Во сне и наяву сопутствовал Насте живой, немеркнущий образ любимого Степана. Женским сердцем угадывала она его страдания в этой битве, которая сотрясала грозовым гулом истерзанный край.

«Милый, научи меня, что делать? — мысленно обращалась она к мужу. — Научи выполнить мой долг!»

Не раз подбиралась Настя близко к станции, выслеживала охрану, вынашивала опасный план внезапного налета… Но какой толк бросаться в огонь, если нет уверенности хоть на несколько часов нарушить пульс вражеской артерии, прервать связь тыла с фронтом? Толпы военщины всегда толклись на путях, не говоря уже о постоянной страже. Нет, надо искать другое решение задачи.

Однажды Настя пришла к Мягкому колодцу и увидела незнакомого мужика в худых лаптях, с недоуздком через плечо. Он пил воду, потный и усталый.

— Плохи наши козыри, молодайка, — сказал он, повернув голову на шорох Настиных шагов, и как бы даже обрадовался случаю выложить перед человеком свое горе. — Без лошади — разве я хозяин?

— А ты, дяденька, чей будешь?

— Из Воротынца! От реки Сосны, почитай, до самого Орла киселя хлебал… Белые в извоз туряли!

— Почему же ты пешком?

— Туда ехал на лошади! Обратно, гляди-ко, парой: левой, да правой… Убили коняшку! Снаряды на передовую линию заставили подвозить — в них и попало. От сбруи вот остался недоуздок, — показал мужик, не считая нужным упомянуть о собственном опасении..

— Сильные там идут бои? — спросила Настя.

— Упаси бог! Земля дыбом встает… Оглохли от грома— каждая кочка стреляет! И, поди-ко, ни одна сторона не может одолеть… Уперлись на месте — и все тут!

— Да ведь Орел белые взяли!

— Орел — особая статья… Изменой доканали! Мост взорвали позади Красной Армии — тогда и пришлось отступить! А взорвал-то жердевский Ефимка Бритяк, чтобы заслужить офицера…

— Откуда ты узнал? — Настя побледнела, губы ее дрожали. — Это правда?

— Люди говорят… Нипочем бы Орел не сдали, если б не измена!

Мужик снова наклонился к воде, встал, поправил на плече недоуздок.

— Так-то, молодайка… Без лошади — какой я, к лешему, хозяин? Опять придется в батраки… Эх, кручина-судьбина, горькая калина! Ну, прощай…

Однако Настя не слышала его последних слов. Шла по лесу без тропинки, в голове стучало горячей кровью:

«Мост! Мост! Мост!»

Ей представилась долина Оки, изломанное железо некогда стройных ферм, упавшее в воду… Бритяк! О, подлый изверг, злое кулацкое семя! Не добила тебя, окаянного, верная пуля! Всюду ты, ядовитая гадюка, жалишь и опять скрываешься неведомо где!

И вдруг Настя вспомнила Крутые Обрывы: каменную пропасть, с хрустальным перезвоном ручья на дне, тоненькую ниточку железнодорожного моста… Зажмурилась и перестала дышать. Драгоценнейшая из находок— смелая идея — ослепила ее, нетерпеливым жарким трепетом наполнила сердце. Вот оно—уязвимое место врага!

Если сумел Ефим Бритяк нанести удар в спину Красной Армии, то неужели партизаны останутся в долгу? Неужели упустят время, струсят, покроют себя позором?

Бессонную ночь провела Настя наедине с крылатыми думами. Они взвивались по-соколиному вольно и дерзко, будоражили душу, звали на подвиг. Не дождавшись рассвета, покинула землянку. Сидела у входа на пеньке, бродила по лесу, стараясь трезво оценить принятое решение, избавить святое, насущное от несбыточной мечты.

Вздрагивал дубняк в чуткой осенней дреме. Завозилась в кустах потревоженная сойка.

Настя разбудила Тимофея… Старик слушал невестку, насупившись. Не понять было: одобряет или хочет возражать? Ни разу с того дня, как из Жердевки передали весть о гибели Степана, не касались его имени в разговоре отец и Настя. Но каждый из них думал о нем все больше, все тревожнее. И сейчас, разговаривая вполголоса, они видели перед собой Степана, которому надо помочь или отомстить за него!

