- Григорий Гоев, твой сводный брат-любовник, - Он щёлкнул каблуками и чётко кивнул. Губы его продолжали иронично изгибаться, а в глазах по-прежнему был холод.

- Что… Что ты здесь делаешь? – хрипло спросила Катя, приходя в себя.

- Чёрт меня подери, если я знаю, - Григорий безразлично пожал плечами. – С месяц назад матушке до чёртиков захотелось сюда приехать. Рвалась так, как будто её черти в спину толкали. Пришлось ей в темпе сделать загранпаспорт, визу, всю ту чушь бумажную, на которую полжизни уходит. И никакой благодарности! Как только мы приехали, она тут же куда-то умотала. Я второй день её ищу. В этом мавзолее чёрт ногу сломит.

- А ты? Ты сам разве не хотел приехать? – подозрительно спросила Катя.

- Какого чёрта мне надо в этом склепе? Да ещё так надолго!

- У тебя машина есть? – Катя судорожно схватила его за руку.

- Есть. Только, если ты хочешь слинять от сюда – обломчик, сестрица.

- Почему? – в отчаяньи воскликнула Катя.

- Пока добирались в это воронье гнездо, пробили две покрышки, залили радиатор и оставили глушитель в паре километров от сюда. Если без глушителя ее прожить можно, радиатор высушить, то на ободах, да ещё по такой грязи далеко не уедешь. Так что, мы тут надолго.

- Чёрт бы всё побрал! – воскликнула Катя, стукнув кулаком по ближайшей стенке.

- А чего это ты такая дёрганая? Приспичило к любовничку в Париж?

- Ты только об одном думаешь! Агния в опасности!

- Откуда ты взяла?

- Бертран говорил о каком-то дне, ритуале, искуплении. А Гильом считает, что с даром Агнии Бертран может захотеть вообще стать господином мира!

- Гильом, Бертран, - презрительно сказал Григорий. – Это реликты прошлого. Они заигрались в свои средневеково-мистические глупости и никак не вырвутся в реальность. Ты решила тоже в Толкиена поиграть? Я предпочитаю совсем другие игры, - Он пододвинулся к Кате и обнял её за талию. – Тем более те, которые приносят столько удовольствия, - Он прижал Катю к себе и нежно провёл мизинцем по её шее.

Катя решительно вырвалась из его рук.

- Тут скоро мир перевернётся, а ты всё думаешь, куда свой член сунуть, - гневно сказала она.

- Куда-  я знаю, - ухмыльнулся он. – И очень хочу, - Он снова пододвинулся к Кате и притянул её к себе. Она с размаху ударила его по лицу и, развернувшись, побежала в темноту коридоров. Слёзы застилали ей глаза. В который уже раз злобный язык Гришки напомнил ей, что она не настоящая женщина. Что нормальный половой акт – не для неё. Что познать радость оргазма естественным для женщины способом она не может. Если Гришу, не этого эгоистичного самца, а родного брата, Григория Мухина, она тогда ещё могла обманывать, как «мадам Баттерфляй», отчасти из жалости, отчасти в качестве награды за его стремление угодить ей, то этому развратному скоту было всё равно, с кем, куда и как. Он всё знал, всё испытал. Его заботили свои удовольствия. И Катя была для него всего лишь «одна из». Ну, и немного его заводило, что он не может проникнуть в её влагалище. Он пробовал и девственниц, и опытных, и трансвеститов, и двуполых. А вот Катя ему не давалась.

Глава семнадцатая

Решительно оттерев слёзы злости, Катя поспешила в свою комнату. Она решила наплевать на всё и уйти так, как есть. Но на пороге её комнаты её вдруг кто-то словно схватил в железные тиски, и в голове зазвучал чей-то суровый голос без пола и возраста:

- Катя, почему ты хочешь изменить то, что не тобой запланировано, что предрешено? Ты принадлежишь семье, у которой своя дорога, своё предназначение, своя история. Смирись и следуй зову крови. Твои метания не изменят ничего. Только лишат тебя сил. Прими то, что есть.

