Джонни охватила дрожь. Но что же он мог сделать? Как жаль, что ему еще не тридцать! Если бы ему было столько лет, сколько Францу! Францу?..

«Франц знал бы, что нужно делать в таком случае! — раздумывал он. — Вероятно, он мог бы им помочь. Я ему кое-чем помогал, теперь он должен мне помочь!» Как тонущий хватается за соломинку, так и он уцепился за эту мысль. Он решил немедленно уйти, чтобы вернуться снова. А чтобы никто не думал, что он сбежал, он оставил записку.

Не без труда он нашел химический карандаш. Намочив стол слюной, он написал прямо на нем:

«Я приведу сюда помощь!»

Он хотел было уже идти, но остановился и приписал еще одно слово: «Непременно!» Однако и этого ему показалось мало, и он добавил: «Я обязательно вернусь!» А чтобы эти слова выглядели убедительнее, подписался, сообщив ниже, что он всего-навсего только быстро сбегает на Нойруппинерштрассе.

65

Снова на городской улице.

Встреча с Трехногим.

«Джонни, ты ли это?..»

На участке между линией городской железной дороги и берегом Шпрее тем временем все ожило. По еще недавно безлюдным улицам двигались части Красной Армии. Выезжали русские танки. Их моторы громко гудели. Густое, синеватое облако выхлопных газов повисло между домами.

Джонни прошел линию колонны, мимо группы офицеров, которые полукругом склонились над планом города, разложенном на капоте машины. Никто не обратил на него внимания. Все были заняты своими делами: офицеры рассматривали план Берлина, а солдаты снимали с грузовика плоские ящики со снарядами. Джонни прошел мимо солдат, которые сидели на обочине тротуара и набивали патронами магазины. Другие навешивали себе на пояс ручные гранаты. Взводу солдат что-то объяснял младший лейтенант, который был намного моложе своих подчиненных. Солдаты сидели на широких, крутых ступенях круглого здания, некоторые из них курили, но все они внимательно слушали своего командира.

Совсем рядом прокатили противотанковую пушку. Два артиллериста, положив себе на плечи, несли на себе станины, а остальные катили орудие, вращая колеса. Проехал мотоциклист, который отогнал Джонни прочь. Под прикрытием взорванной баррикады стоял маленький автомобиль. На нем была смонтирована радиостанция с такой длинной антенной, что та достигала второго этажа магазина с большими окнами. Когда Джонни проходил около радиомашины, на несколько секунд у него захватило дыхание.

«Этого не может быть! Такого никак не может быть!»

Между ногами идущих мимо солдат мелькала черная лохматая собачонка: она то исчезала среди солдат, то так же быстро появлялась. Мальчуган ускорил шаги и громко позвал:

— Трехногий!

Собака на миг приостановила свой бег и навострила уши.

Джонни бросился к ней.

— Трехногий, ко мне!

Собачонка увидела его, видимо узнала, так как она по-дружески залаяла и радостно бросилась к мальчику, энергично вертя кончиком хвоста.

— Мой хороший, — ласково шепнул Джонни собаке, опускаясь на корточки. Он гладил собаку, почесывал ей голову. Песик открыл пасть и несколько раз лизнул мальчика в щеку. — Мой самый лучший!

Потом он перестал гладить собачку и серьезным тоном спросил:

— Скажи-ка лучше, откуда ты пришел?

Трехногий уселся на мостовую и коротко взвизгнул.

— Опять шатался где-нибудь?

Пес смотрел куда-то в сторону.

«Нашел ли он дорогу назад, к своим? — ломал себе голову Джонни. — Пожалуй, что нашел…» Джонни не решился додумать эту мысль до конца. Он взял обеими руками голову собачки, заглянул в ее блестящие глаза.

— Трехногий, — обратился он к животному, будто перед ним был человек, — Трехногий, скажи мне, где сейчас Ганка? Где Петя? Где дядя Коля?

Пес радостно завизжал.

— Если бы ты только мог говорить. Тогда бы ты рассказал мне, где они!

Теперь пес залаял.

— Или ты, быть может, покажешь мне дорогу к ним?

Джонни выпустил собаку из рук. Та пробежала несколько шагов, но тут же вернулась к нему.

