Главное, дождаться, пока все во дворце уснут, а потом осторожно спуститься вниз на фамильное кладбище. Карси ведь там совсем одна, и ей очень холодно!
Да и как могу уснуть после всего, что произошло! Мысль о том, что Карси больше нет, причиняла столько боли, что хотелось закричать, как я ненавижу Жизнь за то, что мне приходится всё это терпеть, за то, что Жизнь отдала Карсилину Смерти, как какую-то безделушку!
Я закрыл глаза, слушая, как по коридору ходят люди. Что же им не спится! Они ведут себя, как муравьи. Но муравьи – рабы своих инстинктов, они как роботы. Да и люди, по сути своей тоже винтики какой-то системы. Крутятся, вертятся на шарнирах, суетятся, что-то усердно делают, бесконечно кому-то, подчиняясь…. А зачем?! Им что, нравится быть винтиками?
Я высунулся из-под одеяла, зная, что больше никто не войдёт.
Карси. Ты ведь рядом! Подай мне сигнал, будет не так страшно за тебя!..
Наконец, дворец погрузился в сон, и я осторожно вышел из комнаты.
***
На кладбище династии Фротгерт было всё так же прохладно. Свечи вокруг Карсилины всё так же горели, даже не убывали.
Я опустился на колени, пытаясь держать себя в руках и не плакать.
Карси не умерла! Не умерла! Ясно вам всем!
Бывает же, что люди впадают в такое состояние, как летаргический сон, а их принимают за мёртвых. Говорят, так умер один писатель в девятнадцатом веке, его по – ошибке похоронили. Такие люди могут проспать очень много лет, а, проснувшись, не понимают, что творится вокруг, ведь, фактически, оказываются в другой эпохе.
- Пожалуйста, проснись! – умолял я Карсилину, но она не отвечала. – Не поступай так со мной. Я же люблю тебя!
Я просидел возле неё до самого утра, не сомкнув глаз, веря что она проснется.
Утром за мной зашёл отец.
- Семён, пойдём…
Прохор Мылченко был уверен, что я хоть какое-то время спал этой ночью.
- Нужно отсюда уйти. Скоро начнётся церемония.
- Карси не умерла!– Твердил я, как заведенный. – Не умерла!..
Не помню, как, но отцу удалось увести меня с кладбища. Я находился в каком-то забытье. Всё вокруг переставало существовать, становилось таким далёким и призрачным.
Он привёл меня в комнату, материализовал чашку с кофе, поставив на мой письменный стол.
- Выпей и успокойся. – Голос его был спокоен, но я знал, что он очень переживает, просто, старается не показывать этого.
Я, молча, посмотрел на кружку, не испытывая особого желания пить мутную горячую жидкость.
- Тебе станет легче. – Уговаривал отец.
Если бы можно было убрать эту боль, уничтожить пустоту в душе, заглушить, лишиться всех этих эмоций раз и навсегда! Кружка с банальным кофе мне не поможет. Она не вернёт Карси, не сделает меня бесчувственным бревном, и не исцелит от терзаний! Тут нужно средство посильней, например, пуля в висок…
- Тебе нужно успокоиться. – Отец пододвинул ко мне чашку и стал маячить за спиной, ожидая, пока я послушаюсь.
Мне вспомнилась Башня со Стрелкой Вечности. А потом возник образ Карсилины. Вот она смеётся, выглядывая из этой Башни, а потом говорит мне что-то. Слов я разобрать не могу…
- Выпей, пожалуйста! – к реальности меня вернул голос отца.
Я, нехотя, взял кружку. Кофе уже остыл. Очередное доказательство непостоянства нашей жизни. Ничто в ней не может быть вечно, даже теплота чашки с кофе.
Я сделал глоток и поморщился. Чуть тёплый кофе, разбавленный сливками, без сахара. Я обычно сахар добавлял. Но в данной ситуации он мог быть роскошью, или показывал, что Прохор Мылченко не любит сладкое.
- Вот и молодец. – Шепнул мне тот. – Я туда успокоительного добавил и чар всяких…
Смесь фармацевтической панацеи и магии? Я бы сказал «весьма забавно», но не сейчас. Сделал ещё один противный глоток. Жизнь становилась бесцветной, скучной и… никакой. Как содержимое этой чашки.