— Постой, дочка, спросонья не разберу, — прогудел Тимофей. — Сперва нам туда наведаться бы… Места, правда, известные, а поглядеть необходимо велика ли охрана? Приноровиться нужно…

Несомненно, ему понравилась идея перехвата железной дороги, снабжавшей кутеповский корпус. Он тотчас начал собираться, чтобы использовать для разведки туман утренней зари. Дорогой молчал, хмурил седые брови, давая понять: мол, эдакое дело требует тщательной подготовки и тайны!

— Смотри, папаша, никакой охраны нет у моста, — сказала Настя, остановившись над обрывом. — Идем ближе!

Тимофей предостерегающе поднял руку:

— Куда спешить? Успеем. Может быть, охрана-то в землянках…

Они спустились в небольшую расщелину и стали наблюдать. Сырое осеннее утро незаметно переходило в томительно пасмурный день. Изредка с одичалых полей взлетит сизокрылая стайка голубей да проскочит межой спугнутый заяц в ближайший перелесок.

Настя внимательно оглядывалась вокруг. Тимофей стоял рядом. Они с полчаса наблюдали за мостом.

Вскоре издалека долетел свисток паровоза. Над уходящей в сторону Орла палевой насыпью показался дымок и послышался шум приближающегося поезда.

— Бронепоезд, — сказала Настя, увидев зеленовато-серые площадки с башнями и торчавшими орудийными стволами.

Бронированный паровоз с маленькой трубой тяжело пыхтел и взвывал, на боках его зияли свежие пробоины.

— В Курск на ремонт идет, — догадался Тимофей. Когда бронепоезд прошел, на мосту выросла фигура солдата без винтовки.

Настя и Тимофей переглянулись. Оказывается, белые все-таки охраняли мост.

«Узнать бы, сколько их там, — подумала Настя. — Если не больше десятка, то справимся».

Они молча наблюдали из своего укрытия. Настя вынула карандаш и бумагу и записала что-то.

— Динамит нужен, папаша, — сказала она вслух. Старик тихонько откашлялся.

— Динамит — штука сложная. Разыскивать придется… Не камень, под ногами не валяется. А найдешь — взорвешься с ним, неумеючи-то. Придется уж собственными силенками перемогнуться, дочка.

— Гранатами фермы не подорвешь…

— А зачем фермы подрывать? Еще самим пригодятся.

— Да как же иначе, папаша? Надо разрушить мост, чтобы движение остановилось хотя бы на несколько дней.

— Мы и разрушим. Не горячись, эти дела с маху не делаются. Ночью захватим мостовую охрану: им-то известно, когда проходят воинские поезда. Разберем рельсы на мосту. И такая тут получится работа, что черти позавидуют.

— Это верно! Но только что ж получится? Состав слетит с обрыва. Белогвардейцы привезут новые рельсы и в два часа восстановят линию. А затем усилят охрану…

— Постой, постой, — перебил Тимофей, — ты не так рассуждаешь. Кажись, не спичечные коробки, а вагоны хлопнутся на мосту… Тут, может, и живого места не останется. А ежели коряво получится и явятся ремонтеры, то надо им помешать. На то мы и партизаны.

Он указал на причудливые каменистые напластования, в которых бойцам удобно будет скрываться, обстреливать мост и совершать ночные налеты. План старика подкупал смелостью и простотой. Было решено немедленно готовиться к операции, сохраняя строжайшую тайну.

Они осторожно спустились в овраг и пошли к Гагаринской роще. Шли и молчали. Настя представляла, как всполошатся белые, лишившись важнейшей железной дороги в столь напряженный момент.

А Тимофей думал о том, как треснет земля под ногами кулаков, помещиков и фабрикантов. Плохо, совсем плохо будет теперь Бритяку, не увильнуть агроному Витковскому, Адамову…

— Папаша, нагнись, — зашептала Настя, увидев трех военных в кустарнике, и вынула из кармана браунинг. — Неужели нас заметили у Крутых Обрывов?

Глава двадцать четвертая

Трое военных спешили к оврагу, в котором притаились Настя и Тимофей. Старательно высматривая окрестности, они перебегали между кустами голого дубняка, падали ничком и снова оглядывались. Один из них был совсем еще юнец, двое других — рослые солдаты.

Вдруг из какой-то промоины вырвалась огненным пучком встревоженная лисица, метнулась от кустов. Настя видела, как солдаты испугались, затем один из них по-мальчишески рассмеялся.