— Ищи, Трехногий! — крикнул мальчик. — Ищи, мой хороший!

На этот раз песик отошел от мальчугана по меньшей мере метров на десять, потом сел и оглянулся.

Как только Джонни встал, собака пошла дальше.

«Он хочет вести меня, — решил мальчуган и последовал за ним. Трехногий все время бежал так быстро, что Джонни должен был и сам побежать.

Вскоре они опять натолкнулись на большую группу советских солдат. Солдаты расселись у освещенной солнцем стены дома. Очень молодая, худенькая женщина с каской на голове, автоматом за спиной и санитарной сумкой на боку ходила от одного солдата к другому. На ней была новая форма: темно-синяя юбка, а цвет ее гимнастерки напоминал цвет молодой листвы.

Трехногий стрелой помчался прямо к санитарке, которая, стоя на коленях, бинтовала ногу молодому солдату.

Песик радостно залаял.

Джонни даже задрожал от волнения. Голос, которым санитарка заговорила с Трехногим, был ему хорошо знаком и дорог.

— Ганка? — почти шепотом сказал мальчик.

Однако санитарка не расслышала его.

— Ганка! — позвал Джонни громче.

Санитарка выпрямилась и повернулась. Каска была ей немного велика и криво сидела на ее голове.

— Джонни?.. Ты ли это? — Глаза Ганки стали большими. — Джонни, ты ли это? — повторила она.

— Да, это я, Ганка.

Когда девушка уже вплотную подошла к мальчугану, у нее неожиданно начали вздрагивать губы. Солдаты вокруг мигом умолкли и с удивлением смотрели на них.

— Ты жив? — тихо прошептала Ганка.

Джонни только кивнул, так как горло перехватила спазма.

Девушка прижала мальчика к себе, а собака с радостным лаем запрыгала вокруг них. Ганка тихо заплакала.

66

Что же изменилось за это время?

Джонни просит о помощи.

Ганка принимает решение.

— С тех пор как вы уехали с медпункта, мы ничего не слышали о вас, — тихо сказала Ганка. — Вы как сквозь землю провалились! Где же ты был так долго? И где сейчас тетя Даша?

— Тетя Даша, — испуганно пробормотал мальчик, низко опустив голову, как будто чувствовал себя частично виновным в ее смерти. — Она погибла…

И мальчуган рассказал о том, что произошло в лесу совсем неподалеку от Берлина.

После рассказа Джонни они долго молчали. Даже собака и та успокоилась. Девушка, казалось, окаменела.

— Я предчувствовала это, — наконец сказала Ганка. — Когда Трехногий внезапно появился у нас через несколько дней и я увидела его изуродованное ухо, я сразу же поняла, что что-то случилось. Ты сказал, что машина наехала на мину. Как же вы могли отклониться от дороги?

— Она или шофер очень торопились. Точно я этого не знаю, потому что сидел сзади. Вероятно, они беспокоились, что машина всю ночь простояла в Фюрстенвальдо или в Мюнхеберге. Кроме того, на следующий день все дороги были страшно забиты…

— Бедный дядя Коля… Хорошо, Джонни, что ты тоже не сидел в кабине…

Потом они прошлись немного вдоль улицы. Трехногий следовал за ними. Он так низко опустил голову, что его ухо почти волочилось по пыльной земле. Выйдя к реке, они уселись на набережной и свесили ноги.

Ганка сняла каску, волосы ее были коротко острижены. Трудно было поверить, что у нее совсем недавно были косы. Она казалась повзрослевшей.

— А где же твои красивые, длинные волосы? — печально спросил Джонни.

— С ними было трудно справляться. Все время они мешались.

— Где дядя Коля?

— Где-то поблизости. Он повез обед. У него теперь новая кухня и грузовик в придачу. Последнюю разрушило снарядом, всего лишь позавчера. Дядя Коля, к счастью, как раз ушел в пекарню, а то и его бы, пожалуй, убило, как и пони.

— Как, пони погиб?!

— Я же сказала.

— Бедный пони. А Петя?

Девушка подобрала с земли несколько камешков и осколков кирпича и выпустила их из протянутой руки. На зеленоватой, освещенной солнцем воде разбежались круги.