– Ура! – воскликнул мальчик. – Работает.

– Если бы я не включила рубильник, – скромно сказала Эллис в самом углу комнаты, – то вряд ли бы у тебя что-то получилось.

– Спасибо, – быстро сказал мальчик, надел наушники и откашлялся. Эллис показала знаками, чтобы тот начинал. Приемно-передаточная аппаратура работала как надо, и где-то по школе прошлось троекратное эхо с голосом забытого всеми мальчика.

– Послушайте меня… – сказал Карл, и осекся. Эллис вопросительно смотрела на него, не понимая, почему он не продолжает. Но то ли он не знал, что еще можно сказать упорным жителям этого города, чтобы пронять их, то ли решил этого не делать. «Ну, давай же!» – говорили глаза Эллис. «У тебя получится!».

«Но я не уверен!» – отвечал Карл.

«Это нужно не только тебе».

Он решился. Сперва чихнул, огласив на всю школу, разбудив, таким образом, многих и через мгновение начал:

– Это Карл. Надеюсь, вы меня слышите. Если да, то вы сможете понять меня. Сейчас мне нужно это, как никогда. Раньше я не понимал, что значит имя. Имя – звук, сочетание правильных букв, и если оно неудачное, то жизнь нарушена. Я раньше думал, что придумывая для меня имя, не слишком старались. Пусть он зовется как-нибудь. И с этим как-нибудь я жил долго, пока однажды не решил сбежать. И сбегая, шаг за шагом, я возвращался назад, к себе, своему имени. И это не зависит от того, как я бегаю – быстро или медленно. Буди ли я ехать на машине со скоростью ветра или передвигаться медленным шагом. Не важно. Мое имя всегда со мной. Оно со мной ест, пьет горячий чай, у него тоже болит голова и нуждается в поддержке. Оно может смеяться и плакать и с ним нужно бережно обращаться, как с близким человеком. Кто бы вы ни были. Жаренный Петух или Лорд Красавчик. У вас есть выбор – ходить с кривым лицом или же радоваться тому, что вы и только вы имеете универсальное имя, приносящее удачу.

Эллис плакала. Карлу казалось, что сейчас плачет вся школа. Урок приостановились. Какая литературы и спряжение глаголов, какая физика и оптические опыты. Все плачут. И слезы растопят это забытье, вернут былое равновесие. Эллис тому подтверждение.

– Как ты думаешь, все получилось? – спросил Карл. – Они меня услышали?

Эллис кивнула, Карл с облегчением вздохнул. Оставалось только выйти, чтобы проверить, хотя почти не сомневались в успехе. Он говорил так проникновенно, как говорил Ковбой-Волшебник со всеми, убеждая их в чем-то. И пусть он не слышал ни одного слова от Ков…Рона, Рона, он попытался следовать одной важной заповеди. Говорить правду. И тогда все услышат. Вот оно настоящее волшебство, которое скрывал Рон.

– Где бы ты ни был, Рон, – подумал Карл, но не успел. В дверь, которую они предварительно закрыли, стучали. Эллис кивнула, и Карл с воодушевлением решил ее открыть. – Они пришли, чтобы сказать, что помнят меня, – решил мальчик, подходя к двери. – У них слезы на глазах, и на губах предвкушение теплых, если не горячих, слов.

– Откройте, – послышалось за дверью. – Это хулиганство какое-то, – раздался голос учителя математики, – Невероятно, – прошептала упавшим голосом учительница пения. – Нет возможности нормально вести уроки, – жаловались другие. Их было много, и все они были сильно возбуждены в нехорошую сторону.

– Не подействовало, – с досадой в голосе произнес Карл. – Но почему? Что я делал не так? Зря я надеялся на то, что какой-то радиосигнал сможет пробить эту толстую шкуру ВЛИ.

Времени было намного меньше, но оно тем не менее было. Но мальчик потерял надежду, хотел открыть дверь, чтобы выйти за ее пределы, спуститься вниз по лестнице, пройти коридор, оказаться на улице, где его уже давно поджидает один субъект из лаборатории, находящейся в подвале роддома. Однако не всем так казалось.

– Нужен передатчик большего радиуса, – воскликнула Эллис. – Я постараюсь помочь. Мы можем подсоединиться к центральному пульту. Для этого мне нужно, для этого мне нужно, – задумчиво произнесла она.

– Что тебе нужно? – взволнованно спросил Карл.

