ЗАКОНЧИВЪ ПЕЧАТАНЬЕ ПЕРВОЙ СЕРІИ ТРАГЕДІЙ, Я ПРИНИМАЮСЬ ЗА ПЕРЕВОДЪ ВИРГИНІЯ И ТЕРЕНЦІЯ.—ЦѢЛЬ ЭТОЙ РАБОТЫ.

^І79°-

Продолжая разсказъ объ этомъ четвертомъ періодѣ своей жизни, скажу, что я очутился вновь въ Парижѣ, праздный, измученный, неспособный что-либо совершить, хотя предполагалъ многое сдѣлать. Чтобы какъ-нибудь убить время, я началъ въ іюнѣ 1790 года отрывочные переводы тѣхъ мѣстъ Энеиды, которыя меня больше всего очаровали. Потомъ з^твидавъ, что работа эта мнѣ пріятна и полезна, какъ упражненіе въ бѣлыхъ стихахъ, я началъ переводить съ начала. Скоро, однако, мнѣ надоѣло дѣлать каждый день одно и то же, и чтобы внести разнообразіе въ свои занятія и усовершенствоваться въ латыни, я рѣшилъ перевести всего Теренція. Я хотѣлъ при помощи этого чистѣйшаго образца выработать себѣ комическій стихъ для давно задуманной комедіи. Мнѣ казалось, что я смогу внести и сюда тотъ своеобразный стиль, котораго, какъ полагалъ, я достигъ въ трагедіи. Я переводилъ ихъ поочередно черезъ день весь 1790 годъ, до апрѣля 1792 г.; когда з^тѣзжалъ изъ Парижа, 3' меня были почти закончены четыре первыя книги Энеиды; а Теренція,— .Андрія", „Евнз'хъ” и „Эаз'тонтимороменосъ".

Кроммѣ того, чтобы разсѣять навѣянныя обстоятельствами мрачныя мысли, я рѣшилъ для з'пражненія памяти, которая благодаря моему отвлеченію писательствомъ не имѣла достаточнаго развитія, заз^гчивать отрывки изъ Го-

рація, Виргилія, Ювенала, а также изъ Данте, Тассо,. Аріосто. Скоро голова моя наполнилась легіонами стиховъ. Эти второстепенныя занятія окончательно истощили мой мозгъ и лишили меня творческой способности. Поэтому изъ шести задуманныхъ трамелогедій я не смогъ прибавить ни одной къ первой изъ нихъ, къ моему „Авелю". Я былъ выбитъ изъ колеи различнѣйшими обстоятельствами, и терялъ безвозвратно время, молодость и силы, необходимыя для такихъ произведеній. Поэтому въ послѣдній годъ, прожитый въ Парижѣ, и въ послѣдзчоіціе два года я написалъ лишь нѣсколько эпиграммъ и сонетовъ, въ которыхъ изливалъ справедливзчо злобу на рабовъ, ставшихъ господами, и давалъ пшцз* своей меланхоліи. Тз^ттъ я задз^гмалъ сложнз^гю драмз' „Графъ Уголино“, которую собирался присоединить къ шести еще не написаннымъ трамелогедіямъ. Но это такъ и осталось планомъ, о развитіи котораго я больше не дз'малъ, и къ которомз* уже не возвращался. Въ это же время я бросилъ незаконченнаго „Авеля". Въ октябрѣ того же 1790 г. я совершилъ со своей Дамой маленькое двз^гхнедѣль-ное пз^гтешествіе черезъ Канъ, Гавръ, Руанъ, въ Нормандію, замѣчательщчо и богатз'Ю провинцію, мнѣ до т бхъ поръ совсѣмъ незнакомую. Я вернулся очень довольный и даже немного облегченный. Эти три года непрерывнаго печатанья и постоянныхъ печалей изсзчнили мой дз’хъ и тѣло. Въ апрѣлѣ, убѣдившись въ томъ, что во Флоренціи событія все больше и больше запз'тываются, я хотѣлъ поискать гдѣ-нибудь внѣ ея такого мѣста, гдѣ были бы намъ обезпечены отдыхъ и безопасность. Моя Дама избрала Англію, единственно сколько-нибз-дь свободнз’ю и непохожз^тю на другія страны, и отъѣздъ нашъ былъ рѣшенъ.

Глава XXI.

ЧЕТВЕРТОЕ ПУТЕШЕСТВІЕ ВЪ АНГЛІЮ И ГОЛЛАНДІЮ.—ВОЗВРАЩЕНІЕ ВЪ ПАРИЖЪ, ГДѢ ТЯЖЕЛЫЯ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ЗАСТАВЛЯЮТЪ НАСЪ

ОСТАТЬСЯ.

6 мая 1791.

Мы уѣхали въ концѣ апрѣля 1791 г., и такъ какъ собирались остаться въ Англіи надолго, то взяли съ собой лошадей и простились съ нашимъ парижскимъ домомъ. Скоро мы были въ Англіи. Въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ она очень понравилась моей Дамѣ, въ нѣкоторыхъ гораздо меньше. Немало состарѣвшійся послѣ первыхъ двз'хъ пребываній здѣсь, я продолжалъ цѣнить эту страну (но нѣсколько менѣе) со стороны ея государственнаго устройства. Но на этотъ разъ еще больше, чѣмъ въ третье путешествіе, поразили меня климатъ и неправильный образъ жизни англичанъ. Безконечная ѣда, поздное сидѣнье, до двухъ-трехъ часовъ ночи,—все это не благопріятствовало писательству, развитію ума и здоровью.

