Изменить стиль страницы

Как бы ни были туманны эти сведения, тем не менее они позволили следствию определить часть маршрута, по которому шла от станции Валя, начать вычерчивать его схему. А это уже было немаловажно.

Заинтересовал Писаревского и рассказ местной жительницы Тамары Степановны, которая тоже приехала тем же поездом. Поскольку час был поздний, Тамару Степановну встретил на станции ее муж. К ним присоединилась знакомая соседка, и все трое пошли к дому.

Тамара Степановна рассказала, что чем дальше удалялись они от станции, тем все пустыннее, глуше становились улицы, не везде идеально освещенные электрическим светом. Идти было жутковато. На земле лежали длинные тени, отбрасываемые деревьями и заборами. Когда стали подходить к улице Фонвизина, Тамаре Степановне показалось, что оттуда донесся крик: «Мама! Мама!» Кричала девушка. Голос был тревожный.

— Ау! — крикнула Тамара Степановна, останавливаясь и вглядываясь в ночную темноту.

Никто не отозвался. Спутники стали уверять Тамару Степановну, что она ошиблась, никто не кричал: «Мама!» Подошли к улице Фонвизина, посмотрели: она была пустынна.

— И все-таки я отчетливо слышала крик: «Мама!» — сказала следователю Тамара Степановна.

— Почему же это вас не насторожило?

— Потому что это не был крик о помощи, крик ужаса... Это был слабый, хотя и тревожный возглас, который мог быть отголоском семейной ссоры. Вот почему я не забеспокоилась.

Третий свидетель, выявленный благодаря подворному обходу, заставил Писаревского насторожиться. Худенькая девушка, работница комбината «Красная нить», Валентина Д. испуганно поглядывала на следователя и рассказывала односложно, неохотно, путано. Да, она приехала тем самым поездом. Однако сказать что-либо по интересующему следствие делу не может. Пришла домой, поела и тотчас же легла спать, так как устала.

«Странно! — подумал Писаревский. — Очень странно! Как же так? Девушка приехала той же электричкой, что и убитая. Живет на той же улице Фонвизина... Уж она-то должна хоть что-то знать. А сбывает... Почему?»

Он решил воздействовать на ее совесть:

— Я вижу, Валентина, что вы что-то недоговариваете... Почему вы не желаете помочь следствию? Мы должны поймать и обезвредить опасного преступника. Кто знает, может быть он бродит где-то поблизости, замыслив новое преступление? Ваш долг — рассказать все, что вы знаете.

— Я ничего не знаю, — продолжала настаивать на своем девушка.

— Идите! — сердито махнул рукой Писаревский. — Вы свободны...

Еще больше испортилось у него настроение, когда, приехав в бюро судебно-медицинской экспертизы, он узнал, что эксперты высказали сомнение по поводу ножа, найденного на приусадебном участке Васильева. Они заявили, что нож, лежавший на запорошенной снегом траве, вовсе не тот...

— Понимаешь, Володя, — говорил Заславский, сидя за своим огромным письменным столом, через который не дотянешься и рукой, чтобы поздороваться, — характер ран на теле убитой таков, как если бы повреждения наносились ножом с раздвоенным обушком. Нож же, найденный на приусадебном участке, наносит совсем другие повреждения. Вот такие, — нарисовал он на бумаге.

Писаревский слушал молча и непрерывно курил. Уже целая груда окурков заполнила пепельницу.

— Далее, — продолжал Заславский, — длина раневого канала от кожи живота убитой до ее позвоночника, который тоже оказался задетым, — тринадцать сантиметров. Нож же — на два сантиметра короче. Так что не сходятся у вас, братцы, концы с концами. Выходит одно из двух: либо преступник попался слишком умный, для отвода глаз подбросил вам другой нож, либо ошибается человек, нашедший его на траве. Он полагает, что нож тут раньше не лежал и, видимо, заблуждается.

— Либо заблуждается экспертиза! — в запальчивости, не сдержавшись, воскликнул Писаревский.

Заславский помолчал.

— Можешь думать, что угодно, — начал он после паузы. — Я не обижаюсь, Володя, лишь потому, что хорошо знаю тебя — недаром мы с тобой, как говорится, пуд соли съели, работая вместе. Только учти еще, что крови на ноже не обнаружено. Имеющиеся на нем бурые пятна — просто ржавчина. Впрочем, кровь, если она и была, могло смыть дождем или снегом. Здесь я не настаиваю на категоричности утверждения.

