Радзинский:
«Пишет он и в семью Аллилуевых. Услышав о его бедственном положении, они тотчас выслали ему деньги».
А здесь мы вынуждены снять шляпу перед литературным «мастерством» архивариуса, позволяющим ему искусно вводить читателя в заблуждение, проще говоря, лгать. Из этого фрагмента следует, что семья Аллилуевых узнала о бедственном положении Сталина из его письма и «тотчас выслали ему деньги». Но ведь этого не было! Не просил Сталин у Аллилуевых денег, зная об их тяжелом материальном положении. Аллилуевы узнали об его нужде из других источников и действительно прислали ему небольшую сумму. Получив деньги, Сталин в своем письме даже упрекнул их за это, и Радзинский вынужден привести цитату из этого письма:
«Прошу только об одном: не тратьтесь на меня, вам деньги самим нужны, у вас большая семья… Я буду доволен и тем, если вы время от времени будете присылать открытые письма с видами природы… В этом проклятом краю природа скудна до безобразия, и я до глупости истосковался по видам природы, хотя бы на бумаге».
Радзинский:
«Все это время Ленин не раз поднимал вопрос: как помочь Кобе бежать? Но отчего сам Коба не попытался бежать? Он, который столько раз бежал из всех ссылок, конечно же, должен был бежать из этой — самой ужасной… Ничего подобного!»
Практически все серьезные исследователи сталинской биографии пишут о подготовке Сталина к побегу из места последней ссылки, с. Костино, несмотря на все организационные и климатические препятствия. Все же Туруханский край это не Подмосковье, и даже не Вологда. Предположим, что Радзинский не разбирается в особенностях климатических условий в различных районах России, но почему он не взял в школьной библиотеке учебник географии? Из него он бы узнал, что в Туруханском крае единственным видом транспорта был пароход, пару раз в год ходивший по Енисею. Зимой можно было прокатиться по обледенелому Енисею на собачках, но для побега это не годилось, поскольку проехать незаметно мимо застав было невозможно.
«Но отчего сам Коба не попытался бежать?» — вопрошает Радзинский. Тут не знаешь, что и подумать о психическом состоянии драматурга: то ли он прикидывается идиотом, то ли он и на самом деле идиот? Скорее всего ни то ни другое. Здесь мы имеем дело с подлым лжецом, который прекрасно знает о том, что Сталин и прибывший в Туруханский край Свердлов, едва обосновавшись в пос. Костино, сразу начали готовить побег. Связь с партией осуществлялась через депутата Государственной думы Малиновского, который тут же обо всем информировал полицию.
В сентябре 1913 г. Свердлов пишет Малиновскому:
«Дорогой Роман! Не знаю, успеет ли дойти это письмо до распутицы. Бывает часто, что отправленная отсюда почта замерзает в дороге, не дойдя до Енисейска. Посему и не пишу много. Только что распростились с Васькой (Сталиным. — Л. Ж.), он гостил у меня неделю. Получил наши письма, отправленные неделю назад? Завтра утром он уже уедет из Монастыря (село Монастырское. — Л. Ж.) домой. Теперь сюда придвинулся телеграф… Теперь вот наша просьба. Если у тебя будут деньги для меня или Васьки (могут прислать), то посылай по следующему адресу: Туруханск, Енисейской губернии, с. Монастырское, Карлу Александровичу Лукашевичу. И больше ничего. Никаких пометок для кого и тому подобное не надо. Одновременно шлите или мне или Ваське открытку с сообщением об отправке и пометь при этом цифру. Вот и все…».
Деньги поступили, но все попытки бежать были сорваны провокатором Малиновским. Полиция была досконально информирована обо всех деталях подготовки и приняла серьезные меры.
