- Защитнички справедливости, чёрт бы их побрал! Сидели бы тихо, растили картошку. Нет, надо выступать, встревать в конфликты! Окажите ему помощь! И – следи, Андреич, чтобы тут без эксцессов, пока я с Темиргареевым буду беседовать. А то знаю я вас – то “сама собака напала”, то “сама в погреб упала”! То “с собой покончил!” – он метнул гневный взгляд на Гришку поодаль. Судя по всему, что-то в этом духе уже было в Никоновке, – Деятели! Фролов! Обеспечь охрану!

  И он отправился через калитку во дворе к соседям Вовчика, в дом Вадима.

  *** ДВЕ ВАЖНЫЕ БЕСЕДЫ

  *** РАСКУЛАЧИЛИ!

  *** ПОХОРОНЫ И ПЛАНЫ

  *** МОЙ ЧЁРНЫЙ ПИСТОЛЕТ

  ДЕРЕВЕНСКАЯ ПОЛИТИКА

  Без происшествий удалось миновать пост на дороге к коттеджному посёлку. На посту было безлюдно, над бетонной будкой вяло трепыхался серо-синий флаг Региональной Администрации; постовой безучастно курил, сидя на стуле опёршись в опору шлагбаума, и лишь чуть повернул голову, провожая взглядом проехавшего поодаль мотоциклиста.

  Вот и знакомый посёлок.

  Прежде такой красивый и приветливый, теперь он был какой-то настороженный, насупленный, готовый дать отпор: красивые, ажурные прежде в большинстве заборы, часто из дорогого литья или кованые, теперь были заложены кирпичом; сами заборы поверху, как и ворота, “украсились” поблёскивающими на солнце спиралями “егозы”; кое-где многозначительно видны были электрические изоляторы, служащие опорой для колючей проволоки – ого, и до этого тут дошло?.. Слышался лай собак, и не каких-то домашних шавок, а серьёзных таких, чувствуется что больших барбосов.

  Но, тем не менее, ни на повороте к посёлку, ни на въезде в посёлок Владимира никто не остановил, не сделал попытку обыскать, даже не проверил документы, что его озадачило – неужели тут так всё беспечно? Или... или каждый сам за себя, и никакой общей организации?..

  Мотоцикл негромко протрещал по центральной улице и докатил его к знакомому повороту. Как чувствовал! – на подъезде он сбавил скорость и подкатил к свёртку почти бесшумно, самокатом.

  У знакомых ворот между красивыми, выложенными гладкими валунами, столбами, стояли две машины. Полицейские машины. Небольшой фургон и легковой Опель, сине-белой полицейской расцветки, с гербами местной полиции на передних дверцах и с выключенными мигалками. С наспех наклеенными поверх гербов красными надписями “Суверенная Полиция Региональной Администрации Края”. Два автоматчика в бронежилетах и касках сидели на подножке микроавтобуса и курили.

  Ворота были приоткрыты, там кто-то двигался.

  Вот так вот. Приехал, блин, в гости...

  ***

  С утра у Вовчика разболелась рана, поднялась температура; и он с трудом настоял чтобы пойти с девчонками в поле – Катька вместе с подругами хотели оставить его дома. То есть “на пригорке”; отлежаться, и, может быть только помогать Отцу Андрею, или, “в миру”, Андрею Викторовичу класть печь в хоз.здании, спешно превращаемом в общежитие.

  Конечно, обстановка накалялась: Аделька ночью бегала к своему Илье, который по-прежнему был без сознания; его мама сказала, что “приходили хроновские”, тоже... посмотреть. Уходя бросили “Пусть только поправится, мы ему объясним как на командира наезжать!”. Плакала. Просила не приходить больше – боится за неё... Кажется, можно было ждать наезда со дня на день. Хроновские парни, обзаведясь винтовками, стали наглыми; сейчас, когда вся деревня копалась в огородах, они, бездельники, почувствовали себя настоящей властью.

  Потому Вовчик и настоял. Если столкновение неизбежно – нужно быть всем вместе. Вадим бы... но тот обособился; теперь он всей семьёй тоже спешно занимался уборкой, подготовкой закладки урожая на хранение, и даже, кажется, предпринял какие-то шаги для нормализации отношений со своим квартирантом, юристом. Тот тоже с семейством копался на выделенном ему участке, драка ему тоже была сейчас не нужна... На Вадима надежды было мало.

