И, главное, по Радзинскому, речь шла не о спорах вокруг вопросов тактики и стратегии партии, а не меньше чем о «борьбе за убеждения»! Вот что значит полет фантазии драматурга! Создать из ничего драматическое напряжение, заставить зрителей затаить дыхание — здесь Радзинскому на нынешнем рынке театральных услуг нет равных. Перед ничего не подозревающим читателем вдруг разворачивается эпическая трагедия — «Отчаянная борьба Каменева за свои убеждения».
Радзинский:
«Он (Каменев. — Л. Ж.) выступает против Ленина.
И тогда Ленин выпустил Кобу. Коба говорил в новом стиле — бездоказательно, грубо, беззастенчиво перевирая слова Каменева. Он попросту беспощадно сек своего недавнего друга. Выступал новый Коба, у которого нет теперь друзей».
Радзинский:
«Ленин знал: он (Сталин. — Л. Ж.) всегда будет высказывать его мысли. Мгновенная капитуляция Кобы его еще раз в этом убедила…».
Т. е. Ленин вообще-то и раньше был уверен, что Сталин «всегда будет высказывать его мысли», и теперь еще раз «в этом убедился» и… сообщил об этом Радзинскому. А насчет «мгновенной» капитуляции Радзинский, по привычке, солгал!
Радзинский:
«В Россию вернулся Троцкий… Он был меньшевиком и много порочил большевиков, потом ушел и от меньшевиков… Троцкий начинает сотрудничать с Лениным. Но Коба спокоен. Впоследствии Троцкий утверждал, что Коба всегда питал к нему зависть и ненависть… Коба знал: выделиться особой преданностью Ленину — значит выделиться особой ненавистью к Троцкому».
Здесь главное, что Радзинский знает, что «Коба знал», «Ленин знал», «Троцкий знал» и все вместе они знали, что Радзинский тоже знает, что они «знали»!
Радзинский:
«3 июня открылся Первый Всероссийский съезд Советов…
б июня на совместном заседании Военной организации большевиков и ЦК партии Ленин предложил провести демонстрацию — показать силу своей малочисленной партии.
Демонстрация именовалась мирной, но… Из выступления М. Лациса: „При поддержке пулеметного полка занять вокзал, банки, арсенал и здания почты и телеграфа“»…
Да, нетерпеливый Ленин уже готовит первую попытку большевистского переворота… Могли он не использовать Кобу… Но участие его максимально скрыто: ведь Коба — один из влиятельных членов Исполкома Совета, и в случае неудачи его надо там сохранить. Отсюда реплики Кобы во время заседания: «Нельзя форсировать, но нельзя и прозевать», «Наша обязанность — организовать демонстрацию». Но «никаких захватов телеграфа».
Странно ведет себя Коба в книжке Радзинского. Только что архивариус нас почти убедил, что удел Кобы — «высказывать мысли Ленина», а он тут же, на той же странице, дерзко перечит Ленину. Ленин «готовит переворот» с «захватом вокзала, почты, телеграфа», а Коба нагло заявляет: «Никаких захватов телеграфа»! Правда, против захвата вокзала с буфетом и почты Коба возражать не стал. Может, у него на телеграфе знакомая барышня работала? Хотя вряд ли… Уж про барышню Кобы Радзинский бы все разузнал до мелочей.
Радзинский:
«Временное правительство предупредило: „Всякие попытки насилия будут пресекаться всей силой государственной власти“. Ленин решает сдаться: ночью принимается решение отменить демонстрацию. Это решение вызывает забавный ход Кобы.
Он подает заявление о выходе из ЦК — считает отмену демонстрации ошибочной. Коба отлично знает: ход безопасный — ему будет предложено взять заявление назад.
Так оно и получилось. Но этим шагом он открыл партии тайное: свое участие в организации демонстрации.
Какой он смелый и решительный парень — Коба. Игрок Коба…».
