— Что предлагаешь?

— Взорвать полицейское управление. Или участок.

— Ого! Сам надумал? — расплылся в улыбке Назар.

— И сам, и не совсем сам, — смутился Литвинцев. — Но ведь никого из Кадомцевых нет, а время не ждет. Нужно действовать.

Накоряков потер ладонями полные румяные щеки, пригладил на темени мягкий светлый хохолок и отрицательно покачал головой.

— Полицейское управление — хорошо, но пока не срок. Сначала нужно выполнить задание комитета…

— Слушаю, товарищ Назар, — по-военному вытянулся Петр.

— Нужен шрифт для «тетки». Стало не хватать: когда была одна газета, управлялись, сейчас же возникает необходимость подумать еще о паре газет. Да прокламации печатать надо. Да златоустовцы просят шрифтом подсобить… Одним словом, Ваня, надо.

Впервые за все это время он назвал его настоящим именем — Ваня, и по одному этому Литвинцев понял, что это действительно необходимо.

— Хорошо, Николай, — назвал и он Накорякова его подлинным именем, — передай комитету, что шрифт будет. Начнем подготовку сегодня же. Куда доставить шрифт?

Накоряков сказал адрес, назвал пароль явки, и они распрощались. В тот же вечер в бане Калининых на Средне-Волновой улице собрались оповещенные по цепочке боевики. Петр рассказал о задании комитета и оглядел товарищей.

— У кого какие соображения, прошу поделиться.

Предложения посыпались, как из мешка. Прежде всего — основательная разведка. Для этого хватит двух человек. В группу нападения — человек пять. В группу прикрытия — троих. Одному найти лошадь. Лучшее время для операции — вечер. На какой типографии остановиться, подскажут результаты разведки.

Наскучавшиеся без дела ребята сразу ожили, а по дельным, толковым предложениям Петр понял: опыт есть, не подведут.

Через несколько дней разведка сообщила:

— Большим запасом различных шрифтов располагает губернская типография, но она хорошо охраняется. Неплохой шрифт и в достаточном количестве имеется также в частной типографии Соловьева, что на Центральной улице. В типографии два хода: один парадный — с улицы, но закрыт на зиму, другой черный — выходит во двор. Ворот нет, поэтому въезд во двор свободен. Именно там, во дворе, получают заказчики свои заказы. Сюда же привозят бумагу, краски. Словом, появление во дворе с лошадью не вызовет никаких подозрений.

— Охрана? — спросил Петр.

— Вечером — один вахтер, ночью — трое караульных.

— Телефон?

— Имеется, но можно на улице обрезать провод.

— Когда типография отпускает заказы?

— До пяти часов вечера.

— Освещение?

— Электрическое.

— Ясно. Значит, потребуются маски…

Поблагодарив ребят, он сам проверил данные разведки, осмотрел подход к типографии, двор, место входа телефонного провода, окна. Наметил место для повозки. Продумал путь к отступлению, дорогу на явку. Все сходилось как нельзя лучше, все обещало успех.

В назначенный день все опять собрались у Калининых. Гостеприимная Александра Егоровна старалась приветить и угостить каждого. По опыту она догадалась, что у боевиков сегодня дело, и открыто болела за них, предсказывая непременную удачу.

Перед выходом Петр потребовал проверить оружие, приготовить маски. Первыми ушли разведчики. К подходу основной группы они должны еще раз все осмотреть, вывести из строя телефон, встретить возницу с лошадью. На этом их роль закончится, и они должны будут немедленно «рассыпаться».

Через полчаса выступили основные группы. День отгорел, город заполняли ранние зимние сумерки. Дул холодный северный ветер. Редкие прохожие кутались в высокие воротники и торопились поскорее добраться до жилья.

— После дела всем собраться у Калининых, — в последний раз повторил Петр. — На деле — ни одного лишнего слова. Оружие применять лишь в случае крайней необходимости Отходить каждому по своему маршруту. Всё!

На Центральной их встретили разведчики. Условный знак рукой — все в порядке, можно начинать. Хорошо! В типографский двор проникли беспрепятственно и сразу же обнаружили повозку. Литвинцев осмотрел лошадь, сани и тихо окликнул возницу.

