Вечером того же дня, сидя на кровати рядом с Гербертом, Кларри взволнованно говорила:

— Это невозможно. Мы ведь не сумасшедшие, чтобы ввязываться в войну, верно?

— По крайней мере… с Уиллом все в порядке, — сказал Герберт.

Кларри бросила на него быстрый взгляд.

— Я на это надеюсь, но мы не можем знать наверняка.

— В Дареме… совершенно… безопасно, — ответил он с беспечным видом.

У Кларри сжалось сердце. Она положила руку на его ладонь.

— Герберт, Уилл уже не в Дареме. Он окончил университет, помнишь? Уилл и Джонни уехали путешествовать за границу.

Ее муж смутился:

— За границу? Правда?

— Да, — мягко подтвердила Кларри. — Они прислали нам два письма.

Она взяла со стола последнее письмо, которое использовала как закладку для книги, и показала его Герберту.

Он сокрушенно вздохнул, признавая свою оплошность.

— П-прости, забыл.

Кларри наклонилась и поцеловала его в дряблую щеку.

— Не волнуйся. Я уверена, с Уиллом ничего не случится.

Через пару дней во время обеда в чайной Кларри услышала, что Британия объявила войну Германии и ее союзнице Австрии. Эдна и Грейс выбежали с криками ужаса на улицу, словно ожидали, что немецкие солдаты сейчас же пойдут маршем по Скотсвуд-роуд. Кларри быстро завела их назад в чайную, усадила в кухне и, успокаивая, дала им выпить горячего сладкого чаю.

— Сюда немцы не придут, — уверила она их. — Скоро все закончится. Вы в полной безопасности. Если где-то и будут происходить сражения, это будет за много сотен миль отсюда, на континенте.

Но на следующей неделе поползли слухи о том, будто германские шпионы рыскают на каждом углу, а прусские чудовища, пожирающие детей, маршируют через Бельгию. Газеты вдруг заняли воинственную позицию. Толпы начали громить германские мясные лавки, а на досках объявлений появились плакаты, призывающие записываться в армию. К концу месяца город наводнили переселенцы, приезжающие работать на оружейных заводах, а парки огласились криками и топотом призывников и добровольцев.

В чайной Кларри слышала иное мнение. Многие члены профсоюзов не скрывали своего презрения к ура-патриотическим настроениям и стремлению поскорее надеть военную форму. Бёртон, который когда-то был завсегдатаем в «Вишневой», заявлял:

— Это война господ, а не наша. Пусть богатеи втыкают друг в друга штыки, если им этого хочется. Рабочий люд не так глуп.

Но, по наблюдениям Кларри, рабочий люд в западной части Ньюкасла принялся трудиться с удвоенным усердием на заводах и в рудниках, внося свой вклад в разгром противника, а клерки и инженеры формировали группы добровольцев, готовые примкнуть к Британскому экспедиционному корпусу, целью которого было помочь Франции оборонять восточную границу.

Кларри закрывала чайную очень поздно, чтобы люди после удлинившихся смен могли поужинать, а открывала на рассвете, до того как прозвучат заводские гудки. Она всеми силами старалась отвадить мужчин от походов в пивную. Тем не менее все это казалось каким-то ненастоящим: и марши легкомысленно настроенных призывников, и чрезмерно радостные толпы, провожающие их как будто не на войну, а на прогулку в открытых экипажах вдоль побережья.

Кларри размышляла о том, какое отношение все это может иметь к Индии, и радовалась, что Камаль давно уже вышел из призывного возраста. Она даже не знала, жив ли он, поскольку ни на одно письмо он так и не ответил. Но больше всего Кларри ждала вестей от Уилла и Джонни. Почта из-за границы теперь приходила нерегулярно — начались нападения на суда. Целый месяц они не получали никаких сообщений. Возможно, почтовый контейнер, в котором находилось письмо от Уилла, утонул вместе с торговым судном, атакованным торпедами. Но свои волнения Кларри старалась держать при себе. Не было нужды огорчать еще и Герберта. Его забывчивость приносила ему душевный покой.

Однажды туманным сентябрьским утром, когда Кларри помогала Лекси подавать завтраки, в «Чайную Герберта» вошел бородатый мужчина в широкополой шляпе и грязном твидовом костюме. Он огляделся по сторонам, потом снял шляпу и устало улыбнулся Кларри.

