- Ничего. С ним всё в порядке... – Тут же бросил Димка и осёкся. – Ну, не совсем всё… далеко не всё...
- Говори! Прошу тебя, Димочка, мы этих извергов накажем!
- Что вы имеете в виду? – не понял тот. – Врачей не надо наказывать, они его спасти пытаются.
- Что с ним?! Он, правда, хотел с собой покончить?
- Нет, конечно!
- Отведи меня к нему, пожалуйста!
- Хорошо. – Согласился Димка. – Только, к Семёну никого не пускают.
- Пустят! – фыркнула тётя Ира. – Меня везде пустят!
- Я видел. – Ухмыльнулся Морквинов и повёл её к остановке.
А тётя Ира заметила, что на спине его чёрного свитера улыбается красный смайлик…
***
Отец вошел в палату, задернул штору, заслоняя солнечный свет, и сел рядом с моей кроватью.
Я спал, усмиренный чарами.
Отец положил мне руку на лоб. Я даже не пошевелился, да и не почувствовал этого. Прохор вздохнул и призадумался.
- Плохой из меня отец. Будь я хорошим, всего бы этого не произошло. Если бы я мог помочь…
Он посмотрел на занавешенную штору, медленно подошел к окну, одёрнул, пуская обратно солнечные лучи, и зажмурился.
- А еще, у тебя скоро будет сестренка… – Сказал Прохор Мылченко, глядя в окно. – Фольма уже на втором месяце. Мы даже имя малышке уже придумали. «Сельма», что с древнемасийского значит «счастливая»…
Люди за окном куда-то ходили, что-то делали. У них свои цели. А ради чего они живут? Ради выполнения поставленных мозгом задач, так называемых желаний. А если, все цели человека, который в этот момент радостно бежит на работу, ожидая повышения, будут достигнуты, и больше не к чему стремиться, не произойдёт ли в его маленьком мирке какой-нибудь сбой?
Прохор отвернулся от окна, стараясь об этом не думать:
- Эта вся ситуация, она какая-то… не правильная. Карсилина, такая хорошая девочка… Ты не должен губить себя из-за неё…
На этой ноте в палату вошёл доктор.
- Здравствуйте, Прохор Платонович.
- Вы смогли определить, что с ним происходит? – спросил отец.
- Понимаете, мы пытаемся опустить температуру до нормальной величины, но ваш сын снова её поднимает…
- Осознанно?
- Чародеи довольно странные люди. Если бы он был волшебником, или колдуном, либо ещё кем-то, было бы проще... Чародеи могут уничтожать себя с помощью магии. У вашего сына пропало желание жить, а если оно пропало, то насильно мы не сможем удержать…
- А вы постарайтесь! – рассердился мой отец.
- Мы делаем все возможное, но он подсознательно себя убивает.
- И что делать?
- Нужно вывести его из депрессии.
Прохор тяжело вздохнул, опустился на стул возле моей кровати и тихо проговорил:
- Снимите чары…. Верните его в сознание.
- Рискованно. – Отказывался доктор.
- Вы посмотрите, Семён под воздействием ваших чар даже на живого не похож!
- Если я их сниму, он продолжит себя уничтожать…
- Как же к нему должно возвращаться желание жить, если он не осознает ничего!
- Хм. – Смутился доктор.
- Просто дайте мне поговорить с сыном.
Доктор кивнул, и провёл над моим лицом ладонями, снимая чары. Затем, он отступил к дверям.
Отец с надеждой посмотрел на меня.
Я проснулся. Голова болела, горячая и тяжёлая, словно чугун. Я пошевелился, пытаясь понять, что происходит.
- Всё хорошо. – Сказал мне отец. – Не волнуйся.
Яркий солнечный свет бьет в глаза, на улице радуются птицы очередному тёплому дню. А моё сердце разрывается от потери. Ниточка, которая связывала меня с Карсилиной, безвозмездно оборвалась, скотч тут не поможет…
- Всё плохо. – Не согласился я.
Меня не интересовало, где нахожусь, и как здесь оказался. Эти факты, просто не запечатлелись в памяти.
- Жизнь должна продолжаться. Пойми ты это уже! – не выдержал мой отец и ударил кулаком по тумбочке.
Я даже не вздрогнул, а он продолжал, весь на взводе:
- Зачем ты себя убиваешь?! Так нельзя! Прекрати сходить с ума!..
- Я не могу без неё…
- Можешь! Всё ты прекрасно можешь!
