Олив скривилась.

— Чтобы мать Джека называла меня деревенщиной?

— Какая разница, как она тебя назовет? Ты и все дела переделаешь, и ребенка укачаешь.

Кларри подошла ближе к сестре и тихо добавила:

— Я помню, так делала наша мама, когда ты была маленькой.

Глаза Олив округлились.

— Правда?

Кларри кивнула.

— Она привязывала тебя к своей спине, когда мы отправлялись в деревню или поливали цветы на веранде. И даже ходила так по магазинам в Шиллонге. Наверняка местные дамы тоже по-разному ее называли, но она не обращала на них внимания.

Кларри улыбнулась нахлынувшим воспоминаниям.

— О чем ты думаешь? — спросила Олив. — Расскажи.

— Помню, мама говорила, что ей нравится чувствовать твое сердцебиение. Так она знала, что с тобой все в порядке, — сказала Кларри. — Я спрашивала: «Бьется ли сердце у малышки?», и она отвечала: «Да, бьется исправно, спасибо».

На усталых глазах Олив заблестели слезы. Кларри осторожно положила Джейн ей на руки.

— Делай то же самое со своей девочкой, — посоветовала она, — и она будет меньше тебя беспокоить.

Кларри ушла, пообещав снова навестить сестру, когда появится такая возможность. Однако в этом году она была занята в чайной больше, чем обычно. Цены повышались, и два человека из ее персонала уволились: Дина родила ребенка от своего возлюбленного, с которым они спешно поженились перед тем, как он ушел добровольцем на флот, а Грейс предпочла более высокооплачиваемое место на заводе, выпускающем артиллерийские снаряды. Кларри становилось все труднее находить сиделок для ухода за Гербертом, поскольку их теперь много требовалось в госпиталях. Салли неожиданно ушла, решив выйти замуж за клепальщика, приехавшего из Шотландии работать в ремонтных мастерских. Подруга Кларри Рэйчел сочеталась браком с сержантом Ирландской бригады Тайнсайда и, к огорчению Кларри, переехала в Саут-Шилдз.

Однажды холодным сырым ноябрьским вечером Кларри, вернувшись, застала дом погруженным во мрак. Она задержалась на работе, поскольку чайная была полна приезжих рабочих, которые не хотели расходиться по своим переполненным временным баракам, построенным при доках для их расселения. Кларри знала, что миссис Хендерсон ушла в шесть часов вечера, но надеялась, что молодая сиделка, нанятая в агентстве, дождется ее возвращения.

Кларри переступила порог и, включив свет, сообщила о том, что вернулась. Она не стала снимать пальто, потому что в нежилых комнатах первого этажа было холодно, и стала подниматься по лестнице.

В спальне никого не оказалось, и постель была не разобрана. Сиделка не уложила Герберта в кровать, но окна при этом были занавешены. Кларри поспешила в кабинет.

— Герберт! — позвала она.

Угасающие угли в камине свидетельствовали о том, что здесь недавно кто-то был. У Кларри замерло сердце. Одеяло, которым обычно укрывали Герберту ноги, было сброшено на пол. Но где же он может быть? Без посторонней помощи он не мог никуда уйти. Кларри бегала из комнаты в комнату, разыскивая его.

Дверь в ее собственную, давно нежилую спальню была распахнута настежь, и в незанавешенное окно с улицы лился тусклый свет. Кларри быстро прошла через комнату, чтобы задернуть шторы, прежде чем включить свет, и споткнулась. Чтобы не упасть, она ухватилась за спинку кровати. Под ногами валялась трость Герберта. У Кларри заныло в груди. Более не заботясь о светомаскировке, она поскорее включила свет. На полу между кроватью и окном лежал Герберт.

— О боже! — ахнула она, бросаясь к нему.

Он лежал на спине, глядя в потолок. На его шее Кларри нащупала слабый пульс.

— Герберт, ты меня слышишь? — крикнула она. — Пошевелись!

Ответа не последовало, только его глаза посмотрели на нее.

— Я сейчас вызову врача, — заторопилась она, стараясь не поддаваться панике. — Ты только держись, не умирай, Герберт. Пожалуйста, не умирай!

