– Хорошо, примерю еще тройку, – согласился Карл.

– Мне кажется, ты не понимаешь всю серьезность положения – это последние три имени… – прошипел Осьминог, взметнув щупальца вверх, изобразив взлохмаченную голову.

– Да-да, последние, – лениво сказал мальчик, уставший от этих экзаменаторов, скучных, как и все учителя, наверное, во всем мире.

Очередное шушуканье, тасование желтых листочков, и выбор нужного среди трех – это напоминало вручении премии киноакадемии за лучший фильм. Но здесь скорее вручение премии за худшее поведение не по сценарию ВЛИ. Премия – имя.

– Имя Дон, – объявил центральный человечек. – Мы даем имена тех, кто стал известен, получил медаль или что-то открыл. Дон Шоперт – известный кинорежиссер, снял массу культовых фильмов. Дон Клакс – дизайнер-художник, обрисовавший на луне несколько пещер. Собирается лететь на Марс, Плутон и по возможности на все планеты Солнечной системы. Дон Пупер – известный шахматист, самый первый и всех шахматистов, получивший возможность играть, как только начал ходить.

– Дон Лайв – организатор свадеб, – сказал сосед.

– Дон Ног – кинолог, – воскликнул человечек с краю.

– Дон Фрайди – человек-парашют, – эстафетная палочка вновь вернулась к центральному.

Карлу не хотелось это слушать. Это имя не могло принадлежать ему. Не смотря на то, что из него выросли кинологи и шахматисты, художники и режиссеры Он напоминало колокольный звон. Дон-дон-дон.

– Можно услышать следующее? – прервал он их ликование. Они снова зашушукались, стали тасовать оставшиеся две карточки, чиркнув красным маркером на первой и отложив ее в сторону. Теперь из восьми щупалец головоногого – пять были на столе.

– Имя Клайв… – прогремело в воздухе, – очень похожее на ваше. Среди Клайвов встречаются такие фамилии, как Друг, Жопр, Хавани. Они прыгают в высоту, читают по пять книг в день, и умеют готовить пиццу «пепперони». И эта похожесть вам поможет как можно быстрее привыкнуть к нему.

Карл задумался. Клайв. Странное имя. Да, немного напоминает Карл. Но все равно не то же самое. Вместо Карла его будут дразнить Лаем. И, правда, какое-то лающее имя. Может быть, он мог привыкнуть к нему, но только ненадолго. Сперва его будет бесить, как оно пишется в дневнике, потом как к нему обращаются друзья и родители, а потом он будет сожалеть о том, что он не выбрал его, как нечто исключительное, а пошел на компромисс. Если и менять имя, то по-настоящему. Если сейчас у него имя из четырех букв, то выбрать он должен из десяти, на крайний случай, восьми, не содержащие буквы «к», «р» и «л».

– Извините… – сказал он, дав понять «комиссии», что он не согласен. На этот раз они не перешептывались, как будто точно знали. И, правда – имя-то осталось одно, и размышлять было не о чем. Только центральный что-то надписал красным на второй карточке.

– Третье, – громко провозгласил человечек в белом, сидящий с краю, взял в руки желтую карточку, и сам произнес – Фолли…

Ну, уж точно нет – это первое, что прокричал внутренний человечек (отвечающий за все, что происходит внешне, помогающий, если хозяин в чем-то неуверен).

– Фолли Шак – телевизионная суперзвезда, – продолжал «белый». – Все звезды меняют имя, а Фолли с фамилией Шак взял свое собственное имя, данное при рождении. Вместе с именем вы получаете возможность выбрать телевизионную карьеру, контракт на ближайшие пять лет, возможность сниматься в рекламе и ситкоме про нашествие инопланетян. Вам не нужно будет учиться и у вас не будет родителей, так как телевидение – будет вашим домом.

Заманчиво… конечно. Только все это не стоило того, чтобы носить препротивнейшее имя Фолли.

– Все же нет… – робко сказал он, и не заметил, что на столе все также пять щупалец, но три из восьми были не под столом, а вцепились в шею Карлу, и зловонное чрево монстра изрекала с грубым шипением:

– Безобразие, мы с ним только в лото не играем. А он заладил. Нет и нет. Мы же тоже можем сказать «нет».

