Он быстро схватил свою сумку одной рукой и, опершись на грядушку повозки другой, выпрыгнул на противоположную сторону от мужчины и побежал. Мужчины что-то кричали ему вслед, один даже побежал за ним, но страх за жизнь придала ему столько энергии, что и гончая не догнала бы его в этот период, а куда уж угнаться за ним изможденному мужику.

Вася, чувствуя, что за ним нет погони, тоже остановился и, посмотрев на мужчин, стоявших у повозки, стал развязывать не спеша свою сумку, зная, что он теперь вне опасности, одновременно обдумывая, как ему вести себя дальше. Вначале, он решил достать пистолет и пугнуть их, а когда они уйдут от повозки на безопасное для него расстояние - сесть в повозку и уехать. "А вдруг у них есть оружие, что вполне возможно, что тогда?" - подумал он и глазами стал искать какое-то укрытие, хотя бы небольшую ямку. Уходить он не собирался, не вызволив повозку с продуктами. "Но если у них есть оружие, то операция будет весьма трудной. Мужчины, без сомнения, голодные, и продукты просто так не отдадут", - подумал он.

На его счастье, слева от него, всего в десяти шагах, была ложбинка, в которой вполне можно укрыться от пуль на случай, если мужчины начнут по нему стрелять. И он, не выпуская из поля зрения мужиков, направился к ложбинке.

Мужики окружили повозку и, не обращая внимания на его передвижения, а может и вообще забыли о нем при виде продуктов в повозке.

Вася воспользовался этим обстоятельством и, заняв удобную позицию, достал из сумки пистолет.

Ощутив в руке холодную сталь пистолета, он почувствовал себя еще более уверенным, и крикнул, как ему казалось суровым голосом: "Эй, мужики! А ну прекратите в чужих продуктах грязными руками копаться! А то, как бешенных собак перестреляю!"

Мужчины в угрозу, может, еще и не поверили, но уверенный голос Васи все же заставил прекратить рыться в сумках и посмотреть в ту сторону, где лежал он. Вася в это время поднял пистолет выше, чтобы им было видно, что он не шутит, а самым серьезным образом предупреждает их.

Мужчины вначале замешкались, а затем снова протянули руки к сумкам. Вася, глядя на них, понял, что они голодные, а голодных людей остановить перед продуктами почти невозможно. "Что делать? - подумал он. - Не оправдал доверие председателя, не довез продукты до девчат". И он решил стрелять не в мужчин, а чуть повыше.

Выстрел и свист пули должен приостановить их.

"Мужики! Кому сказано отойти от повозки! снова закричал он. - За неповиновение и грабеж среди белого дня продуктов, принадлежащих женщинам, которые героически трудятся на военной стройке, - продолжал он, - объявляю вас грабителями военного времени и приговариваю всех троих к расстрелу".

Он выстрелил, но ствол пистолета поднял чуть выше, и пуля пропела у них над головами. Инстинкт самосохранения сработал мгновенно не только у людей, которые, отшатнулись от повозки, присели, но бывшая фронтовая лошадь, от неожиданности заржав, приподняла голову и так рванула с места, что незадачливые грабители остались позади повозки на три, а то и на все пять метров.

Видя, что у дезертиров (а это, несомненно, были они) нет огнестрельного оружия, он поднялся и побежал, стараясь окриками остановить ее. Дорога шла в гору, и это обстоятельство помогло задержать лошадь.

- Молодец, Мышастик, - ласково говорил Вася, поглаживая ее по шее. - Выручил ты меня, мой умный конек.

Лошадь глядела на него своими большими выпученными глазами, и только время от времени прядала ушами.

Вася посмотрел под гору, где в нерешительности, с опущенными руками, в разных позах стояли мужчины, и он понял, что никакие это не бандиты, а просто трусливые, может быть, уже кающиеся дезертиры. Они бы и рады вернуться в действующую армию, но боятся наказания. Они и здесь бы не подошли к Васе, боясь разоблачения, но жестокий голод заставил их сделать такой шаг. "По-видимому, они где-то поблизости живут здесь в лесу, - подумал Вася. - Заготовленные продукты кончились, а новый урожай еще не созрел, вот и маются от голода".