  Собирались как обычно: две больших тележки, каждая о четырёх авто-колёсах, нещадно скрипевших в осях несмотря на постоянную смазку – для сух-пайка и воды в поле, для урожая с поля; тележки хорошие, тележкам в деревне завидовали... Туда же набросали сетки, мешки, лопаты и вилы, вёдра – и плащи, дождевики – небо с утра начинало хмуриться. Бледно выглядевшему Вовчику даже предложили лезть туда же, типа отвезём, товарищ Сухов, то есть, ой, господин Хорь, хи-хи – девки тоже провели параллели и вовсю троллили его теперь старым фильмом; но он отказался, шёл, держась за бортик. Только положил в телегу большую сумку – девки не переспросили что в ней, только переглянулись понимающе.

  То, что он в этот день попёрся в поле, и даже то, что Вовчик, чувствуя себя неважно, не впрягся в работу, а больше тусовался возле тележки, подтаскивал пустые мешки и сетки, держал их под ведро; а главное, настороженно зыркал по сторонам, по сути и спасло от серьёзных неприятностей.

  Четверых орлов из дружины он заметил первым, издалека, хотя те довольно комично крались, стараясь подойти незамеченными поближе.

  - Наташ... Наташ! Голову не поднимай и не оглядывайся! – зашептал он девушке, которая в это время пересыпала картошку в мешок, который он держал, – Там вон хроновские орлы крадутся, четыре штуки.

  - Ой... я...

  - Молчи давай. Вот. Тебе, Катьке и... и Вере отдай. ПотИху. Ну и – как я говорил, первые не влезайте.

  - ПонялА. – Девушка приняла в ведро увесистый свёрток из Вовчиковой сумки и, как и было сказано, не оглядываясь, держа ведро с торчащим из него пакетом за собой, пошла к девчонкам. Не, нормально проинструктировал... тоже озираться не стали, потусовались в кучке, и опять распределились... только как бы случайно уже полукругом охватывая тележку и стоявшего около неё Вовчика. А так – чо, работают девчонки... головы не поднимая, ага. Это точно их Катька расставила! – с теплом подумал Вовчик, и вновь стал как бы по делу шебуршиться на тележке, перебирая сетки и мешки. Блин, пыльные какие мешки... сумку засру совсем... хорошая сумка была... ага, пошли!

  Изображая из себя не то коммандос, не то индейцев в загонной охоте на носорога, четверо орлов “имени Че Гевары” подобрались возможно ближе к полю, к краю, где ещё были кое-какие кусты; дальше начиналось поле, совсем голое и перекопанное, лишь с кучками пожухлой ботвы. Вовчик искоса наблюдал: не, стрелять не будут. Это... предъявлять чего-нибудь идут; понты типа метнуть. А что не метнуть-то – Вовка с автоматом у всех на глазах ушёл; Вадима с его семьёй и арсеналом поблизости нету – что не покуражиться-то? Над безоружными. А у самих – видно-то чётко, правильно Вовка про короткоствол говорил и преимущество скрытого ношения, – два ружья, вернее ружьё и винтовка. Из тех что Громосеев привёз. А, и сам Лемешевский кажись? Ну-ну...

  Четверо парней, посовещались, и, видимо решив что Вовчик теперь как на ладони, сбежать уже не успеет – о сопротивлении им они и не помышляли; девок же, явно ставших бы протестовать, можно было отбуцкать прикладами и парой дубинок, – открыто направились теперь к тележке, возле которой их уже ждал Вовчик. А рядом высился невысокий курганчик из капустных качанов. Пошли, поплёвывая семечками – теперь, как с куревом резко похужело, семечки завоевали большую популярность. Прямо как в каком-нибудь старом кино про шантрапу – идут, поплёвывая сёмки. У Лемешевского винтовка за спиной, другой парень – да, это опасней, – держал дробовик цевьём на сгибе левого локтя, – под ковбоя, что ли, косит? Так здоровенный дробовик не коротенький винчестер; впрочем пусть выделывается, ага. Скосил глаза – и работавшие совсем поодаль односельчане тоже все повыпрямлялись, зрят на происходящее.

  Когда парни подошли на расстояние окрика, когда уже нельзя было делать вид что их не замечают, Вовчик выпрямился, и, не выходя из-за тележки, окрикнул их:

  - Мишка! Лещинский! А чо вы прётесь, чо здесь забыли?

  Катька метнула на Вовчика опасливый взгляд – как-то это не очень уверенно у него прозвучало, вопрошающе; не боится ли Вовчик?