«Белые» продолжали шушукаться, маркировать третью карточку, пока головоногий сжимал шею мальчику. Тот уже стал терять сознание, когда в комнату вошел «Восьмой» и забрал его, чтобы отправить в камеру.

31

И снова черная комната со светящейся замочной скважиной, снова спорящие друг с другом подмастерья, кому подать воды и выпивающие ее сами, снова… неизвестность. На вопрос «что со мной будет?», ему ответили глубокомысленным молчанием. Они будут решать. Слишком все неоднозначно. У Карла была такая возможность, и он ею не воспользовался.

– Но не мог я стать Доном, – шептал он, прислонившись к холодной стене, – И Клайвом тоже, и Фолли.

Но если действительно нет больше имен, то что же получается? Конечно, у него был ответ – ему было нужно новое имя. Только эти осьминогообразные и белые, а также «Восьмые» и те, которых он не видел в лицо (если оно у них есть) считали по-другому и предполагали, что… да, интересно, что его ждет? Ренэймэтор? Или что-то более страшное?

Стена, к которой он прислонился, была теплой – как будто за ней что-то готовили. Они варили ему имя, которое он будет носить, независимо от того нравится оно ему или нет. В больших котлах, добавляя туда ингредиенты, от которых варящаяся субстанция бурлит и покрывается маленькими пузырьками.

– Назовут меня Ым, и буду я всю жизнь мучаться. Да, наверное дразнить не будут – слишком трудно произносить, но каково самому, когда тебя спрашивают «Ваше имя?» и ты… Или Ботинком, например. Меня зовут Ботинок… Не печалься, зато у каждого они есть и все возятся с ними по несколько раз на дню… Зубочистка. Тоже хорошее имя… для них, естественно. А для меня, – подумал мальчик. – Все будут говорить одно и то же – подойди ко мне, мальчик, я только что покушал.

С этими мыслями он и уснул, и ему мерещились звезды, шахматисты и художники, расписывающие космические корабли, повара, умеющие печь хлеб размером с грузовик. Они стучались в дверь, ругались друг с другом за право поменяться. Наседали, на раз-два, протаранили дверь, ворвавшись…

– Проснись, – услышал Карл, открыл глаза, но кроме черноты ничего не увидел. – Да проснись же! – повторили где-то рядом, и этот голос показался таким знакомым, что его невозможно было ни с кем перепутать. Он подбежал к маленькому отверстию в двери, и увидел перед собой оранжевое чудо, а точнее его свитер и серьезный взгляд на детском личике. Вот кому он был действительно рад.

– Бонз! – радостно воскликнул мальчик. – Ты что здесь делаешь? Я думал, что тебя убили… так мне Нэймер номер 8 сказал.

– Он был прав, – меня ликвидировали – то есть лишили возможности работать. И кто я теперь? А что я делаю? – передразнил агент, переходя на шепот. – Теперь я могу сказать, так как меня все равно уволили. Только тихо, так как подмастерья будут спать крепко не более пятнадцати минут. Ты должен соглашаться на одно из трех имен. Если ты не согласишься, то они сделают из тебя агента…

– Но я уже… – робко сказал мальчик.

– Что? – растерянно спросил Бонз. – Тебе уже предлагали? Все три имени?

– Да, – еще более тише ответил Карл.

– И ты отказался? – спросил агент.

– Да, – совсем тихо сказал мальчик.

– Вот черт… – прошептал Бонз, и стал тихо, но нервно стучать головой о дверь, – это плохо. Это очень плохо. Как же так? Я думал, что они дадут тебе больше времени подумать. Обычно они дают больше одной ночи. С тобой почему-то они поспешили. Так поступают с самым…

Он перестал молотить дверь, послышался топот, и, не смотря на зов Карла, Бонз куда-то исчез. Он точно знал, что это были подмастерья и возможно они услышали этот звук головы о дверь и… остальное ему неизвестно. Как плохо быть запертым – нельзя увидеть, как все на самом деле происходит, остается одно – воображать. Вот сейчас ему казалось, что агента скрутили эти тупоголовые подмастерья и несут в лапы головоногому, чтобы тот размял на нем свои щупальца. И что говорил оранжевый про…

– Они снова проснулись… – послышался голос, от которого Карл чуть не подпрыгнул до потолка от радости, – пришлось им подушку подложить. Ух, ребятки не пили бы вы столько воды, не спали бы сейчас так сладко.