В августе 1913 г. начальник Енисейского губернского жандармского управления получает указание: «Ввиду возможности побега из ссылки в целях возвращения к прежней партийной деятельности упомянутых в записках от 18 июня сего года за № 57912 и 18 апреля сего года за № 55590 Иосифа Виссарионовича Джугашвили и Якова Мовшева Свердлова, высланных в Туруханский край под гласный надзор полиции, департамент полиции просит Ваше высокоблагородие принять меры к воспрепятствованию Джугашвили и Свердлову побега из ссылки». В письме начальника Енисейского губернского управления Байкова, направленном в адрес енисейского губернатора, читаем: «Директор департамента полиции телеграммой от 29 сего января за № 55 уведомил меня, что высланным по постановлению министра внутренних дел в Туруханский край под гласный надзор полиции Иосифу Виссарионовичу Джугашвили и Якову Мовшеву (Михайловичу) Свердлову высланы 28 сего января кроме ранее высланных 100 рублей, еще пятьдесят рублей для организации побега их из Туруханского края. О вышеизложенном, в дополнение отношения моего от 18 декабря 1913 г. за № 12104, сообщаю Вашему Превосходительству на распоряжение. Полковник Байков».
Надзор за ссыльными стал круглосуточным; кроме Сталина и Свердлова, других политических ссыльных в этих местах не было. Побег отсюда был невозможен.
Радзинский:
«Он (Сталин. — Л. Ж.) страдает и покорно продолжает жить в этом аду. Почему?
Возможно, в этом вопросе и скрыта главная загадка Кобы…»
Вот оно, умение профессионального архивного драматурга заинтриговать читателя! Это примерно как в индийском кино — если в начале фильма на стене висит ружье, то в конце фильма оно должно обязательно спеть и станцевать!
Ладно, подождем немного песен и плясок Радзинского…
Радзинский:
«После Февральской революции Временное правительство создало ряд комиссий — и многие видные провокаторы были выявлены. Но приход к власти большевиков изменил ситуацию. Особая комиссия при Историко-революционном архиве в Петрограде, выявлявшая провокаторов, уже в 1919 году была упразднена. Однако в результате ее деятельности были обнаружены двенадцать провокаторов, работавших среди большевиков. А вот тринадцатый, имевший кличку Василий, так и не был выявлен».
Из текста Радзинского следует, что работа по выявлению предателей революционного движения и агентов охранки была завершена в 1919 г. Это, конечно, наглое вранье архивариуса.
Особая комиссии при Историко-революционном архиве действительно в 1919 г. была упразднена, но исследованием деятельности охранки, выявлением провокаторов, агентов стал заниматься сам этот архив (после переезда в Москву — Архив революции и внешней политики). А до начала Великой Отечественной войны продолжал эту работу Центральный государственный исторический архив СССР.
Радзинский:
«Слухи о том, что Коба — провокатор, появились уже в начале его деятельности. Когда я начинал писать эту книгу, на Кутузовском проспекте жила член партии с 1916 года Ольга Шатуновская — личный секретарь председателя Бакинской коммуны Степана Шаумяна. В 30-х годах она, конечно же, была репрессирована, реабилитирована во времена Хрущева и занимала высокий пост члена Комиссии Партконтроля. Шатуновская много раз публично заявляла: Шаумян был абсолютно уверен, что Сталин — провокатор. Шаумян рассказывал о своем аресте на конспиративной квартире в 1905 году, о которой знал только один человек — Коба. Три года существовала в предместье Тифлиса подпольная типография. Весной 1906 года ее разгромила полиция. И опять упорный слух — Коба.
О подозрениях Шаумяна свидетельствуют не только рассказ Шатуновской, но и опубликованные документы:
„Бакинскому охранному отделению. Вчера заседал Бакинский комитет РСДРП. На нем присутствовали приехавший из центра Джугашвили-Сталин, член комитета Кузьма (партийная кличка Шаумяна. — 3. Р.) и другие. Члены предъявили Джугашвили-Сталину обвинение в том, что он является провокатором, агентом охранки. Что он похитил партийные деньги. На это Джугашвили-Сталин ответил им взаимными обвинениями. Фикус“.
И далее Фикус сообщает: „Присланные Центральным Комитетом 150 рублей на постановку большой техники (типографии. — 3. Р.)… находятся у Кузьмы, и он пока отказывается их выдать Кобе… Коба несколько раз просил его об этом, но он упорно отказывается, очевидно выражая Кобе недоверие“. Именно в этот момент наибольшего напряжения Коба и был арестован полицией. Арест и ссылка покончили на время с ужасными слухами. И вот уже Шаумян сочувственно пишет: „На днях нам сообщили, что Кобу высылают на Север, а у него нет ни копейки денег, нет пальто и даже платья на нем“».