Когда впечатлѣнія потеряли для Дамы моей прелесть новизны, а я почзъствовалъ капризные приступы подагры, которая по-истинѣ присз^тща этому благословенно.43' островз⁷, мы начали тяготиться жизнью въ Англіи. Въ іюнѣ того же года произошло знаменитое бѣгство французскаго короля; какъ всѣмъ хорошо извѣстно, онъ былъ настигнутъ въ Вареннѣ и возвращенъ въ Парижъ, гдѣ оказался совсѣмъ зоке узникомъ. Это все болѣе и болѣе осложняло положеніе Франціи и задѣвало также и наши интересы, такъ какъ двѣ трети нашего состоянія были помѣщены во Франціи. Золото исчезло, его замѣнили бу-мажками, стоимость которыхъ падала съ каждымъ днемъ. Я былъ свидѣтелемъ того, какъ съ недѣлю на недѣлю таяло мое состояніе и сводилось сначала къ двумъ третямъ, затѣмъ къ половинѣ, потомъ къ трети и со страшной скоростью стремилось къ нз^тлю. Огорченные неотвратимо

ЖИЗНЬ ВИТТОРІО АЛЬФІЕРИ.

19

надвигающейся на насъ нуждой, мы рѣшили возвратиться во Францію, единственную странз', гдѣ эта несчастная бумажка пока давала намъ средства къ жизни. Будущее страшило насъ и сулило еще большія непріятности. Все-таки въ августѣ, передъ тѣмъ, какъ окончательно покинуть Англію, мы посѣтили Бэтъ, Бристоль и Оксфордъ, затѣмъ опять черезъ Лондонъ проѣхали въ Дувръ, гдѣ нѣсколько дней спустя сѣли на пароходъ.

Въ Дуврѣ со мной приключилась по-истинѣ романтическая исторія, которую я разскажу въ двухъ словахъ. Въ третье пз'тешествіе по Англіи въ 1783—1784 г.г. я не пытался чего-либо узнать о той знаменитой дамѣ, которая во время второй поѣздки подвергла меня столькимъ опасностямъ. До меня только дошли смутные слз^гхи, что она з’ѣхала изъ Лондона, что ея мзокъ замеръ послѣ развода, а она сама вышла замужъ за кого-то темнаго и неизвѣстнаго. За всѣ четыре мѣсяца, проведенные въ Лондонѣ, я не слышалъ о ней ничего, ничего не сдѣлалъ, чтобы добыть о ней свѣдѣнія, и не зналъ даже, жива ли она. Но въ Дуврѣ, въ моментъ, когда я садился на пароходъ, за четверть часа до своей спутницы, чтобы убѣдиться все ли въ порядкѣ, я случайно поднялъ глаза на берегъ, полный народз', и первое, на что з^тпалъ мой взоръ, была эта дама, почти такая же красивая, какъ двадцать лѣтъ назадъ, въ 1771 г. Я подз^гмалъ сначала, что это сонъ, и посмотрѣлъ внимательнѣе. Ея улыбка, обращенная ко мнѣ, убѣдила меня окончательно. Я не могу передать всѣ движенія души, всѣ противорѣчивыя чувства, возбужденныя во мнѣ этой встрѣчей. Я не сказалъ ей ни слова и взошелъ на пакеботъ, ожидая свою спз^тт-ницз'. Она явилась, и черезъ четверть часа мы снялись съ якоря. Она разсказала мнѣ, что сопровождавшіе ее до парохода показали ей ту даму, назвали ее и кратко разсказали исторію ея прошлой и настоящей жизни. Я также не скрылъ обстоятельствъ, при которыхъ мнѣ случалось ее встрѣчать раньше, и все, что за этимъ послѣдовало. Между мной и моей Дамой не могло быть при-

творства, недовѣрія, неуваженія другъ къ другу, жалобъ. Мы пріѣхали въ Калэ. Еще взволнованный неожиданностью, я хотѣлъ написать этой женщинѣ, чтобы облегчить тяжесть своей души. Я отправилъ ей письмо на имя одного банкира въ Дуврѣ, прося его доставить посланіе лично, и переслать отвѣтъ въ Брюссель, куда я направлялъ путь. Мое письмо, копіи котораго у меня, къ сожалѣнію, не сохранилось, было полно горячаго чувства. Это не была любовь, но искреннее, глубокое сожалѣніе къ ея бродячей и не достойной ни ея ранга, ни происхожденія жизни, вмѣстѣ со скорбнымъ сознаніемъ, что всему этому невольная причина. Не будь меня, она скрыла бы свои похожденія, во всякомъ случаѣ, болынз'ю часть ихъ, и съ годами измѣнила бы образъ жизни. Ея отвѣтъ я около четырехъ недѣль спустя прочелъ въ Брюсселѣ. Привожу его дословно, чтобы показать всю странность и З'порство ея дзфно направленнаго характера. Рѣдко можно встрѣтить ихъ въ такой степени развитія, въ особенности 3? женщинъ. Но все на пользз' при изз'ченіи той странной породы, имя которой: человѣкъ ³).

Высадившись въ Калэ, мы рѣшили передъ тѣмъ, какъ окончательно запереться въ Парижѣ, сдѣлать экскурсію въ Голландію, чтобы дать возможность моей Дамѣ увидѣть все сотворенное тамъ искусствомъ рз^ткъ человѣческихъ. Мы ѣхали побережьемъ до Брюгге и Остенде, оттзща черезъ Антверпенъ въ Амстердамъ, Роттердамъ, въ Гаагу и Сѣвернзчо Голландію.