— Завел же ты меня в тупик! — промолвил на прощанье Писаревский и с тяжелым чувством покинул кабинет.

И уж совсем мрачно стало на душе у следователя, когда, вернувшись во Всеволожск, он узнал, что мать убитой отправлена в психиатрическую лечебницу — так подействовала на нее гибель дочери.

Но тут предстал перед ним еще один свидетель, выявленный благодаря подворному обходу.

...Зоя Кулешова, молоденькая санитарка одной из ленинградских больниц, хорошенькая хрупкая блондинка, в тот вечер приехала из Ленинграда в Мельничный Ручей на такси. Было уже поздно. Зоя пошла одна по улице. Отойдя на довольно значительное расстояние, она увидела на автобусной остановке мужчину.

Что он делал тут один, в поздний час, когда машины уже перестали ходить, Зоя, конечно, выяснять не стала, а прошла мимо. Вдруг она почувствовала, что ее преследуют. Неужели тот самый мужчина? Зоя, не останавливаясь, кинула взгляд через плечо — да, тот самый! Что ему надо?

А незнакомец не отставал. Он даже прибавил шаг. Расстояние между ним и Зоей сокращалось. Тогда девушка решила скрыться от преследователя. Она юркнула в первую попавшуюся калитку. Постояла немного за деревьями. Вышла, а мужчина уже поджидает. В руке — нож. Кто он — грабитель, насильник или, может быть, просто психический?

Другая бы на месте Зои, наверное, испугалась, стала плакать, молить о пощаде. Но хрупкая Зоя не растерялась даже тогда, когда мужчина приставил нож к ее груди и сказал: «Тихо! Не кричи! Не шуми! Ты сама должна понимать, что мне надо!» Зная, что поблизости живут ее друзья — студенты Санитарно-гигиенического медицинского института Владимир Зозуля, Владимир Аникеев и учащийся техникума общественного питания Вадим Ходош, — девушка решила заманить туда незнакомца.

— Давай пойдем в дом, — предложила она, — там никого нет.

Незнакомец немного поколебался, но пошел с Зоей, одной рукой уцепившись за рукав ее пальто, а другую держа в кармане.

Зоя не знала, дома ли ее друзья, и, признаться, испытала несколько неприятных минут, увидев, что в окнах нет света. К счастью, оказалось, что они дома. Только один из парней уже спал, а двое бодрствовали в другой комнате при свечке: в этот вечер испортилось электроосвещение. С ними сидела девушка по имени Фаина, сестра Вадима, приехавшая навестить своего брата из Белоруссии. Зоя ее тоже знала. Увидев людей, незнакомец попятился.

— Входи, входи, не стесняйся, — с деланным оживлением оказала ему Зоя и, обращаясь к сидевшим в комнате, промолвила: — Знакомьтесь! Это мой товарищ!

— Очень приятно! — ответил один из сидевших за столом, поднимаясь и протягивая руку. — Владимир! Это — Вадим. Его сестра — Фаина. А вас как зовут?

— Виктор, — ответил после небольшой паузы мужчина. Голос у него был грубый, резкий.

— Садитесь, Виктор. Можете снять пальто. Здесь тепло.

Закурили. Проснулся третий обитатель дома — Владимир Зозуля. Присоединился к компании.

— Виктору негде ночевать, — оказала Зоя.

— Пусть располагается у нас, — предложил Зозуля. — Койка свободная найдется.

Зоя стала подавать ему знаки глазами, но он ничего не мог понять.

— Выйдем! — обратилась Зоя к Фаине.

Та встала. Девушки вышли. Незнакомец тоже поднялся и хотел пойти за ними.

— Куда? — остановил его Владимир Зозуля. — У девчат могут быть свои дела.

Тем не менее незнакомец вышел из дома. Тотчас же в комнате появилась Фаина. Лицо у нее было встревоженное.

— Зоя просила передать вам, что у этого человека нож. Он ей угрожал. Будьте осторожны.

— Где Зоя? С ним?

— Нет, спряталась на веранде. При нем она боялась что-либо сказать.

Зозуля посмотрел в окно. Незнакомец стоял у дома. Видно, поджидал Зою.

— Я сейчас с ним поговорю! — решительно заявил Владимир.