Радзинский уверен, что Коба предпринял «забавный ход», подав заявление о своем выходе из ЦК, исключительно для того, чтобы партия узнала об его участии в организации демонстрации. Т. е. Сталин, по мнению Радзинского, в своем решении руководствовался низменными мотивами. Радзинский подтверждает справедливость жизненного закона — подлец убежден, что все вокруг тоже подлецы.
Архивник «забыл» упомянуть, что свое несогласие с решением ЦК высказал вместе со Сталиным и Смилга. О каком «тайном» участии Кобы в организации демонстрации пишет сочинитель Радзинский? Разве многочисленные публичные выступления Сталина на собраниях рабочих, солдат были тайными и партию нужно было об этой деятельности Сталина каким-то образом проинформировать?
Подав в отставку, Сталин фактически выступил против решения Ленина, поддержавшего решение об отмене демонстрации. А как же тогда быть с утверждением Радзинского:
«Ленин знал: он (Сталин. — Л. Ж.) всегда будет высказывать его мысли»?
Радзинский:
«18 июня была проведена грандиозная демонстрация под лозунгами большевиков. Триумф! В „Правде“ появились две статьи о демонстрации: Ленина и Кобы, двух организаторов.
…В организации июльского выступления виден почерк будущих сталинских шедевров. В Первом пулеметном полку, где полным-полно большевистских агитаторов, распространяются слухи об отправке полка на фронт. Предпочитающие сражаться на митингах солдаты приходят в ярость и объявляют о вооруженном выступлении. Большевики, конечно же, уговаривают его отменить.
Как они это делали, изложил в своих воспоминаниях один из руководителей Военной организации, В. Невский: „Я уговаривал их так, что только дурак мог сделать вывод, что выступать не нужно“…»
Радзинский лжет даже тогда, когда в этом нет никакой нужды. Кроме того, его ложь настолько примитивна и убога, что опровергается сама собой. Вот архивник приводит цитату В. Невского, из которой следует, что большевики так лицемерно агитировали против выступления, что «только дурак мог сделать вывод, что выступать не нужно». И такой вывод был бы справедлив, если б не знать, что Радзинский по-воровски обкорнал сказанное В. Невским. На самом деле, В. Невский сказал:
«Когда воен. организация, узнав о выступлении пулеметного полка, послала меня… уговорить массы не выступать, я уговаривал их, но уговаривал так, что только дурак мог бы сделать вывод из моей речи о том, что выступать не следует».
В случае получения инструкций от руководства партии агитировать так, как это позволил себе В. Невский, то последний так бы и написал в своих воспоминаниях, изданных в 1932 году. Но ведь Невский пишет, что у него был четкий приказ «уговорить массы не выступать», а как уж он его выполнил, это дело его совести.
А, собственно, зачем вообще посылали Невского агитировать в пулеметный полк, в котором, как уверяет нас Радзинский, было «полным-полно большевистских агитаторов»?
Сталин в своей речи на экстренной конференции Петроградской организации РСДРП (большевиков) сказал:
«Нашу партию… обвиняют в том, что она вызвала и организовала выступление 3–4 июля с целью вынудить Центральный исполнительный комитет Советов взять власть в свои руки, а если не хотят взять власть — захватить ее самим.
Прежде всего я должен опровергнуть эти обвинения.
2 июля два представителя пулеметного полка ворвались на заседание конференции большевиков и заявили о выступлении 1-го пулеметного полка. Вы помните, как мы заявили делегатам, что члены партии не могут идти против постановления своей партии, и как протестовали представители полка, заявив, что они лучше выйдут из партии, но не пойдут против постановления полка… Но выступление началось. Пулеметчики разослали по заводам делегатов. Часам к шести мы стояли перед фактом выступления огромных масс рабочих и солдат. Часов в пять на заседании Центрального исполнительного комитета Советов я официально, от имени ЦК партии и конференции заявил, что мы решили не выступать. Обвинять нас после этого в организации выступления, значит говорить ложь, достойную наглых клеветников».