Вася сейчас ненавидел их, но, глядя на их понурые фигуры, обреченно стоявшие у дороги на том месте, откуда подвода ушла от них, он проникся к ним жалостью.

- Эй, мужики! - обратился к ним Вася. Так вы голодные?

Они в ответ закивали головами, видимо, последние силы оставили их, не оставив мочи для разговора.

- Так бы и сказали, а то сразу отнимать полезли, а сами еле на ногах стоите! - продолжал он. - Тоже мне бандиты!

Они стояли молча, понурив головы, всецело покоряясь судьбе.

- Ладно, так уж и быть, покормлю я вас, - крикнул им Вася. - Только стойте там, не подходите ко мне близко! - предупредил их он и стал развязывать сумки женщин. "Из каждой сумки возьму понемножку, - подумал он. - Этими крохами они не наедятся, а голодным людям позавтракать хватит". Когда начал брать продукты из сумок, то сразу возникла борьба между двумя его мыслями.

Одна нашептывала: как тебе не стыдно брать продукты у женщин, которые, не жалея сил, строят дорогу, тем самым, приближая победу над ненавистным врагом, и отдавать тем, кто ушел от прямых своих обязанностей - уничтожать врага. Они ушли из действующей армии, чтобы за счет других спасти свою шкуру.

Другая мысль шептала обратное: хотя они виновны перед государством и народом, но ведь они люди и есть хотят так же, как и все остальные. А голод, Вася на себе испытал, знал, что он беспощаден, и кто его знает, на что он может толкнуть этих до крайности изнуренных людей. Были же случаи, когда голодный человек из-за куска хлеба убивал ни в чем не повинного и даже питался человеческим мясом.

"А вдруг это не дезертиры, а бывшие полицаи? спрашивал себя Вася. - Ну, нет, не должны, одеждой не похожи."

Обещание, данное мужчинам, не так-то просто было выполнить. Он понял это только тогда, когда начал рыться в сумках. Родители, как ни старались, а набор продуктов был скудным. В основном хлеб, пшено и молодая картошка, а остальное все по граммам: с десяток яичек, завязанных в небольшой, специально сшитый наспех мешочек, пересыпанных, чтобы не разбились в дороге, просяной мякиной; масло коровье, топленое, около двухсот граммов у кого прямо в стакане граненом, а у кого завернутое в лист лопуха; некоторые мамаши налили свежего молока в бутылки, не думая о том, что оно еще по дороге скиснется и станет простоквашей.

Лежало в сумках и по несколько штук свежих огурцов, а в одной даже граммов двести свиное сало, но видать, слишком застаревшее.

Просматривая сумки, Вася подумал: "Чем же я их накормлю, таких голодных троих мужиков? И зачем я им обещал? Сел бы на подводу и поминай, как звали. А теперь вроде слово дал, надо сдержать, иначе мужскую честь потеряешь".

А тут еще одна загвоздка открылась, которую Васе не под силу разрешить без участия женщин. Хлеб в сумках лежал целыми караваями, а отрезать кусок - сразу хозяйка заменит и обвинит его в воровстве. Такого унижения и напрасного обвинения он не перенесет.

"Как быть, что с хлебом делать? - думал он, завязывая очередную сумку. - Молоко им отдам, оно все равно прокиснет, а вот с хлебом, ума не приложу. А без хлеба - не еда".

И он решил отдать свой кусок хлеба, который разрезал на три куска и положил на траву у дороги. Тут же оставил три бутылки молока.

Когда все было готово, он крикнул мужчинам, чтобы они пришли, позавтракали. Бутылки наказал оставить тут же у дороги под кустом.

Мужчины сидели у дорог и прямо на траве и, казалось, ко всему окружающему были безразличны, Вася таких мужчин уже видел за колючей проволокой в Старобельске, где прямо у дороги немцы устроили лагерь для наших военнопленных. Но там за колючую проволоку люди были загнаны насильно, а эти обрекли себя на голод добровольно. И не только на голод, но и на презрение народа.

"Их бы, гадов, пострелять здесь и бросить на растерзание волкам, а ты еще возишься с ними... И откуда они на мою голову свалились?" - сетовал Вася на создавшееся положение.