А затем мне дико захотелось спать. Может быть, сказывалась бессонная ночь, или то, что добавил в кофе отец. Я и сам не понял, как уснул прямо за столом, уткнувшись лбом в учебник по Самодисциплине.
Прохор Мылченко перетащил меня на кровать, затем, убедившись, что всё-таки сплю, вышел из моей комнаты.
***
Странно, но мне даже сон приснился, как будто меня затягивает большое серое и липкое облако, по структуре напоминающее сахарную вату. Оно поглощает меня, а я кричу и сопротивляюсь. Оно постепенно лишает способности двигаться. Я не могу даже пальцем пошевелить, весь увязший в субстанции. Потом это гадкое облако начинает сдавливаться, и мне становится трудно дышать. Оно хочет убить меня, превратить в себе подобное нечто! Я не могу сопротивляться.… И тут я вижу вспышку света, яркую-яркую. Серое облако верещит, растворяется, а я падаю на спину, на белый дощатый пол. Карси закрывает свой амулет и спрашивает «Семён, с тобой всё в порядке?». А я лежу неподвижно, и смотрю на неё, не в силах ничего сказать. На ней чёрное бархатное платье до колен, и корона с рубинами. «Всё хорошо, его больше нет» – С этими словами она дотрагивается до меня, и я снова обретаю способность двигаться. Я поднимаюсь на ноги, и говорю ей «Пожалуйста, не уходи!». Она смеётся, делает шаг назад и проваливается куда-то в бездну…
Проснулся я, когда в комнату вбежала перепуганная моими криками горничная. Собственно, она меня и разбудила.
Я тяжело дышал, пытаясь оправиться от кошмара. Она тут же принесла мне стакан воды. Я выпил его залпом и поднялся с кровати, меня пошатывало, и я едва не упал, благо, горничная усадила меня в кресло.
За окном шёл дождь и было темно. Тяжелые капли барабанили по стеклу.
Интересно, сколько я проспал, благодаря чарам, которые наложил на меня отец?
- А где все? – не знаю, почему я решил задать ей именно этот вопрос. Логичней было спросить, который час, или который день, долго ли я был в отключке…
- Внизу на фамильном кладбище. Прощаются с принцессой… – Ответила она, и, судя по тону, ей было грустно.
- Почему?!.. – Я попытался встать, но колени подкосились, и я упал обратно.
- Прохор Платонович запретил вас беспокоить. Вы слишком много нервничаете…
- Её нельзя хоронить! Карси не мертва!
Нужно им помешать! Они ведь не понимают! Они все ошибаются!!..
***
Они стояли возле мраморной плиты, на котором в открытом белом гробу лежала девушка. Казалось, она всего лишь заснула, и придет день, когда она, наконец, проснется. На голове у нее красовалась небольшая золотая корона с рубинами.
Возле мраморной плиты встали два здоровенных мужчины в черных фраках, на лица у них были натянуты прямоугольные маски серого цвета. Маски эти – Листонская традиция, никто не должен видеть лицо похоронщика.
- Приступаем! – сказал один из них, взмахнул рукой, и гроб поднялся в воздух.
Еще, кроме двух похоронщиков, здесь присутствовали Альфред с Мартиной, девушка едва сдерживала слёзы, Димка, Зольтер с Серебринкой и Прохор Мылченко.
Мраморная плита отъехала в сторону, открывая яму, метра два глубиной. Гроб стал медленно опускаться. Мартина, дрожа, прижалась к Димке, облачённому во всё тот же чёрный свитер, Серебринка тяжело вздохнула и взяла за руку Зольтера, Альфред тихо стоял возле Прохора Мылченко. Никто из них не проронил ни слова…
Я бежал по коридору второго этажа, затем по лестнице в подземелье, затем по коридору, ведущему до кладбища, выбиваясь из сил и не смея останавливаться. И я успел.
С яростью распахнул входные двери и прокричал:
- Зачем вы всё это делаете?!!
Все вздрогнули и обернулись. «Я думал, он как минимум два дня проспит» – шепнул Прохор на ухо Серебринке, словно оправдывался.
Я подошёл к ним ближе, с презреньем взглянул на похоронщиков, внутри меня всё кипело от злости.
- Значит, вы все сговорились, да?!
Серебринка непонятливо на меня посмотрела, Зольтер попытался что-то сказать, но я ему этой возможности не дал:
- Я вас ненавижу!..
- Пожалуйста, тише! – шикнул мне отец. Собственно, он меня тогда злил больше всех.