Казалось, он сейчас взорвётся. Никогда раньше я не видел его таким сердитым.
- Не смей умирать! Кому ты что докажешь! – негодовал он.
- Я просто хочу быть вместе с Карси. – Слова давались мне с трудом, в глазах затуманилось от слёз. – Ты не понимаешь…
- Всё я понимаю! Ты не представляешь насколько! – Он снова ударил по тумбочке. – Думаешь, мне было легко, когда я потерял вас с Фолией!..
Странно, но эту историю он мне так и не рассказывал. Теперь же, было фиолетово, бросал он нас с мамой тогда, или нет.
- …Но я это пережил! – Он вытер пот со лба. – И не хочу терять единственного сына!
- Карси…
- Да опомнись, ты! Её нет! – он даже хотел меня встряхнуть, но, бросив взгляд в сторону доктора, не решился.
Тут доктор, который с опаской поглядывал то на меня, то на него, решил вмешаться:
- Прохор Платонович, извините, но дальше держать его в сознании нельзя. Вашему сыну становится хуже.
- Куда уж хуже! – Буркнул Прохор Платонович.
Доктор подошёл, усыпил меня, заблокировав мысли. И я отключился, как телевизор, выдернутый из розетки. Я ничего не чувствовал, мне ничего не снилось.
- И всё равно мне не нравится, что вы подвергаете его действию этих чар! – Сердито проговорил мой отец, поднимаясь.
- У нас нет другого выбора. – Кратко ответил доктор. – Юноша сейчас слишком подавлен, и волноваться ему категорически нельзя. Только так мы можем приостановить его подсознательное саморазрушение.
- Доктор, но, всё-таки, что может ему помочь? Веселящее волшебство? Оно ведь улучшит настроение…
- Сомневаюсь. Волшебнику, может, и помогло бы. Но в случае с чародеем, это даст обратный эффект…
***
Прохор Мылченко вышел из отделения. В вестибюле к нему сразу же подбежали Мартина и Альфред.
- Ну, как он? – обеспокоено спросила Мартина.
- Стабильно. – Кратко ответил Прохор Мылченко.
Ему не хотелось рассказывать близнецам, что со мной происходит.
- Это хорошо или плохо? – насторожился Альфред.
- А где Дмитрий? – спросил мой отец, пытаясь их отвлечь от этой темы.
- Ему надоело вас ждать, и он ушел.… И, всё-таки, что с Семёном? Что врачи говорят?
Похоже, придётся им все рассказать. Он уже собирался это сделать, но тут его внимание привлёк Морквинов, с которым шла какая-то темноволосая женщина в серой блузке и розовой до колен юбке. Женщина эта тащила большой розовый чемодан.
Приглядевшись, он с удивлением узнал в ней двоюродную сестру покойной жены. Вид у этой женщины был очень рассерженный.
Димка подвёл её к ним. Прохор неуверенно протянул ей руку для рукопожатия, сказав:
- Здравствуйте, Ирина…
Тётя Ира от рукопожатия отказалась, с подозрением глядя на него.
- Кого-то вы мне очень напоминаете. Только вот, кого…
- Это отец Семёна. – Тут же подсказал ей Димка.
- Значит, ты, Прохор Мылченко, бросил жену и сына, а теперь появляешься непонятно откуда?! Совесть проснулась? – Накинулась она на моего отца.
- Это долгая история. – Смутился тот, увёртываясь от удара газетой, свернутой в трубочку.
Пока они разбирались друг с другом, точнее, разбиралась тётя Ира, Альфред шёпотом поинтересовался у Димки:
- Слушай, а что это за женщина? И почему она себя так ведёт?
- А Семён вам не рассказывал о своей тетё, которая живёт в Зебрландии…
- Вроде, что-то рассказывал. – Вспомнила Мартина.
- Так вот, это она, собственной персоной.
- Я уже её боюсь. – Ухмыльнулся Альфред.
Тётя Ира тем временем выдохлась изливать моему отцу своё возмущение, и устало опустилась на скамью, обмахиваясь газетой.
- Вы… вы… – она, тяжело дышала. – Чёрствый сухарь.…
Прохор Мылченко, решив, с ней не спорить, опасливо присел рядом, материализовал стакан с водой и протянул ей.
Отпив три глотка, она чуть остыла, и просипела:
- Что с Семёном?
Морквинов подкатил чемодан, оставленный тётей посреди вестибюля, к скамье, Альфред с Мартиной сели по другую сторону от тёти Иры.