Осмелев, Полина спросила: "Саша, расскажи, кто у тебя дома остался, есть ли жена, дети?" Она понимала нелепость вопроса, но не удержалась, задала его, заглядывая ему в глаза.

- Да вы что? - искренне возмутился Саша. Он даже приостановился. - У меня, к вашему сведению, даже девушки не было. А вы о детях.

Она не знала, правду ли он говорит или врет, но от произнесенных слов ей как-то стало радостно на душе. Она непроизвольно пожала его руку и даже хотела поцеловать, но вовремя опомнилась.

- У меня в Пензе осталась одна мать, отец на фронте, - продолжал объяснять он свое семейное положение, стараясь убедить Полину в его искренности. Ему хотелось, чтобы она верила ему так же, как и он верит ей.

- А вы из самой Пензы? - спросила его Полина. Она хотела о нем знать все.

- Нет. Я с Телегенского района, что на Хопре. Может, слышали?

- Нет. Не слышала.

- О, у нас богатые места. Не то, что здесь... Кругом леса, луга, а в Хопре рыбы.

- А мне здесь нравится.

- Это потому, что вы еще нигде не были, и красивых мест еще не видели. Это одна причина. А вторая - Родина. Родные места у каждого человека вызывают в душе умиление. Вот война окончится, я обязательно покажу вам наши места. Поедешь?

Полина с нежностью смотрела на Сашу, слушая его слова влюбленности в свой родной край. И ей хотелось поехать, прямо сейчас, посмотреть на его родные места, на его маму.

И она кивнула головой, сказав: "Угу".

Саша явственно видел лицо Полины, освещенное лунным светом, блеск ее глаз, и ему хотелось привлечь ее к себе и поцеловать прямо в полные, так соблазняющие губы, но опасение обидеть девушку мешало ему. И он все откладывал.

- Какая волшебная ночь! - с восхищением говорила Полина, обводя взглядом все вокруг. - Так и хочется бродить до утра. И усталость куда делась, и сон пропал. - Она запрокинула голову и стала смотреть на луну, приговаривая: "Какую прелесть нам подарила природа. Какой-то таинственный свет излучает она и, кажется, сама окружена каким-то непонятным для нас таинством. А бедный Авель, поднятый на вилы родным братом Каином, придает еще больше волшебности ночному светилу".

Саша, слушая, наблюдал за ее запрокинутым лицом, которое в свете луны тоже казалось таинственным, будто накрытым тонкой пленкой бледноватого цвета. Ее глаза горели живым огоньком, и в них отражалась бледным шаром далекая луна. Лицо было задумчивым, мечтательным: у виска, над ухом, закурчавился пучок волос, через который просвечивала бледная, нежная кожа ушной раковины, полные чувственные губы говорили о затаенной страсти.

Саша, любуясь ее нежным, таинственным лицом, не смог удержать своей страсти и, наклонившись, прилип своими губами к ее губам.

Она, мыча, забарабанила пальцами по его спине, но вырываться, видать, не собиралась, а, обвив его шею руками, стала отвечать на поцелуй. И только тогда, когда кончили целоваться, она отдышавшись, сказала: "А говорил, у тебя девушки не было, а где же ты так научился целоваться?"

- А разве этому где-то учатся - приходя в себя от смущения, спросил он. - По-моему, это естественно и человеку дано от природы.

- Может, ты и прав, - сказала она и заторопилась, чтобы ненароком не испортить хорошее настроение.

- Не уходи, побудь еще немного! - с жаром стал просить ее Саша. Но она была неумолима, ссылаясь на тяжелый завтрашний день.

Они расстались.

20

Не успел Василий Сидорович, председатель сельского Совета, пообедать, как его позвали в Совет к телефону. Знакомый грубый голос секретаря райкома спрашивал требовательно.

- Вы думаете кормить своих женщин?

- Каких женщин, Иван Тимофеевич? - не понял Василий Сидорович.

- Которые работают на строительстве железной дороги. Они теперь ударники фронта, а вы их голодом морите.

- Мы же недавно им продукты отвезли, Иван Тимофеевич.

- Когда это было? Вспомните.

