смотрю,

Даже утро на рассвете не сравняется с тобой.

Передать тебе просил я, чтобы ты ко мне пришла.

Мне на сердце наступила, но ко мне ты не пришла.

Мертв Вагиф, близка могила, но ко мне ты не пришла.

Верь, никто до самой смерти не сравняется с тобой.

Ты моешь волосы. От них

Струится аромат, Зейнаб.

Цветов дыханье полевых

Они весной таят, Зейнаб.

Когда глаза сурьмой сурьмишь,

Когда, гордясь собой, стоишь,

Ты с горной ланью сходна лишь -

Твой насторожен взгляд, Зейнаб.

В тебя влюбленный истомлен,

Все позабыл, безумен он,-

Твой голос – ручейковый звон…

И я стать жертвой рад, Зейнаб.

Твоя походка так легка,

Ты, как пчелиный мед, сладка,

Ты, как тюльпан в горах, ярка,-

Как тот весенний сад, Зейнаб.

О хан мой, как ты хороша,

Вагифа вера и душа!

Я жду тебя, едва дыша,-

Дороже всех наград, Зейнаб!

Кто заболеет любовью к рассыпанным локонам – тот

В ямочки нежных ланит, как в колодец Юсуф, попадет.

Кто совершенен, того постигают напасти судьбы,

Так полнолунья краса постепенно к ущербу идет.

Сильному духом – арена страданья, разлука, тюрьма,

Лишь негодяй, недостойный, не ведая скорби, живет.

Чистым и ярко блестящим выходит из горна металл.

Пламя металл от изъянов очистит, но угли пожрет.

Вот рассыпаются кудри, скрывая любимой лицо,

Ибо лицо, как предатель, смятенье души выдает.

Клады таятся в развалинах, так же для чистых душой

Часто бывает прибежищем всяческой скверны оплот.

Так же, как черная родинка прекрасноликой к лицу,

Радость украшена грустью и праздник – годиной забот.

О Видади! На мученья разлуки тебя и меня,

Словно Юсуфа-Канана, жестокий обрек небосвод.

Ты ж для любви, для цепей ее стар,- отойди, Видади!

Пусть молодой их Вагиф за тебя, за себя понесет.

Своей весенней красотой цветок любой затмила ты.

Прекрасным станом ствол живой тубы святой затмила ты.

Красавица вселенной всей – пыль под сандалией твоей.

Над Искандаровой главой серп золотой затмила ты.

Благоуханье кос твоих дороже мира для меня.

Небесный мир передо мной и мир земной затмила ты.

Я – раб дуги твоих бровей, мне больше нет пути в михраб,-

Каабы свет, свет божества, день огневой затмила ты!

И если страждет, как Меджнун, Вагиф и гибнет, как Фархад,

Лейли – сияющей душой, Ширин – красой затмила ты.

Увидев лик твой, вмиг о солнце и о луне я вспомнил.

Целуя губы, о сладчайшем, густом вине я вспомнил.

Подумал тайно – кто б посланье мое отнес к любимой?

Подумав так, о быстром ветре, моем коне, я вспомнил.

Раскрылись губы, и в улыбке блеснули зубы-перлы.

О жемчугах, алмазах светлых в морях, на дне, я вспомнил.

Я как в дурмане,- страстью пылкой я обречен на муки:

О косах черных и блестящих, об их огне я вспомнил.

Подумал тайно – кто посмел бы ее коснуться стана?

Подумав так, твой пояс узкий, что светит мне, я вспомнил.

Я снова розу-лик увидел возлюбленной Вагифа,

И вот, любовью одержимый, стихи во сне я вспомнил.