Внезапно перед глазами Кати пронеслась вся история её семьи, начиная от огромного рыцаря в чёрных доспехах и черноволосой дамы в чёрно-красном платье, стоявших на пепелище, до Агнии, взиравшей на неё грустными глазами, полными понимания и мудрости. Агния, выглядевшая лет на 16, стояла на каком-то холме среди бушующей непогоды. Дождь хлестал по её лицу, а ветер трепал мокрые бесцветные волосы. «Всё будет хорошо»,- сказала Агния, и улыбнулась белыми губами.

Катя резко очнулась. В животе дико урчало, мочевой пузырь настоятельно требовал внимания к себе, ноги и спина задеревенели и судорожно подрагивали от напряжения. «Что за чёрт?» - выругалась Катя. Она всё так же стояла перед своей дверью, держась за ручку. Только пальцы её свело, и она не сразу смогла её разжать.

Повернув неворочащуюся шею, Катя увидела рядом с собой запыленного голема с подносом. Еда на нём остыла и приобрела какой-то странноватый запах. Катя отпустила ручку и вернулась в комнату. Часы на камине показывали семь часов. Но утра или вечера было сказать трудно – в это время года за окном было темно и утром, и вечером. Катя бросилась в ванную и первым делом уделила внимание мочевому пузырю. Затем, умиротворённая, она вышла к голему и потребовала унести странную еду и принести нормальную. Тот, рассыпая с себя мелкую пыль и опилки, удалился.

Утолив волчий голод, она стала размышлять. То, что её настигло у дверей, продолжалось никак не пять минут, и даже не час. За это время она не успела бы так оголодать и захотеть в туалет. Значит, кто-то или что-то удерживает её для неизвестной ей цели, подсовывая картинки прямо в мозг, очевидно, чтобы не скучала. Это может быть Гильом – его силы велики. Толко вот зачем ему это надо, если он сам советовал Кате уехать быстрее? Это может быть Бертран, который окончательно сошел с ума. Но катя видела Агнию, и Агния говорила с ней. Или это проделки Бертрана? Растерянная и окончательно дезориентированная Катя застыла с паспортом в руках над раскрытым чемоданом.

И тут её с нечеловеческой силой повлекло вон из комнаты. Обрывки мыслей проносились в её голове, пока ноги сами несли её в общий зал замка через многочисленные коридоры и лестницы. Катя не знала, почему вдруг и срочно ей нужно быть в самом мрачном помещении замка, но, добираясь до него, она заметила, как толпы родственников, словно повинуясь неведомому зову, спешат той же дорогой. На некоторых лицах – из тех членов семьи, что лица имели – читалось неземное блаженство, как будто они узрели бога и получили его персональное прощение. Другие были сосредоточены успеть первыми, третьи бежали с фанатичным блеском в глазах и оскалом на лице.

На подходе к высоким дверям, ведущим в зал, Катя увидела Гильома в кресле на колёсах. Он яростно крутил их и что-то бормотал под нос. На лице его было написано, что ничего хорошего он не ждёт.

- Что случилось? – нагнав его, спросила Катя.

Гильом ожёг её яростным взглядом.

- Либо ты полная дура, что не согласовывается с твоим диагнозом о синдроме Мориса, либо ты не нашей крови, что странно, имея матерью и братьями наших родственников, - вдруг грубо сказал он. – Ты пыталась уехать? Нет? Тебе являлась Агьния? Ты пыталась противиться сейчас тому, что тебя ведёт? Соображай, Катья. Что может вдруг собрать абсолютно всех в одном месте? Ведь приехала даже твоя мать из России. Приехали из Штатов, Южной Америки, Индии, Китая, Африки. Даже Австралии! Когда такое было? Ты не заметила – замок переполнен. Даже тот полицейский, что проводил не так давно у нас обыск, он тоже здесь. Ничего не приходит в голову?