— Ты как поставил коня, казак? Хвостом вперед поедешь? А ну, разверни немедленно!

Боевик, исполнявший роль возницы, кинулся исправлять свою оплошность, а они неслышно проскользнули к черному ходу.

Лошадиный топот и громкий скрип полозьев по мерзлому снегу, должно быть, привлекли внимание вахтера. Тот откинул запор, высунулся из дверей на улицу, чтобы узнать, в чем там дело, и тут же полетел в какую-то черную бездну, — это два передних, боевика накинули ему на голову мешок.

Теперь оружие к бою, маски на лица и — вперед!

В типографии их появление вызвало переполох. Пришлось повысить голос и объяснить, что они не бандиты и ничьих жизней им не нужно. Единственное, чего они займут у господина Соловьева, так это пудов десять типографского шрифта. Только и всего!

Собрав всех работников заведения в один угол и оставив стеречь их одного боевика, Петр повел остальных опоражнивать кассы. Через полчаса с погрузкой было закончено, и повозка отправилась по своему адресу. Отпустив группу нападения, Литвинцев вернулся в помещение, снял часового и, уходя, положил на порог нечто, что сразу же было принято всеми за бомбу.

— Вот и все, братишки, — сказал он на прощанье типографщикам. — Извините, что пришлось действовать таким вот макаром… но что поделаешь, если иначе не возьмешь? А шрифт нам очень нужен: люди вы грамотные, сами, небось, понимаете — для чего. Для доброго дела, одним словом, не во вред вам, таким же пролетариям, как и мы, совсем не во вред…

Указывая на «бомбу», виновато развел руками:

— И за эту штуку тоже извиняйте: приходится. Короче, выходить пока не советую. Вот через часик — будет в самый раз. А то — не дай бог… Прощайте.

Он вышел за порог, плотно прикрыл за собой дверь и прислушался: тихо. Ну, что ж, если так, то и ему пора восвояси. Пока здесь придут в себя, он будет уже далеко.

Чай у Александры Егоровны в этот вечер был особенно вкусен. Опорожнили один, самовар — поставили второй. Крепко поругали товарища, не сумевшего как следует поставить лошадь. Вспомнили, как смешно дрыгал ногами сторож, когда его заталкивали в мешок, который потом сами же едва не погрузили на сани, решив, что в нем тоже шрифт…

А в типографии все еще было тихо. Явившаяся к ночи полиция долго боялась войти в помещение, а когда все-таки вошла и осмотрела «бомбу», то ею оказалась простая консервная банка, начиненная… мерзлым конским пометом.

Предложение Давлета сходить в баню и хорошенько попариться пришлось Литвинцеву по душе.

— А что? Не вечно же у Шурки Калинина толочься, людям глаза мозолить. Вот только веничка, братишка, у нас с тобой нет. А париться без веника…

— Купим в бане, командир.

— Тогда нынче же и идем. Как смеркаться начнет, так и отчалим.

Баню выбрали на улице поглуше и потемнее. Спокойно дошли, купили у старичка-кассира билеты и веники, разделись и сразу — в парную.

День был будний, время позднее, поэтому народу в бане было мало, да и тот уже расходился.

Вскоре они остались одни. Мойся, парься, плещись — благодать! Так бы и плескались всю ночь, если бы не ворчливый банщик, пригрозивший закрыть воду или выключить свет.

Пришлось поторопиться. Не успели, однако, одеться — крик в вестибюле:

— Караул, грабят!..

Дальнейшее произошло почти мгновенно. Выхватив револьвер, Литвинцев метнулся к двери и закрыл собой выход. Давлет с револьвером в одной руке и с бомбой в другой появился следом.

— А ну, шайтан вам брат, клади все обратно! Клади шибко, не то всех бомбой сжигу!

В углу вестибюля, у кассы, столпилась группка ребят в черных полумасках. Обескураженные и ошеломленные, они настолько растерялись, что словно забыли о собственном оружии.

— Револьверчики — на пол, — напомнил о нем Петр. — И не вздумайте шалить: с нами такие номера не проходят. Ну!