Женщина со стуком уронила на стол поднос с яичницей и беконом.

— Уилл? — ахнула она.

Он широко улыбнулся.

— Уилл! — завизжала Кларри, бросаясь к нему с распростертыми объятиями.

Они крепко обнялись. К ним тут же присоединились Лекси и Эдна. Они засыпали Уилла вопросами.

— Где ты был?

— Как добрался домой?

— Мы думали, ты попал в германский плен!

Ковыляя, из кухни вышла Айна. Долли, увидев Уилла, разрыдалась.

— Маленький чертенок! Ты всегда убегал и попадал в неприятности. Ничего не изменилось.

Поглощая завтрак и запивая его чаем, Уилл рассказал им, как в середине августа их с Джонни арестовали в горном монастыре на территории Австрии. Они попросту еще не знали, что началась война. После недельного заключения их отвезли к итальянской границе и выслали из страны. Но во время пребывания в приграничном городке они были ограблены. Лишившись паспортов и денег, друзья были вынуждены пробираться домой морским путем через Испанию. Три недели они провели на судах, не имея возможности дать о себе весточку и молясь, чтобы их не атаковали в Ла-Манше.

Кларри повезла Уилла в Саммерхилл.

— Не удивляйся, если твой отец будет спрашивать, почему ты вернулся из Дарема. Он думает, что ты все еще студент. Его память стала хуже.

— Ладно, если только он не выгонит меня за невыполненные уроки, — пошутил Уилл, пожимая Кларри руку. — Я буду рад повидаться со стариком.

Герберта, сидящего на излюбленном месте у окна в своем кабинете, видимо, сбила с толку внешность Уилла, и он явно не узнал сына. Но после того, как тот отмылся и сбрил бороду, отец крикнул хриплым голосом, поднимая трясущуюся руку:

— Мой… мальчик! Ты… вернулся.

Когда Уилл сжал его дрожащие, с выступающими венами руки в своих ладонях, Герберт издал сдавленный звук, и слезы потекли по его неподвижному лицу.

Кларри с умилением наблюдала за тем, как загорелись глаза Герберта, узнавшего сына. Тот рассказывал о своих приключениях, преуменьшая опасности, которым они с Джонни подвергались.

Однако ее надежды на то, что Уилл теперь поступит на учительские курсы и останется в Ньюкасле, не оправдались. Он не находил себе покоя, особенно после того, как Джонни вернулся в Эдинбург, чтобы продолжать медицинское образование. Получив письмо от своего давнего школьного друга Спенсер-Бэнкса, в котором тот сообщал, что идет на фронт добровольцем, Уилл решил последовать его примеру.

— А как же твое учительство? — попыталась отговорить его Кларри. — Получи сначала хотя бы квалификацию.

— Как я смогу сидеть здесь и преподавать музыку, зная, что по всей Европе жизнь детей подвергается опасности из-за этой войны?

Кларри знала, что, если в мечтательных голубых глазах Уилла появлялся этот упрямый огонек, ничто уже не могло его переубедить. Придется ей примириться со своим страхом за него.

— Лучше скажи отцу, что возвращаешься в университет, — посоветовала Кларри, сдаваясь. — Боюсь, я не выдержу его расспросов о тебе каждые пять минут.

Уилл записался на призывном пункте к югу от реки, и они со Спенсер-Бэнксом попали в Дарем, в учебную часть легкой пехоты. Первые несколько недель они квартировали недалеко от Ньюкасла, и Уилл приезжал домой раз в месяц, в том числе и на Рождество. Кларри, решив устроить веселый праздник для Уилла, пригласила на вечеринку в День подарков Джонни с его родными и Олив с семьей.

«Приди, пожалуйста! — умоляла она сестру в письме. — Уилла, возможно, не будет дома многие месяцы или даже годы».

К ее радости, Олив и Джек пришли и принесли с собой Джорджа, который уже ковылял на нетвердых ногах и хватался за юбку или штанину, оказавшуюся рядом. Кларри достала коробку с игрушками, но шестилетний Вернон тут же отобрал ее.

— Они мои! Он их поломает, — возмутился мальчик.

— Покажи Джорджу, как с ними нужно играть, — предложила Кларри, настойчиво забирая у него коробку. — Он еще слишком мал, чтобы разобраться с этим самостоятельно. Нужно, чтобы ему помог большой мальчик.