- Да у нас по колхозным кладовкам хоть шаром покати. Трактористов кормить и то нечем.

- Трактористы трактористами, а это стройка военного значения, - уже с раздражением в голосе произнес Иван Тимофеевич. - Вы организуйте подводу да скажите об этом заранее людям, а продукты они и без вас найдут. И чтобы через два дня отправили. А как с уборочной, готовы? - помолчав, ещё спросил он.

- Готовы, - ответил председатель. - Дело за молотилкой.

- А вы на молотилку не очень надейтесь, а начинайте вручную, а если появится возможность, оставшийся домолотите на молотилке. Сами понимаете, первый год живем после освобождения от оккупантов, сейчас техника на вес золота, собираем из заброшенного старья. Планируем собрать две молотилки на весь район. Из этого и делай вывод, когда она попадет к вам. Может, сразу, а может, в ноябре.

- Понял вас, Иван Тимофеевич, - ответил в трубку председатель.

- Вот и хорошо, а продукты женщинам отвези, - напомнил он.

В трубке щелкнуло. Василий Сидорович отнял трубку от уха, посмотрел на микрофон, будто ожидая, не скажет ли еще что секретарь, и, убедившись, что нет, повесил трубку на рычаг.

Василий Сидорович некоторое время посидел в задумчивости, затем надел картуз и быстро вышел на улицу. Постоял на крыльце, решая, кому поручить организацию отправки продуктов. "Ну, конечно, Дмитрию Павловичу, секретарю исполкома, тем более он как раз и идет сюда. Дмитрий Павлович, бывший учитель, давно пенсионного возраста, хотя и стар, но порученное дело всегда исполняет прилежно".

- Что случилось, Василий Сидорович? - подходя ближе, спросил секретарь и выжидательно уставился на председателя своими подслеповатыми добрыми глазами.

- А что, заметно?

- Да как тебе сказать. Смотрю, стоишь, о чем-то задумался. А раз человек думает и притом сосредоточенно, значит, у него проблема.

- Иван Тимофеевич сейчас звонил, говорит, что мы на строительстве железной дороги женщин голодом морим.

- А причем тут мы? Они строят для фронта, вот и пусть государство их кормит, как солдат.

- Так то оно так, но они не солдаты.

- А у нас где продукты? Новый урожай еще не собрали, а старый, сам знаешь, немцы все выгребли подчистую.

- Говорит, организуете подвоз, а продукты колхозники и без вас найдут.

- Не все и колхозники могут найти. Возьмите, к примеру, солдатку с малыми детьми или вдову. Какие у них там продукты. Молодую картошку подкапывают да щавелики пекут, на том и держатся. Сейчас для людей самый тяжелый период: старые запасы кончились, а новых еще не собрали.

- Все я понимаю, Дмитрий Павлович, а поделать ничего нельзя. Каждый день едут уполномоченные и каждый говорит давай, а ни один не сказал - на. Да каждый грозит трибуналом. Как будто здесь закрома ломятся от хлеба, а мы не даем. Ты вот что, Дмитрий Павлович, - немного помолчав, начал снова говорить председатель, - напиши уведомление в колхозы и укажи срок выполнения, а я потом проверю.

- Хорошо, Василий Сидорович, это я быстро сварганю, - и он направился в кабинет председателя.

Василий Сидорович постоял на крыльце минут пять и пошел вслед за секретарем, чтобы подписать уведомления. Подписывая, предупредил секретаря, чтобы он сегодня же нарочным разослал по всем колхозам.

Председатель колхоза "Верный путь" уведомление получил под вечер и, немного подумав, решил действовать. Он знал, что продуктов в колхозных закромах, кроме муки на галушки трактористам, нет, и надеялся, что колхозники, у которых кто-то работает на строительстве железной дороги, что-нибудь для них найдут. У соседей займут, но в беде своих не оставят. А что касается лошади и сопровождающего, то правление колхоза выделит. Это легче всего.

С этими мыслями он и поднялся на крыльцо конторы, которая расположилась в бывшей до войны пекарне. "Эх, какой хлеб до войны выпекали - булки, а не хлеб", - подумал он, заходя в кабинет.