– Чтобы ты успокоился, и позволил мне подсоединить провода, создав электропроводник. Мы подключим ее к вот к коммуникатору, в данном случае, им будет служить старая, но очень верная сеть, и сигнал сможет подаваться не только во все радиоприемники, но и телевизоры, а также все, что имеет антенну, – Она накручивала провода один на другой, а Кард все удивлялся, что она так много знает. – На уроки надо ходить. На Карлгебру, на литералгебру… все готово, – сказала она, чтобы показать, что у нее получилось, – осталось только замкнуть цепь и город наш. – Извините, уважаемые телезрители, но наш канал прерывает свое вещание в связи с важным информационным сообщением.

Эллис соединила провод, выставила чрез трубу антенну, выставила режим, и дала отмашку, чтобы Карл говорил.

В этот самый момент во всем городе люди, сидящие по привычке перед телевизором, уплетающие ужин, не открывая глаз от экрана, где происходило очередная серия сериального помешательства, увидели, что сперва пошла полоса, а потом на фоне душещипательного разговора героев «мыльной пены», послышался голос.

– Я Карл и не хочу зваться ни Дуком, ни Дагом, – произнес мальчик. И пусть не получилось с первого раза, всегда есть второй. И третий. И главное, что он не один в такую ответственную для него минуту. – Вы меня простите… – продолжил он. Эллис затаив дыхание следила за работающим, немного искрящимся проводником, – …я говорил не всегда то, что думал, и поплатился за это сполна. Но, надеюсь, что мне не придется расплачиваться за это всю жизнь. Достаточно и тех дней… «Время!» – раздался голос Восьмого. Он прозвучал не менее громко, чем глосс Карла – казалось, что агент тоже знал устройство электрических цепей и подсоединился. И все в городе слышали это. И все что-то почувствовали.

Карл не мог говорить, он ничего не видел – в глазах возникло желтое пятно, потом другое и, наконец, скопление этих желтых пятен. Они облепили его, утаскивая за собой. В черную бесконечную дыру. Он падал, а на него смотрел осьминог с лицом Бонза и подмастерья, приготовившие блюда под второе, вытянув вилки, ждали его внизу.

– А! – закричал он. – Не надо.

– Тихо, – услышал он голос, такой знакомый и родной. Он открыл глаза и увидел сперва осьминога, но уже через мгновение пелена кошмара спала и… на него смотрела мама, папа…

– Где Восьмой? – воскликнул мальчик, стараясь приподняться, хотя и чувствовал слабость.

– Кто? – не поняла мама. – Ни восьмого, ни девятого здесь нет. Есть мы, твои мама и папа.

Весь класс (по возможности, кто смог втиснуться в это микропомещение) смотрел на него. Они были обескуражены. В их глазах читалось что-то невероятно странное – они не понимали, почему здесь и были растеряны. Только что они услышали голос незнакомого мальчика, потом что-то произошло, и они удивились, как могли не узнать Карла.

– Что здесь происходит? – раздался сердитый голос. – Почему все столпились здесь, а не в классе? – Я не понимаю.

Он прошел сквозь толпу, чтобы разглядеть пристального внимания большинства. Когда их глаза встретились, Карл спросил:

– Мистер Пок?

– Да, – ответил он.

– Как поживает ваша собака?

– Прекрасно, – удивился директор. – Но почему тебя интересует моя собака?

– Меня интересует все, – радостно ответил мальчик. – Я так долго отсутствовал.

Эпилог

Осень подарила еще один солнечный день. Воробьи на ветках, как оставшиеся листочки бесконечно чирикали, веря, что холодные ветра отступили, что холод решил повременить и дать последнюю возможность погреться. Так думали не только птицы, но и те, кто не поленился выйти на улицу, пройтись, поговорить с соседом, не кутаясь в теплый картуз от ветра, так как ветер был сегодня благосклонен – он как будто выскочил из печки, и обогревал не только макушки, но и все тело.

Конечно, не сегодня-завтра дождь. Исчезнет пыль, папа выкатит свой «Бьюик», чтобы косой помыл пусть не на ходу, но тоже машину. Мама приготовит ужин, и вместе, сидя за столом, начнут говорить. Пока не наговорятся. Про то, как дела у папы с его новыми клиентами, в том числе крупной рыбой, о совместном времяпровождении в следующие выходные. О том, что он скучал. Ни слова о лаборатории, о Бонзе, Осьминоге, Восьмом, производящем новые имена заводе, тюрьме и подмастерьях. О городах, в которых он побывал, о клоунах, о «Семи глотках смеха» и о своем удачном дебюте в их спектакле. О Волшебнике, ставшим для него на время старшим братом, учителем, показавший своим примером, что нужно верить в себя и тогда все получится. О похитителях, что пусть и оставили о себе неприятное впечатление, но тоже являлись частью большого приключения. Пусть все это останется с ним. Так он решил. А имя. А что имя? Это имя дали ему родители. И оно не такое уж и плохое. По крайней мере, он попытается дать ему шанс. А шанс – это всегда надежда на лучшее.