К тому времени как Кларри вызвала «скорую помощь», оповестила о случившемся Берти и вернулась наверх, глаза Герберта уже были закрыты, а его дыхание стало таким слабым, что ей пришлось склониться над мужем, чтобы ощутить его на своей щеке и убедиться, что он еще жив. Кларри шептала ободряющие слова, гладя мужа по голове.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем приехала карета «скорой помощи», звеня в свой колокольчик, оповещающий соседей о том, что в доме номер двенадцать что-то случилось. Кларри поехала с Гербертом, не дожидаясь появления Берти.

Он отыскал ее в больнице в зале ожидания. Она ходила по комнате. Кларри бросилась к нему с намерением обнять, но Берти, смутившись, отстранился и принялся расспрашивать о происшедшем.

— У Герберта был еще один удар, очень тяжелый, — заговорила она, задыхаясь. — Доктор не уверен, что он…

Берти хотел знать все в подробностях. Он пришел в ужас, когда услышал, что отец находился в одиночестве.

— За ним должна была присматривать сиделка, — сказала Кларри, сдерживая слезы. — И я не знаю, как он добрался из своего кабинета в спальню. Наверное, он приполз туда. Что он пытался сделать, как вы думаете?

— Этого мы, скорее всего, уже никогда не узнаем, — ответил Берти укоризненно. — Вы должны были находиться с ним, а не в чайной.

— Мне очень жаль, — произнесла Кларри с горестным видом.

Наконец вышел доктор.

— Состояние мистера Стока тяжелое, но стабильное. Сегодня уже ничего сделать нельзя. Поезжайте домой и отдохните.

Берти уехал не попрощавшись, и Кларри по туманным гулким улицам вернулась в опустевший дом.

Это была самая долгая ночь в ее жизни. Кларри разожгла камин в кабинете Герберта, села в его кресло, укрылась одеялом и, ожидая рассвета, задремала.

Перепуганная миссис Хендерсон пришла в семь часов утра.

— Я готова присягнуть, что, когда я уходила, мистер Сток сидел в кресле у камина, — взволнованно проговорила она. — Сиделка тоже ушла в шесть часов — ее вызвали по какому-то срочному делу. Я думала, вы скоро придете. Ах, миссис Сток, как это ужасно!

— Да, ужасно. Но в этом нет вашей вины, — сказала ей Кларри. — Расскажите, как он выглядел, когда вы уходили.

— Как обычно, тихо сидел, глядя на огонь, — начала миссис Хендерсон, качая головой.

Но вдруг выражение ее лица изменилось.

— Он сказал что-то странное. Возможно, я неправильно расслышала…

— И что же?

— Спросил о вас.

— Обо мне?

— Да, он сказал: «Посмотрите, не нужно ли чего-нибудь миссис Сток». И назвал меня миссис Пирсон. Но он часто путает имена, не так ли?

У Кларри замерло сердце.

— Миссис Пирсон — это кухарка, которая работала тут до моего прихода, — сказала она. — Вероятно, он имел в виду предыдущую миссис Сток.

У нее задрожали губы.

— Возможно, поэтому он направился в спальню — хотел увидеть Луизу.

В течение следующей недели состояние Герберта не ухудшалось, но и лучше ему не становилось. Его лицо было серым и безжизненным. Он неподвижно лежал под белой простыней и больничным одеялом. Герберта кормили через трубку. Изредка он открывал глаза, но взгляд его был отсутствующим. Кларри приходила в разрешенные для посещения часы и держала мужа за руку, однако он не проявлял никаких признаков того, что замечает ее присутствие. Один раз Герберта навестила Вэрити, но сказала, что ей слишком тяжело это видеть. Берти приходил часто и ненадолго, только для того чтобы отчитать Кларри за невнимательное отношение к его отцу. Уиллу, чей полк теперь был расквартирован в Александрии, сообщили, чтобы он готовился к худшему.

Однако Герберт не сдавался, цепляясь за жизнь. Через месяц, на Рождество, произошли некоторые улучшения в его состоянии, вновь возродившие надежду в сердце Кларри. Ее муж снова мог глотать, и его взгляд стал немного более осмысленным, хотя говорить Герберт по-прежнему не мог. Уилл написал Кларри длинное ободряющее письмо. Она поделилась с ним предположением о том, что Герберт искал Луизу и что его сознание вернулось в прошлое.

«Он мог также искать и Вас, Кларри, — писал ей Уилл. — Последние шесть лет Вы стали его радостью и утешением. Не позволяйте Берти убедить Вас в обратном. Отец не прожил бы так долго без Вашей любви и заботы».